кипѣла кругомъ Павла Александровича, но сосредоточенно задумавшись, проходилъ изъ залы въ залу Са
молетовъ, раскланиваясь съ знакомыми и пожимая руки пріятелямъ. Всюду мерещился ему роскошный граціо
зный станъ Марьи Владиміровны, подъ каждой маской воображалъ онъ ея хорошенькое личико.
— Самолетовъ! окликнула его ухарская маска. Павелъ Александровичъ остановился. — Хочешь узнать новость? — Пожалуй.
— Пойдемъ ужинать. — Развѣ это ново?
— Это не ново, но за ужиномъ я сообщу тебѣ веселую новость.
— Времени нѣтъ, я сейчасъ уѣзжаю, лѣниво отвѣтилъ Самолетовъ и, пе обращая болѣе вниманія па маску, пошелъ далѣе.
Маскарадъ не развлекалъ его. Найдя укромный уголокъ въ гостинной, Самолетовъ усѣлся и задумался. Онъ смотрѣлъ на снующую передъ нимъ веселую толпу, ему было странно испытывать свое отчужденіе и вмѣстѣ съ тѣмъ не хотѣлось, такъ сказать, развернуться и
слиться съ общею массой. Наконецъ все это надоѣло Самолетову, онъ уѣхалъ изъ клуба домой и заснулъ съ мыслью о Марьѣ Владиміровпѣ.
II.
Павелъ Александровичъ сдѣлалъ визитъ и былъ принятъ Марьей Владиміровной самымъ радушнымъ образомъ. Не знавшая Москвы и не имѣвшая въ ней зна
комыхъ молоденькая вдовушка конечно скучала, сидя въ гостинницѣ.
Павелъ Александровичъ обладалъ всѣми данными для того, чтобы имѣть право считаться порядочнымъ зна
комымъ. По этому очень естественно, что Белевская и Самолетовъ скоро сошлись и Павелъ Александровичъ сдѣлался чуть не ежедневнымъ посѣтителемъ красавицы вдовушки. Они выѣзжали вмѣстѣ въ клубы и театры, проводили вдвоемъ вечера въ номерѣ Марьи Владиміровны за чайнымъ столомъ въ тихой бесѣдѣ. Павелъ Александ
ровичъ сталъ неузнаваемъ, прежній жуиръ нежданно, негаданно для всѣхъ превратился въ резонера. Пріятели дивились Самолетову.
— Да что съ тобою сдѣлалось, Павелъ Александровичъ, ты сталъ неузнаваемъ? спрашивали пріятели.
— Перебѣсился,—отшучивался Самолетовъ, отдѣлываясь отъ пріятелей и торопясь въ девятый номеръ гостинницы.
— Влюбленъ! рѣшили всѣ.
Самолетовъ былъ дѣйствительно влюбленъ. Онъ ясно сознавалъ это и радовался охватившему его чувству.
— Есть цѣль въ жизни,—говорилъ онъ самъ себѣ, сидя въ своей шикарной, холостой квартирѣ.—Ну что за жизнь я велъ до сихъ поръ? Безтолковая трата вре
мени и больше ничего. Кутежи съ пріятелями, вспышки мимолетнаго чувства къ женщинамъ... Что это такое? Развѣ это жизнь? Это профанація жизни, недостойная порядочнаго человѣка. Ахъ, если бы жениться на ней, я чувствую, что люблю ее, люблю страстно, безмѣрно. Но она? Любитъ ли она меня? Она всегда весела, лю
безна и ничего больше, изъ ея обращенія со мною трудно уловить что либо... Нужно сдѣлать предложеніе.
Вѣдь не можетъ же она скучать по мужѣ. Мужъ, но ея же словамъ, былъ старикъ, богачъ, женившійся на ней бѣдной дѣвушкѣ просто ради прихоти. Она сама не понимаетъ, какъ и для чего вышла замужъ. Два года,
которые она прожила съ мужемъ, оставили по себѣ какую-то пустоту, въ которой она сама не можетъ отдать отчета. Нужно какъ нибудь вызвать ее на объясненіе.
Вотъ мысли, которыя проходили въ головѣ Самолетова, пока онъ былъ одинъ. Онъ не имѣлъ иныхъ думъ, кромѣ думы о Марьѣ Владиміровнѣ, десять, двадцать разъ передумавъ одно и тоже, онъ начиналъ скучать и спѣшилъ ѣхать въ девятый номеръ гостинницы.
Однажды Павелъ Александровичъ и Марья Владиміровна сидѣли за завтракомъ, зимнее солнце яркимъ свѣтомъ обливало людную улицу, по которой туда и сюда сновали экипажи и прохожіе. Самолетовъ задумался.
— Какъ вы краснорѣчиво молчите,—улыбаясь замѣтила Марья Владиміровпа.
— Да, именно краснорѣчиво. Я наблюдала за вами и вижу, что вы задумались и задумались небезцѣлыю.
— Да, именно озабоченъ, вздохнулъ Самолетовъ.
— Не сегодня только, сегодня это только рельефнѣе выразилось можетъ быть. Вотъ уже около мѣсяца на
блюдаю я за собою и вижу, что много измѣнился противъ прежняго.
— Да, именно прежніе идеалы разбиты, но я ни мало не жалѣю о нихъ. Напротивъ я желаю, чтобы та причина, благодаря которой разбились прежніе идеалы, осталась всегда со мною... Да и что за идеалы, о какихъ идеалахъ прежнихъ говоримъ мы? Раздумье о томъ, какъ бы новеселѣе закончить пирушкою вечеръ, хлопоты о томъ, чтобы отбить кокотку у товарища, вотъ
молетовъ, раскланиваясь съ знакомыми и пожимая руки пріятелямъ. Всюду мерещился ему роскошный граціо
зный станъ Марьи Владиміровны, подъ каждой маской воображалъ онъ ея хорошенькое личико.
