пилишь-то меня? Робенокъ я штоль малый? Чать четвертый десятокъ доживаю, пора понятіе-то имѣть, а ты
на поди! Сказалъ соблюду, ну и соблюду; будь ты безъ сумлѣнія! досадливо говорилъ въ сотый уже разъ одно и тоже Осипъ Константиновичъ.
— Да вѣдь знаю я тебя!... Ну, загуляешь ты, али што — вѣдь бѣда! Вспомни ты, што у тебя не сынъ родной въ лавкѣ-то—наемникъ. Вѣдь голымъ пустятъ, нищимъ сдѣлаютъ! пыла Дарья Карповна.
— Преображеніе эфто у тебя, и болѣ ничего. Ну, первый годъ я штоль торгую-то? Обиралъ меня кто? Эхъ, баба, баба... Сами мы, мать, глядимъ, кого бы обрать, а не то што-што! — Да вѣдь...
— Даша! крикнулъ совершенно раздосадованный Осипъ Константиновичъ.—Не серди же ты мепя!... Што эфто за линія на тебя попѣ пашла? Вѣдь я, Дарья, терплю,
терплю, а коли ужь не въ терпежъ будетъ—я тебѣ вѣдь, на прощапье-то, бока отломаю! Фу, ты, до чего надоѣла!...
— Хушь въ дребезги меня разбей, а все я тебѣ толковать буду! Вѣдь добро наше, потомъ заработан
ное, пропадать должно, коли што! заплакала Дарья Карповна.
Работновъ досадливо оттолкнулъ недопитый стаканъ чаю и порывисто вскочилъ съ мѣста.
— Тьфу ты, дьяволъ! прости, Господи .. Да вѣдь я тебѣ, мотовило ты чумазое, сто разовъ говорю, што соблюду себя! Чаво же ты ноешь-то? Азіатская твоя душа! гаркнулъ Осипъ Константиновичъ, такъ что стекла зазвенѣли.
— Не сердись, Осипъ Константиновичъ, не произноси грѣховныхъ то словъ на дорогу, не хорошо эфто... Ну, ладно, ладно, вѣрю тебѣ... Только вотъ рази насчетъ женскаго пола... Падокъ ты до бабъ то, Осипушка, а тамъ вѣдь ихъ—ой-ой сколько! Содомъ ихъ тамъ, окаянныхъ грѣховницъ... Храни ты супружество то...
— Гм! Да што я по двадцатому году што-ль! Нѣтъ ужь, братъ Дарья Карповна, не глядѣлъ бы я наэфто, отошло время ужь!...
— Сумнителыю, Осипъ Константиновичъ, ой, сумнителыю! Намеднись какъ то бредилъ ты, куда какъ не хорошо бредилъ: все дѣвы какія-то грезились тебѣ, да перси наливныя...

Осипъ Константиновичъ не много смутился.

— Мало-ли што сонному въ голову то лѣзетъ, особливо какъ пьяный ляжешь... Опять же бѣсъ соннаго человѣка тѣшитъ...
— Вотъ онъ то погубитель и почнетъ тебя смущать. Ой какъ боюсь то я эфтаго!...
— Ну вотъ!
Осипъ Константиновичъ взглянулъ на часы.
— Эге!. Одначе пора: до отхода то часъ съ небольшимъ осталось, а вѣдь еще доѣхать надо, да то-се... Присядемъ, Даша, да и съ Богомъ. Эй, все ли тамъ готово?
Посидѣли, помолились, поцѣловались и наконецъ вышли на дворъ.
— Дозволь-ка ты мнѣ, Осипъ Константиновичъ, слѣдомъ за тобой-то ѣхать, робко начала Дарья Карповна, когда самъ ужь влѣзалъ въ пролетку.—Домовничать оста
вила бы тетушку, да денька черезъ два и за тобой...
— Эхъ, опять за эфто! Эка вѣдь ты дура, Дарья! Ну, можно-ли и домъ, и лавку, и все такое бросить? Ахъ, Дарья Дарья!... Вѣдь вотъ помолились, простились, а нельзя, штобъ дурой тебя не обругать! Эхъ... Ну, прощай-же... Трогай, Иванъ...
— Пиши же мнѣ, какъ я тебѣ наказывала; только что пріѣдешь—въ туже минуту и пиши. Коли послѣ
завтра не получу твоего письма—вотъ те Христосьпріѣду! Хошь заколоти ты меня, пріѣду! крикнула Дарья Карповна уже въ слѣдъ.
— Да ладно-же, въ туже минуту иапишу, а исто тилиграмму дамъ, будь благонадежна,—обернувшись, успо
коилъ Осипъ Константиновичъ супругу и выѣхалъ со двора.
II.
Чрезъ четверть часа добрый конь домчалъ Осина Константиновича до Нижегородскаго вокзала. Отпустивъ кучера, Работновъ поручилъ служителю сдать вещи и би
летъ взять, а самъ, съ облегченной душой, «хватилъ
хорошепько у буфета и, посмѣиваясь надъ тревогами супруги, усѣлся въ вагонѣ.
— Эко вѣдь эфто бабье сословіе сумнигельное какое, бѣда! Душу всю изъ тебя вытянетъ своимм тол
ками то да охами, пра! думалъ Осипъ Константиновичъ, сидя въ вагонѣ.—Оно конешно: бывало прежде, погули
вали во какъ! И грѣшили бывало, законъ нарушали и все такое, ну да вѣдь на все время. Таперь, кажись,
распрекрасная Миликтриса принцесса приди, такъ и то не нужна, а не то што! Погулять—погуляемъ, попьемъ:
безъ эфтаго нельзя ужь, ну, а только себя не опустимъ, пальца въ ротъ никому не положимъ! Нѣтъ, братъ,
шалишь!... Осипъ Работновъ пьянъ, а лишняго гроша не передастъ, ннѣтъ!... Ирнкаіцики у меня народъ хо
рошій, одначе съ голыми руками въ мой карманъ не ходи—ожжесся!... А Дарья Карповна, ну ко се, боится!. Хе, хе, хе...
II Осипъ Константиновичъ посмѣивался надъ неразумными опасеніями супруги. А поѣздъ летѣлъ, да летѣлъ.