Станція за станціей оставалась сзади и все ближе и ближе подвигались къ обѣтованной землѣ—Нижнему.
— Станція Владиміръ. Поѣздъ стоитъ полчаса. Буфетъ! прокричалъ кондукторъ, быстро проходя вагоны и отпирая двери.
— Буфетъ? Это дѣльно: цапнемъ малость и закусимъ; разлюбезное дѣло, сказалъ Осипъ Константиновичъ и пошелъ изъ вагона.
— Ба, ба! Ося Работновъ!... Вотъ онъ, гусь то лапчатый!... Вотъ важно, вотъ преотлично! раздался голосъ, лишь только Осипъ Константиновичъ вышелъ на платформу.
Онъ оглянулся.
Съ распростертыми объятіями стоялъ въ двухъ шагахъ отъ пего его задушевный другъ и пріятель, прежде Московскій, а нынѣ Владимірскій купецъ, Алексѣй Ивановичъ Воротовъ.
— Алеха! радостно отозвался Осипъ Коистантиновичъ. Вотъ встрѣча то! А я, братецъ ты мой, и забылъ,
што тутъ живетъ эфтотъ самый Алеха Воротовъ! А вонъ онъ, самъ тутъ!... Здорово, дружище, здорово!..
Пріятели облобызались.
— Въ Нижній собрался?
— Да, братъ, туда. А ты тоже ѣдешь? — Ѣду, только погодя денъ пять-шесть.
— Тэкъ-съ. Ну, идемъ, долбанемъ, што-ль по махонькой? предложилъ Осипъ Константиновичъ.—Тамъ и про житье-бытье покалякаемъ, поѣздъ то стоитъ полчаса...
— Полчаса то полчаса, а только я тебя чрезъ полчаса не пущу...
— ІИто ты, Алеха, угорѣлъ што-ли? Ай для меня отдѣльный поѣздъ пойдетъ? Али ждать будутъ? Ха, ха, ха...
— А ты не смѣйся. Ни отдѣльный не пойдетъ, ни ждать не будетъ, а завтрашній день очередной, омнаковенный въ эфти же часы пойдетъ и я тебя предо
ставлю, а до тѣхъ норъ мы съ тобой время проведемъ, погуляешь малость. Ну, супругу мою повидаешь, она тебя и то все поминаетъ...
— Не модель, братъ Алеша!
— Пустое! Вѣдь еще рано тебѣ въ Нижній-то? А ты для пріятеля сдѣлай одолженіе; чай мы съ тобой въ Москвѣ то во какъ жили, друзьями. ІІодь-ко, тащи свои вещи, да и съ Богомъ ко мнѣ; на дорогу здѣсь по единой протащимъ...
— Да право же тово, не рука! раздумчиво сказалъ Осинъ Константиновичъ.
— Эко ты, братецъ, какой сталъ не сговорчивый! Да што тебѣ день-то одинъ значитъ! Ровнехонько таки ни чаво. Покрайности мы съ тобой время проведемъ,
потолкуемъ. Вѣдь годъ не видались, Ося!... Нѣтъ, ты и не серди меня, и не гнѣви—ѣдемъ. Сказать ли тебѣ, братъ, што я тебя нарочно дежурю здѣся вотъ ужь тре
тій день! Да штобъ поймавши экова бобра—я опустилъ? Ннѣтъ, шалишь!... Ну, ворочайся же! Гдѣ ты сидишьто! ІІодемъ вмѣстѣ...
И Воротовъ насильно потащилъ Осипа Константиновича къ вагонамъ.
— Самому мнѣ охота, Алексѣй Ивапычъ, побывать у тебя, да ей Богу же не рука; женѣ обѣщалъ въ туже минуту написать, какъ пріѣду; ждать будетъ, сама прикатитъ! Вѣдь ты чать знаешь ее...