— Самолетовъ! окликнула его ухарская маска. Павелъ Александровичъ остановился. — Хочешь узнать новость? — Пожалуй.
— Пойдемъ ужинать. — Развѣ это ново?
— Это не ново, но за ужиномъ я сообщу тебѣ веселую новость.
— Времени нѣтъ, я сейчасъ уѣзжаю, лѣниво отвѣтилъ Самолетовъ и, пе обращая болѣе вниманія па маску, пошелъ далѣе.
Маскарадъ не развлекалъ его. Найдя укромный уголокъ въ гостинной, Самолетовъ усѣлся и задумался. Онъ смотрѣлъ на снующую передъ нимъ веселую толпу, ему было странно испытывать свое отчужденіе и вмѣстѣ съ тѣмъ не хотѣлось, такъ сказать, развернуться и
слиться съ общею массой. Наконецъ все это надоѣло Самолетову, онъ уѣхалъ изъ клуба домой и заснулъ съ мыслью о Марьѣ Владиміровпѣ.
II.
Павелъ Александровичъ сдѣлалъ визитъ и былъ принятъ Марьей Владиміровной самымъ радушнымъ образомъ. Не знавшая Москвы и не имѣвшая въ ней зна
комыхъ молоденькая вдовушка конечно скучала, сидя въ гостинницѣ.
Павелъ Александровичъ обладалъ всѣми данными для того, чтобы имѣть право считаться порядочнымъ зна
комымъ. По этому очень естественно, что Белевская и Самолетовъ скоро сошлись и Павелъ Александровичъ сдѣлался чуть не ежедневнымъ посѣтителемъ красавицы вдовушки. Они выѣзжали вмѣстѣ въ клубы и театры, проводили вдвоемъ вечера въ номерѣ Марьи Владиміровны за чайнымъ столомъ въ тихой бесѣдѣ. Павелъ Александ
ровичъ сталъ неузнаваемъ, прежній жуиръ нежданно, негаданно для всѣхъ превратился въ резонера. Пріятели дивились Самолетову.
— Да что съ тобою сдѣлалось, Павелъ Александровичъ, ты сталъ неузнаваемъ? спрашивали пріятели.
— Перебѣсился,—отшучивался Самолетовъ, отдѣлываясь отъ пріятелей и торопясь въ девятый номеръ гостинницы.
— Влюбленъ! рѣшили всѣ.
Самолетовъ былъ дѣйствительно влюбленъ. Онъ ясно сознавалъ это и радовался охватившему его чувству.
— Есть цѣль въ жизни,—говорилъ онъ самъ себѣ, сидя въ своей шикарной, холостой квартирѣ.—Ну что за жизнь я велъ до сихъ поръ? Безтолковая трата вре
мени и больше ничего. Кутежи съ пріятелями, вспышки мимолетнаго чувства къ женщинамъ... Что это такое? Развѣ это жизнь? Это профанація жизни, недостойная порядочнаго человѣка. Ахъ, если бы жениться на ней, я чувствую, что люблю ее, люблю страстно, безмѣрно. Но она? Любитъ ли она меня? Она всегда весела, лю
безна и ничего больше, изъ ея обращенія со мною трудно уловить что либо... Нужно сдѣлать предложеніе.
Вѣдь не можетъ же она скучать по мужѣ. Мужъ, но ея же словамъ, былъ старикъ, богачъ, женившійся на ней бѣдной дѣвушкѣ просто ради прихоти. Она сама не понимаетъ, какъ и для чего вышла замужъ. Два года,
которые она прожила съ мужемъ, оставили по себѣ какую-то пустоту, въ которой она сама не можетъ отдать отчета. Нужно какъ нибудь вызвать ее на объясненіе.
Вотъ мысли, которыя проходили въ головѣ Самолетова, пока онъ былъ одинъ. Онъ не имѣлъ иныхъ думъ, кромѣ думы о Марьѣ Владиміровнѣ, десять, двадцать разъ передумавъ одно и тоже, онъ начиналъ скучать и спѣшилъ ѣхать въ девятый номеръ гостинницы.
Однажды Павелъ Александровичъ и Марья Владиміровна сидѣли за завтракомъ, зимнее солнце яркимъ свѣтомъ обливало людную улицу, по которой туда и сюда сновали экипажи и прохожіе. Самолетовъ задумался.
— Какъ вы краснорѣчиво молчите,—улыбаясь замѣтила Марья Владиміровпа.
— Краснорѣчиво? очнулся Самолетовъ.
— Да, именно краснорѣчиво. Я наблюдала за вами и вижу, что вы задумались и задумались небезцѣлыю.
Видимо васъ озабочиваетъ какая-то мысль, какая, я конечно не знаю, но что вы озабочены, это видно.
— Да, именно озабоченъ, вздохнулъ Самолетовъ.
— Что съ вами сегодня?
— Не сегодня только, сегодня это только рельефнѣе выразилось можетъ быть. Вотъ уже около мѣсяца на
блюдаю я за собою и вижу, что много измѣнился противъ прежняго.
— Измѣнились? Слѣдовательно прежніе идеалы вслѣдствіе какой либо причины разбиты и вы жалѣете о нихъ.
— Да, именно прежніе идеалы разбиты, но я ни мало не жалѣю о нихъ. Напротивъ я желаю, чтобы та причина, благодаря которой разбились прежніе идеалы, осталась всегда со мною... Да и что за идеалы, о какихъ идеалахъ прежнихъ говоримъ мы? Раздумье о томъ, какъ бы новеселѣе закончить пирушкою вечеръ, хлопоты о томъ, чтобы отбить кокотку у товарища, вотъ