— Вотъ, братъ, горе-то какое: выручилъ на дешевкѣ двѣ тысячи двѣсти, а жена съ дочками тамъ-же растранжирила три тысячи четыреста!. — Это, милый, что за горе, коли ты выручилъ, а я вотъ ничего не выручилъ, жена-же съ дочками не только мои а и казенныя деньги на проклятой дешевкѣ ухнули!..
ли,—обратилась къ гостю хозяйка, видимо, немного обиженная позднимъ визитомъ.—Всѣ знакомые насъ въ первый день вспомнили, а на второй дамы намъ визиты дѣлали... Да, всѣ вспомнили, только вотъ вы не пожаловали...
— Матушка Матрена Ивановна!—завопилъ гость, прижимая къ груди свой котелокъ.—Простите, не взыщите!.. Такъ завизитилея, такъ замаялся, что только сегодня къ вамъ и могъ по
пасть... Къ вамъ вотъ на третій день только удосужился, а къ нѣкоторымъ даже на четвертый день попаду, а можетъ, и на пя
тый... Матушка Матрена Ивановна, ничѣмъ упрекать меня да казни предавать, вы-бы угостили хоша немножечко, предложилибы чего-нибудь алчущему и жаждущему...
— Милости просимъ, Мартынъ Савельевичъ, милости просимъ,—заговорила хозяйка.—Вотъ водка тутъ на столѣ, вино, закуски, да и пообѣдать съ нами милости просимъ, ежели не торопитесь никуда...
— Тороплюсь, благодѣтельница, весьма тороплюсь, много у меня еще визитовъ, а отъ хлѣба-соли не откажусь... Отъ хлѣба
соли, благодѣтельница, никогда не отказываются, отъ угощенія отказаться, значитъ, хозяевъ обидѣть, потому какъ...
— А ты водку-то пей!—перебилъ его хозяинъ.—Пей, ней, закусывай, алчущій и жаждущій!.. Хе-хе-хе!.. Такъ „алчущій и жаждущі й “, говор ишь ?
— Прямо умирающій! Побожиться не грѣхъ, что отъ голода и отъ жажды погибаю...
— Ничего сегодня не пилъ, не ѣлъ?—смѣясь, спросилъ хозяинъ.
— Ну, какъ это „ничего“?.. Дни теперь не такіе, чтобы пищи не вкушать, вкушалъ, много даже-вкушалъ, а только и алчущій, и жаждущій... Алчущій потому, что солененькое все ѣлъ, ну. а солененькое аппетитъ возбуждаетъ, это даже вся медицина говоритъ, вотъ я и возбудилъ аппетитъ,—тамъ солонинки прихватишь здѣсь ветчинкою закусишь, въ одномъ мѣстѣ селе
дочку съѣшь, въ другомъ—сижка копченаго, ну, аппетитъ и разыгрался, а въ то-же время и жажда отъ солененькаго-то появилась...
_ Ничего не пилъ?—подмигнувъ лѣвымъ глазомъ, спросилъ
хозяинъ.
Семья Лукошкиныхъ садилась обѣдать. Былъ третій день праздника.
Только-что горничная подала на столъ супъ, какъ въ передней раздался звонокъ.
— Кто-бы это такой?—задала вопросъ Матрена Ивановна Лукошкина.—Кажется, въ эти часы некому придти...
— Можетъ, почтальонъ,—замѣтилъ самъ Лукошкинъ.
Горничная пошла отворятъ дверь, и слышно было изъ прихожей, какъ кто-то громко принялся чмокать миловидную горнич
ную и поздравлять ее съ праздникомъ, вручая какой-то гостинецъ. /
— Какой-то гость,—замѣтила госпожа Лукошкина.—Кто-бы это такой? Кажется, у насъ всѣ были съ визитами въ первый день и вчера...
Въ эту минуту въ столовую, размахивая „котелкомъ“, который былъ въ лѣвой рукѣ, а правою дѣлая привѣтственные жесты, какъ-то танцуя и присѣдая, шарикомъ вкатился плотный, румяный господинъ лѣтъ сорока, съ сіяющими глаза
ми, съ замѣтнымъ ароматомъ вина, который пересиливалъ ароматъ духовъ. Вошедшій былъ одѣтъ франтовато, но по бѣ
лому жилету его тамъ и сямъ пестрѣли красныя, зеленыя и коричневыя пятнышки, свидѣтельствуя о томъ, что обладатель жилета вкушалъ сегодня и красное вино, и какую-ни
будь зеленую настойку вродѣ знаменитой листовки, и кушалъ что-нибудь съ коричневатымъ соусомъ. Бѣлокурые жидкіе волосы на головѣ этого гостя, гладко причесанные, кое-гдѣ растрепались и локончиками прилипали ко влажному лбу.
Это былъ хорошій знакомый Лукошкиныхъ и сосѣдъ но лавкѣ Мартынъ Савельевичъ Ядрииъ.
— Мое вамъ нижайшее-съ !..—провозгласилъ онъ, вкатываясь въ столовую.—Христосъ Воскресе, съ праздникомъ!.. Захару Андреевичу почетъ, шатренѣ Ивановнѣ, дѣточкамъ...