— Знаю то знаю, а вотъ того не зналъ, что Осипъ Работновъ по глупѣе сталъ! Ха, ха, ха!!. Чудакъ-че
ловѣкъ, неужто мы эфтого дѣла не поправимъ? А ты подь скорѣй въ буфетъ, напиши письмо своей супругѣ,
што пріѣхалъ, молъ, супруга, благополучно, въ здоровьѣ исправенъ, чего и вамъ желаю, ну, и все такое, а письмо эфто отдай моему прикащику, у меня сегодня Иванъ ѣдетъ, онъ и пошлетъ изъ Нижняго... Ха, ха, ха!...
Осипъ Константиновичъ тоже засмѣялся и ужь послѣ «такого подвоха» сразу сдался.
Написали пріятели письмо, отдали его прикащику, съ наказомъ отправить изъ Нижняго, лишь только пріѣдетъ, и, выпивъ въ буфетѣ, покатили къ Воротову.
— Пріятелевъ тебѣ своихъ покажу—важный народъ есть,—и зпатно время проведемъ, а тамъ и въ Ниж
ній, може и я съ тобой поѣду, говоритъ Воротовъ и пріятельски прижималъ къ себѣ тучную особу «друга Оси».
III.
Дарья Карповна лишь только проводила мужа, какъ принялась «ревѣть» на весь домъ.
— Ой, мои батюшки, ой, мои родимые! причитала она.—Отпустила я его на чужую сторону одного одинешенька, загуляетъ онъ тамъ, запьетъ, съ мамзелями будетъ короводиться... Чуетъ мое сердце, чуетъ!... А торговля то безъ самого пойдетъ на вонъ-тараты... Ой-ой-ой!...
Явились кумушки, свахопьки и принялись утѣшать Дарыо Карповну.
— Полно, матушка, горевать! Осипъ Константиновичъ теперь въ годахъ, степенпый и богобоязненный мужчина, не допуститъ надъ собой ничего такого. Оно конешно бывальщина зфто, што грѣха таить, да вѣдь, матушка Дарья Карповна, што было, то былью поросло! утѣшали кумушки.
— Спасибо вамъ, дорогія мои, што успокоили вы меня, сквозь слезы говорила она и въ награду за это
— Станція Владиміръ. Поѣздъ стоитъ полчаса. Буфетъ! прокричалъ кондукторъ, быстро проходя вагоны и отпирая двери.
— Буфетъ? Это дѣльно: цапнемъ малость и закусимъ; разлюбезное дѣло, сказалъ Осипъ Константиновичъ и пошелъ изъ вагона.
— Ба, ба! Ося Работновъ!... Вотъ онъ, гусь то лапчатый!... Вотъ важно, вотъ преотлично! раздался голосъ, лишь только Осипъ Константиновичъ вышелъ на платформу.
Онъ оглянулся.
Съ распростертыми объятіями стоялъ въ двухъ шагахъ отъ пего его задушевный другъ и пріятель, прежде Московскій, а нынѣ Владимірскій купецъ, Алексѣй Ивановичъ Воротовъ.
— Алеха! радостно отозвался Осипъ Коистантиновичъ. Вотъ встрѣча то! А я, братецъ ты мой, и забылъ,
што тутъ живетъ эфтотъ самый Алеха Воротовъ! А вонъ онъ, самъ тутъ!... Здорово, дружище, здорово!..
Пріятели облобызались.
— Въ Нижній собрался?
— Да, братъ, туда. А ты тоже ѣдешь? — Ѣду, только погодя денъ пять-шесть.
— Тэкъ-съ. Ну, идемъ, долбанемъ, што-ль по махонькой? предложилъ Осипъ Константиновичъ.—Тамъ и про житье-бытье покалякаемъ, поѣздъ то стоитъ полчаса...
— Полчаса то полчаса, а только я тебя чрезъ полчаса не пущу...
— ІИто ты, Алеха, угорѣлъ што-ли? Ай для меня отдѣльный поѣздъ пойдетъ? Али ждать будутъ? Ха, ха, ха...
