— Да будетъ ужъ вамъ ворчать-то, вѣдь укладываемъ, замѣтила Александра Григорьевна.
— Да что ты за огрызокъ такой стала, Александра Григорьевна? Смотри у меня! — Чего мнѣ смотрѣть-то?
— Того и смотри, чтобы я до твоихъ косъ не добралась. — У насъ вѣдь только и слышишь...
— Вѣдь это что-жъ такое—мать изъ послѣдняго тянется, а они....
— Да будетъ, —перебила одна изъ дочерей, —вонъ пришли къ вамъ.
— Здравствуйте съ, сударыня, кланялся на террассѣ какой-то мужикъ.
— Здравствуй, любезный, что тебѣ?
— За зелень-съ тутъ получить надобно. —• Много ли тебѣ?
— Четыре рубля шестьдесятъ копеекъ-съ. — Что это какъ будто меньше было.
— И совсѣмъ ничего не было-съ, пока не забирали, а забрано на 4 р. 65 к.
— Да ты какъ же смѣешь говорить то такъ!
— Какъ же съ? Я ничего. Вотъ денежки получимъ и разговаривать къ вамъ не придемъ.
— Это какъ вамъ угодно-съ. Такъ денежки-то позволите получить?
Молча отдавъ деньги зеленьщику и отпустивъ его, Апфиса Михайловна вновь обратилась къ дочерямъ.
— Вотъ въ моей то бы шкурѣ посидѣли, такъ узнали бы... Не стали бы матери грубить, а у васъ вѣтеръ въ головѣ-то бродитъ.
— Имѣю честь клапяться-съ, появляясь на террасѣ, говоритъ мѣстный лавочникъ.
— А, здравствуйте, что вамъ?
— По кпижечкѣ получить пришелъ-съ. — Много ли вамъ?
— У васъ книжечка-съ. Тамъ восемнадцать рублей съ чѣмъ-то-съ.
— Да, да. Слушайте, вы должны скинуть что нибудь.
— Помилуйте, какая же скидка-съ, продавали какъ въ Москвѣ, пользу самую маленькую брали съ. Опять же ходили сколько времени, а у насъ ужъ положеніе такое, сами дачпики приходятъ расчитываться съ.
— Все таки вы должны скинуть.
— Извольте, я цѣлковый-рунь почтенія сдѣлаю-съ. — Что мнѣ въ вашемъ рублѣ, вѣдь я у васъ въ теченіи лѣта то на много забирала.
— Оно точно что-съ, сначала лѣта брали, а опосля и платить перестали и брать не брали-съ.
— Все таки нужно скинуть.
— Сколько же вы желаете-съ? — Ну, хоть пять рублей.
— Пять рублей, какъ же это возможно, я отъ васъ и не нажилъ няти-то рублей. ІІѢтъ-съ, это никакъ певозможно-съ.
— Это ужъ дѣло не паше-съ,—закладывая за спину руки съ картузомъ, говорилъ лавочникъ,—это до насъ нисколько даже пе касается, почему-што этому мы не причинны. Когда брать изволили, тогда бы вы объ этомъ самомъ подумали.
— Это ужъ не ваше дѣло.
— О томъ-то и толкъ-съ, што это дѣло до насъ не касается, наше дѣло деньги нолучить-съ. Цѣлковый рупь, какъ сказалъ, я сдѣлаю вамъ почтенія.
Только что, получивши деньги, ушелъ лавочникъ, какъ на террассѣ показался третій посѣтитель —мясникъ.
— Ахъ, встрѣтила его Анфиса Михайловна,—что-жь ты вчера не пріѣзжалъ?
— Сами изволили приказать, сегодия къ вечерку побывать, мнѣ еще зеленщикъ встрѣлея, такъ сказалъ, что вы уѣзжаете, а то бы я до вечера не пріѣхалъ...
— Много ли тебѣ?
— Ну, вотъ видишь, голубчикъ, если бы ты пораньше, или вчера бы, а то у меня денегъ-то теперь нѣтъ.
— Какъ же-съ?
— Да такъ, туда да сюда и роздали всѣ, что привезла изъ Москвы. Ты приходи ко мпѣ въ Москвѣ, я тебѣ адресъ дамъ.
— Что мпѣ въ вашемъ адресѣ, мнѣ нужно деньги получить, а не адресъ; есть мнѣ когда ходить. Да и зачѣмъ я ходить буду? Ужъ ежели здѣсь не платите, а въ Москвѣ-то и гроша не получишь.
— Этого ты говорить не смѣешь.
— Чего же не говорить-то. Ужъ дѣло-то видное — собираетесь ѣхать утромъ, а велите приходить вечеромъ. Мнѣ какъ угодпо, а деньги пожалуйте.
— Да я тебѣ толкомъ говорю, что нѣтъ у меня денегъ.
— Какой же тутъ толкъ—забрать да пе платить. Л самъ человѣкъ не богатый, мнѣ тоже ежели дачниковъ даромъ-то кормить, то и капиталу моего не хватитъ.
— Я тебя не прошу меня кормить.
— Танерь ужъ чего просить, когда мясо-то съѣдено. — Ты не груби.
— На брань, сударыня, слово покупается. У насъ есть дачники, къ которымъ мы завсегда съ почтеніемъ, а ужъ коли на то пошло...