Гость облобызался со всѣми и присѣлъ къ столу, приглашенный хозяевами.
— А мы васъ, Мартынъ Савельевичъ, въ первый день жда
ВИЗИTЕРЪ. (Пасхальный типъ).
ли,—обратилась къ гостю хозяйка, видимо, немного обиженная позднимъ визитомъ.—Всѣ знакомые насъ въ первый день вспомнили, а на второй дамы намъ визиты дѣлали... Да, всѣ вспомнили, только вотъ вы не пожаловали...
— Матушка Матрена Ивановна!—завопилъ гость, прижимая къ груди свой котелокъ.—Простите, не взыщите!.. Такъ завизитилея, такъ замаялся, что только сегодня къ вамъ и могъ по
пасть... Къ вамъ вотъ на третій день только удосужился, а къ нѣкоторымъ даже на четвертый день попаду, а можетъ, и на пя
тый... Матушка Матрена Ивановна, ничѣмъ упрекать меня да казни предавать, вы-бы угостили хоша немножечко, предложилибы чего-нибудь алчущему и жаждущему...
— Милости просимъ, Мартынъ Савельевичъ, милости просимъ,—заговорила хозяйка.—Вотъ водка тутъ на столѣ, вино, закуски, да и пообѣдать съ нами милости просимъ, ежели не торопитесь никуда...
— Тороплюсь, благодѣтельница, весьма тороплюсь, много у меня еще визитовъ, а отъ хлѣба-соли не откажусь... Отъ хлѣба
соли, благодѣтельница, никогда не отказываются, отъ угощенія отказаться, значитъ, хозяевъ обидѣть, потому какъ...
— А ты водку-то пей!—перебилъ его хозяинъ.—Пей, ней, закусывай, алчущій и жаждущій!.. Хе-хе-хе!.. Такъ „алчущій и жаждущі й “, говор ишь ?
— Прямо умирающій! Побожиться не грѣхъ, что отъ голода и отъ жажды погибаю...
— Ничего сегодня не пилъ, не ѣлъ?—смѣясь, спросилъ хозяинъ.
— Ну, какъ это „ничего“?.. Дни теперь не такіе, чтобы пищи не вкушать, вкушалъ, много даже-вкушалъ, а только и алчущій, и жаждущій... Алчущій потому, что солененькое все ѣлъ, ну. а солененькое аппетитъ возбуждаетъ, это даже вся медицина говоритъ, вотъ я и возбудилъ аппетитъ,—тамъ солонинки прихватишь здѣсь ветчинкою закусишь, въ одномъ мѣстѣ селе
дочку съѣшь, въ другомъ—сижка копченаго, ну, аппетитъ и разыгрался, а въ то-же время и жажда отъ солененькаго-то появилась...
_ Ничего не пилъ?—подмигнувъ лѣвымъ глазомъ, спросилъ
хозяинъ.
Семья Лукошкиныхъ садилась обѣдать. Былъ третій день праздника.
Только-что горничная подала на столъ супъ, какъ въ передней раздался звонокъ.
— Кто-бы это такой?—задала вопросъ Матрена Ивановна Лукошкина.—Кажется, въ эти часы некому придти...
— Можетъ, почтальонъ,—замѣтилъ самъ Лукошкинъ.
Горничная пошла отворятъ дверь, и слышно было изъ прихожей, какъ кто-то громко принялся чмокать миловидную горнич
ную и поздравлять ее съ праздникомъ, вручая какой-то гостинецъ. /
— Какой-то гость,—замѣтила госпожа Лукошкина.—Кто-бы это такой? Кажется, у насъ всѣ были съ визитами въ первый день и вчера...
Въ эту минуту въ столовую, размахивая „котелкомъ“, который былъ въ лѣвой рукѣ, а правою дѣлая привѣтственные жесты, какъ-то танцуя и присѣдая, шарикомъ вкатился плотный, румяный господинъ лѣтъ сорока, съ сіяющими глаза
ми, съ замѣтнымъ ароматомъ вина, который пересиливалъ ароматъ духовъ. Вошедшій былъ одѣтъ франтовато, но по бѣ
лому жилету его тамъ и сямъ пестрѣли красныя, зеленыя и коричневыя пятнышки, свидѣтельствуя о томъ, что обладатель жилета вкушалъ сегодня и красное вино, и какую-ни
будь зеленую настойку вродѣ знаменитой листовки, и кушалъ что-нибудь съ коричневатымъ соусомъ. Бѣлокурые жидкіе волосы на головѣ этого гостя, гладко причесанные, кое-гдѣ растрепались и локончиками прилипали ко влажному лбу.
Это былъ хорошій знакомый Лукошкиныхъ и сосѣдъ но лавкѣ Мартынъ Савельевичъ Ядрииъ.
— Мое вамъ нижайшее-съ !..—провозгласилъ онъ, вкатываясь въ столовую.—Христосъ Воскресе, съ праздникомъ!.. Захару Андреевичу почетъ, шатренѣ Ивановнѣ, дѣточкамъ...
Гость облобызался со всѣми и присѣлъ къ столу, приглашенный хозяевами.
— А мы васъ, Мартынъ Савельевичъ, въ первый день жда