Записки сумасшедшаго.

Мѣсяца краснояичнаго, во дни дачеисканія, 197842 года.
Къ намъ сегодня привезли сразу семнадцать купчихъ отъ 25 до 70 лѣтъ. Всѣ съ ума посходили.
Точка помѣшательства у всѣхъ у нихъ одинакова. Сошли съ ума оттого, что въ Ялтѣ убрали съ набережной проводниковътатаръ.
— Этакая была картина, этакая картина и вдругъ убрали... Незачѣмъ теперь и въ Ялту ѣздить.
Семидесятилѣтняя старица даже въ буйное умопомѣшательство впала.
Да, добрались, наконецъ, до ялтинской „красоты“, спрятали ее.
Бѣдныя москвички, какое лишеніе!
Ходятъ новоприбывшія сумасшедшія подъ ручку по палатамъ и предаются воспоминаніямъ.
*** Кажется, скоро вся Москва помѣшается на „Шантеклерѣ“. Куда ни супься—вездѣ шантеклеры.
Даже въ магазинахъ, гдѣ торгуютъ граммофонами, на оконныхъ выставкахъ декораціи установлены, плетни сдѣланы, курятники поставлены и живые пѣтухи гуляютъ по окошку.
Мы, будучи сумасшедшими, никакъ не могли сообразить, что общаго между граммофонами и пѣтухами, да спасибо добрымъ людямъ—надоумили :
— Это,—говорятъ,—въ пику большинству нашихъ оперныхъ теноровъ.
— Какимъ образомъ въ пику?
— Да вѣдь они больше пѣтухи, нежели пѣвцы, вотъ ихъ и ошантеклерили.
Тутъ мы только эту злую шутку умныхъ людей поняли.
Дѣйствительно, многіе пѣтухами и въ граммофоны-то напѣваютъ.
*** Кстати о „Шантеклерѣ“. Брали меня родственники надпяхъ въ Петербургъ и свезли на первое представленіе „Шантеклера“ въ Малый (Суворинскій) театръ. Странное дѣло!
Первый актъ, ничего, смотрѣли, а со второго куда ни посмотришь—всѣ зѣваютъ. Ни пѣтухи, ни куры, ни дроздъ, ни дятелъ, ни совы, ни жабы,—ничто не занимаетъ.
Сидитъ публика и разрываетъ рты отъ зѣвоты.
Какъ Шантеклеръ ни надрывается, какъ фазанья курочка не увивается, у публики къ нимъ нуль впиманія.
Ни кошка съ свѣтящимися глазами не занимаетъ, ни собака,—публика знай себѣ зѣваетъ.
Началось третье дѣйствіе,—глядимъ, многія мѣста въ партерѣ и ложахъ свободны.
Въ четвертомъ и еще того больше. Вотъ тебѣ и вивъ-ля-Франсъ!
А и въ самомъ-же дѣлѣ тоска.
И зачѣмъ это понадобилось актеровъ и актрисъ обратить въ птицъ и животныхъ?
Можетъ-быть, для того, чтобы костюмерамъ дѣло дать.
И когда читаешь, какъ актрисы цѣлыми часами передъ курятниками проводили, движенія куръ изучали, такъ зѣло удивляешься, на какіе пустяки иногда умные люди способны.
Нѣтъ, мы, сумасшедшіе, на такой подвигъ не отважились-бы.
*** Вчера посѣтили одно семейство. Тамъ идетъ просто скрежетъ зубовный.
Семь лѣтъ жили на одной дачѣ.
Въ первый годъ платили за дачу 150 рублей, во второй— 175, въ третій—200, въ четвертый—250, въ пятый 300, въ шестой и седьмой по 350 рублей. Поѣхали нынче.
— А вы опять къ намъ... Поджидали даже, сдавать дачу задерживались... Рады, очень рады... — Цѣна будетъ та-же самая?..
— Нѣтъ-съ, съ надбавочной... Вы изволили два года по 350 рублей платить? — По 350.
— Такъ вотъ хозяинъ и говоритъ: „я, говоритъ, ежегодно надбавлялъ, а прошедшій годъ маху далъ, по старой цѣнѣ отдалъ“... Такъ теперь они свой промахъ возмѣстить хотятъ. Теперь дачка за 600 рублей пойдетъ. Впрочемъ, хозяинъ приказалъ сказать: „Ежели, говоритъ, старые жильцы пріѣдутъ, сдѣлай уваженіе и вмѣсто 600 рублей возьми 590“... Десять рубликовъ скащиваютъ.
Знакомые мои возмутились до глубины души.
Да и всѣ возмущаются. Цѣпы на дачи растутъ неимовѣрно. Точно девять десятыхъ дачевладѣльцевъ съ ума посходили. За лачугу дерутъ 100—150 рублей.
У насъ ужь сидитъ нѣсколько обезумѣвшихъ отъ дачныхъ цѣнъ.
Поприщинъ № 2-й.
— Я пойду съ тобою, Лукичъ, подъ Дѣвичье, (а только ты не дерись, какъ выпьешь-то...
— Дура ты этакая непонимающая, да вѣдь если я тебя не поколочу ни разу, такъ люди подумаютъ, что мы не мужъ и жена, а посторонніе!..
— Сватъ ты мнѣ, а не хочешь ради праздника на единый стаканчикъ дать!.
— На единый стаканчикъ родственнику давать мнѣ стыдно, а
ежели на два, такъ не по дѣламъ и не по деньгамъ!..