— Да что ты за огрызокъ такой стала, Александра Григорьевна? Смотри у меня! — Чего мнѣ смотрѣть-то?
— Того и смотри, чтобы я до твоихъ косъ не добралась. — У насъ вѣдь только и слышишь...
— Вѣдь это что-жъ такое—мать изъ послѣдняго тянется, а они....
— Да будетъ, —перебила одна изъ дочерей, —вонъ пришли къ вамъ.
— Здравствуйте съ, сударыня, кланялся на террассѣ какой-то мужикъ.
— Здравствуй, любезный, что тебѣ?
— За зелень-съ тутъ получить надобно. —• Много ли тебѣ?
— Четыре рубля шестьдесятъ копеекъ-съ. — Что это какъ будто меньше было.
— И совсѣмъ ничего не было-съ, пока не забирали, а забрано на 4 р. 65 к.
— Да ты какъ же смѣешь говорить то такъ!
— Какъ же съ? Я ничего. Вотъ денежки получимъ и разговаривать къ вамъ не придемъ.
— Невѣжа!
— Это какъ вамъ угодно-съ. Такъ денежки-то позволите получить?
Молча отдавъ деньги зеленьщику и отпустивъ его, Апфиса Михайловна вновь обратилась къ дочерямъ.
— Вотъ въ моей то бы шкурѣ посидѣли, такъ узнали бы... Не стали бы матери грубить, а у васъ вѣтеръ въ головѣ-то бродитъ.
— Имѣю честь клапяться-съ, появляясь на террасѣ, говоритъ мѣстный лавочникъ.
— А, здравствуйте, что вамъ?
— По кпижечкѣ получить пришелъ-съ. — Много ли вамъ?
— У васъ книжечка-съ. Тамъ восемнадцать рублей съ чѣмъ-то-съ.
— Да, да. Слушайте, вы должны скинуть что нибудь.
— Помилуйте, какая же скидка-съ, продавали какъ въ Москвѣ, пользу самую маленькую брали съ. Опять же ходили сколько времени, а у насъ ужъ положеніе такое, сами дачпики приходятъ расчитываться съ.
— Все таки вы должны скинуть.
— Извольте, я цѣлковый-рунь почтенія сдѣлаю-съ. — Что мнѣ въ вашемъ рублѣ, вѣдь я у васъ въ теченіи лѣта то на много забирала.
— Оно точно что-съ, сначала лѣта брали, а опосля и платить перестали и брать не брали-съ.
— Все таки нужно скинуть.
— Сколько же вы желаете-съ? — Ну, хоть пять рублей.
— Пять рублей, какъ же это возможно, я отъ васъ и не нажилъ няти-то рублей. ІІѢтъ-съ, это никакъ певозможно-съ.
— Да я теперь въ деньгахъ-то стѣснена.
— Это ужъ дѣло не паше-съ,—закладывая за спину руки съ картузомъ, говорилъ лавочникъ,—это до насъ нисколько даже пе касается, почему-што этому мы не причинны. Когда брать изволили, тогда бы вы объ этомъ самомъ подумали.
— Это ужъ не ваше дѣло.
— О томъ-то и толкъ-съ, што это дѣло до насъ не касается, наше дѣло деньги нолучить-съ. Цѣлковый рупь, какъ сказалъ, я сдѣлаю вамъ почтенія.
Только что, получивши деньги, ушелъ лавочникъ, какъ на террассѣ показался третій посѣтитель —мясникъ.
— Ахъ, встрѣтила его Анфиса Михайловна,—что-жь ты вчера не пріѣзжалъ?
— Сами изволили приказать, сегодия къ вечерку побывать, мнѣ еще зеленщикъ встрѣлея, такъ сказалъ, что вы уѣзжаете, а то бы я до вечера не пріѣхалъ...
— Много ли тебѣ?
— Сами изволите знать, десять рублей ровно.
— Ну, вотъ видишь, голубчикъ, если бы ты пораньше, или вчера бы, а то у меня денегъ-то теперь нѣтъ.
— Какъ же-съ?
— Да такъ, туда да сюда и роздали всѣ, что привезла изъ Москвы. Ты приходи ко мпѣ въ Москвѣ, я тебѣ адресъ дамъ.
— Что мпѣ въ вашемъ адресѣ, мнѣ нужно деньги получить, а не адресъ; есть мнѣ когда ходить. Да и зачѣмъ я ходить буду? Ужъ ежели здѣсь не платите, а въ Москвѣ-то и гроша не получишь.
— Этого ты говорить не смѣешь.
— Чего же не говорить-то. Ужъ дѣло-то видное — собираетесь ѣхать утромъ, а велите приходить вечеромъ. Мнѣ какъ угодпо, а деньги пожалуйте.
— Да я тебѣ толкомъ говорю, что нѣтъ у меня денегъ.
— Какой же тутъ толкъ—забрать да пе платить. Л самъ человѣкъ не богатый, мнѣ тоже ежели дачниковъ даромъ-то кормить, то и капиталу моего не хватитъ.
— Я тебя не прошу меня кормить.
— Танерь ужъ чего просить, когда мясо-то съѣдено. — Ты не груби.
— На брань, сударыня, слово покупается. У насъ есть дачники, къ которымъ мы завсегда съ почтеніемъ, а ужъ коли на то пошло...