— А ты не смѣйся. Ни отдѣльный не пойдетъ, ни ждать не будетъ, а завтрашній день очередной, омнаковенный въ эфти же часы пойдетъ и я тебя предо
ставлю, а до тѣхъ норъ мы съ тобой время проведемъ, погуляешь малость. Ну, супругу мою повидаешь, она тебя и то все поминаетъ...
— Не модель, братъ Алеша!
— Пустое! Вѣдь еще рано тебѣ въ Нижній-то? А ты для пріятеля сдѣлай одолженіе; чай мы съ тобой въ Москвѣ то во какъ жили, друзьями. ІІодь-ко, тащи свои вещи, да и съ Богомъ ко мнѣ; на дорогу здѣсь по единой протащимъ...
— Да право же тово, не рука! раздумчиво сказалъ Осинъ Константиновичъ.
— Эко ты, братецъ, какой сталъ не сговорчивый! Да што тебѣ день-то одинъ значитъ! Ровнехонько таки ни чаво. Покрайности мы съ тобой время проведемъ,
потолкуемъ. Вѣдь годъ не видались, Ося!... Нѣтъ, ты и не серди меня, и не гнѣви—ѣдемъ. Сказать ли тебѣ, братъ, што я тебя нарочно дежурю здѣся вотъ ужь тре
тій день! Да штобъ поймавши экова бобра—я опустилъ? Ннѣтъ, шалишь!... Ну, ворочайся же! Гдѣ ты сидишьто! ІІодемъ вмѣстѣ...
И Воротовъ насильно потащилъ Осипа Константиновича къ вагонамъ.
— Самому мнѣ охота, Алексѣй Ивапычъ, побывать у тебя, да ей Богу же не рука; женѣ обѣщалъ въ туже минуту написать, какъ пріѣду; ждать будетъ, сама прикатитъ! Вѣдь ты чать знаешь ее...
— Знаю то знаю, а вотъ того не зналъ, что Осипъ Работновъ по глупѣе сталъ! Ха, ха, ха!!. Чудакъ-че
ловѣкъ, неужто мы эфтого дѣла не поправимъ? А ты подь скорѣй въ буфетъ, напиши письмо своей супругѣ,
што пріѣхалъ, молъ, супруга, благополучно, въ здоровьѣ исправенъ, чего и вамъ желаю, ну, и все такое, а письмо эфто отдай моему прикащику, у меня сегодня Иванъ ѣдетъ, онъ и пошлетъ изъ Нижняго... Ха, ха, ха!...
Осипъ Константиновичъ тоже засмѣялся и ужь послѣ «такого подвоха» сразу сдался.
Написали пріятели письмо, отдали его прикащику, съ наказомъ отправить изъ Нижняго, лишь только пріѣдетъ, и, выпивъ въ буфетѣ, покатили къ Воротову.
— Пріятелевъ тебѣ своихъ покажу—важный народъ есть,—и зпатно время проведемъ, а тамъ и въ Ниж
ній, може и я съ тобой поѣду, говоритъ Воротовъ и пріятельски прижималъ къ себѣ тучную особу «друга Оси».
III.
Дарья Карповна лишь только проводила мужа, какъ принялась «ревѣть» на весь домъ.
— Ой, мои батюшки, ой, мои родимые! причитала она.—Отпустила я его на чужую сторону одного одинешенька, загуляетъ онъ тамъ, запьетъ, съ мамзелями будетъ короводиться... Чуетъ мое сердце, чуетъ!... А торговля то безъ самого пойдетъ на вонъ-тараты... Ой-ой-ой!...
Явились кумушки, свахопьки и принялись утѣшать Дарыо Карповну.
— Полно, матушка, горевать! Осипъ Константиновичъ теперь въ годахъ, степенпый и богобоязненный мужчина, не допуститъ надъ собой ничего такого. Оно конешно бывальщина зфто, што грѣха таить, да вѣдь, матушка Дарья Карповна, што было, то былью поросло! утѣшали кумушки.
Дарья Карповна поуспокоилась.
— Спасибо вамъ, дорогія мои, што успокоили вы меня, сквозь слезы говорила она и въ награду за это