— Барыня говоритъ, что у васъ очень дороги дрова для деревни... — Скажи, милая, барынѣ, что лѣтомъ каждая маленькая деревня дѣлается большимъ городомъ!..
— Помилуй, Марья Ивановна, что за выраженія! Ты потеряла ко мнѣ, кажется, всякое уваженіе!
— Вотъ сказалъ! Я потеряла къ тебѣ уваженіе еще въ тотъ моментъ, когда ты женился на мнѣ безъ придана го. Глупыхъ людей не уважаютъ.
(Очеркъ).
Артемій Степановичъ Крошкинъ вышелъ раннимъ утромъ на террасу своей дачи, потянулся, вдохнулъ въ себя всею грудью свѣжій, прохладный воздухъ и широко, радостно улыбнулся.
— Хор-р-рошо!—проговорилъ онъ.
Изъ дверей террасы выглянула его супруга Александра Павловна, одѣтая еще по-домашнему, несмотря на то, что былъ большой годовой праздники..
— Что ты говоришь, Аратюша?—спросила она.
— Говорю, что очень хорошо... Посмотри, какое благоуханное утро, какой воздухъ, прислушайся, какъ дивно ноютъ хоры пернатыхъ пѣвцовъ... Хор-р-рошо!..
Артемій Степановичъ всталъ въ позу, простеръ впередъ руку и продекламировалъ:
— „Какъ прекрасно все созданье, „Какъ все весело вокругъ,
„Въ разноцвѣтномъ одѣяньи „Улыбается намъ лугъ!“
И кромѣ того, что „улыбается намъ лугъ“, я еще доволенъ тѣмъ, нто сегодня праздникъ... Праздникъ на дачѣ!.. Это, ма
тушка, надо понять, оцѣпить... Праздникъ на дачѣ, моя милая,
особенно привлекателенъ, такъ какъ я не ѣду на службу и могу весь день посвятить тихимъ семейнымъ радостямъ, прогулкамъ по окрестностямъ и сладкому отдыху...
Мефистофельскій смѣхъ жены заставилъ Артемія Степановича оглянуться.
— Чему ты смѣешься, Саша?—спросилъ онъ.
— Да смѣюсь тому, что ты почти до сѣдыхъ волосъ дожилъ, а все еще глупый... — Какъ-съ?
— До сѣдыхъ волосъ, говорю, дожилъ, а все еще глупый... Нашелъ отдыхъ на дачѣ въ праздникъ!.. Ха-ха-ха!.. Не отдыхъ въ праздникъ на дачѣ, а муки мученическая, терзаніе... Нѣкоторое подобіе ада кромѣшнаго...
Артемій Степановичъ оглянулся на жену вторично и сталъ смотрѣть на нее съ нѣкоторою тревогою.
— То-есть какт-же ото?.. Въ какихъ смыслахъ?—спросилъ
онъ, видимо, недоумѣвая.
— А вотъ такъ-же, очень просто... Въ будни ты хотя и ѣздишь на службу, но все-же вечерокъ-то принадлежитъ: тебѣ; пообѣдаешь ты, ну, и свободенъ, погулять можешь или на тер
раскѣ посидѣть за самоварчикомъ, книжку почитать... Свободна въ будни и я,—управилась по хозяйству, накормила васъ обѣ
домъ и лежу себѣ на диванчикѣ, либо въ гамакѣ, а въ праздникъ...
Александра Павловна махнула рукою, и въ изнеможеніи опустилась на стулъ.
— Вотъ и день еще не начался, а я ужь устала,—продолжала она.—Я ужь въ лавку два раза съ кухаркою сбѣгала, съ зелен
щикомъ цѣлый часъ торговалась, съ двумя деревенскими бабами возилась, покупая у одной молоко и яйца, а у другой грибы, въ погребъ разъ ужь десять бѣгала... Что ты на меня глаза-то выпучилъ?.. Не понимаешь, что-ли?..
— Не вполнѣ понимаю, матушка,—отозвался супругъ.—Ты, вѣроятно, хочешь сказать, что въ праздничный день долженъ быть столъ получше, такъ вѣдь это ужь обычное явленіе, ну, а кромѣ того, кто-же тебя неволитъ особую стряпню заводить?.. Ради, лѣтняго отдыха, ради природы можно и въ праздникъ покушать скромненько...
— Да ты что, батюшка, очумѣлъ, что-ли, отъ природы-то отъ этой?
— То-есть какъ?
— Да гостей-то ты забылъ?.. Забыл ъ ты, что каждый праздникъ на дачу непремѣнно всякіе голодные идолы изъ города
наѣдутъ пожрать на даровщинку, воздухомъ подышать, въ карты поиграть да еще выиграть у хозяевъ—забылъ ты все ото?..
Забылъ ты, какъ въ прошломъ году въ Вознесейьевъ день къ намъ двѣнадцать человѣкъ наѣхало, и вся эта орава ѣла, и тшла съ утра до ночи и на-силу, па-силу поспѣла па послѣдній поѣздъ,
причемъ Зайчиковы съ ребятами опоздали и ночевали у насъ,— забылъ ты это?..
Артемій Степановичъ опустился на ступеньки террасы и глубоко вздохнулъ. Воздухъ пересталъ казаться ему прозрачнымъ и чистымъ, деревья и травы какъ будто-бы уже не благоухали болѣе, а вт, пѣніи птичекъ онъ ничего не находилъ пріятнаго.
— Да, вспомнилъ,— съ глубокою тоскою проговорилъ онъ.
— Помилуй, Марья Ивановна, что за выраженія! Ты потеряла ко мнѣ, кажется, всякое уваженіе!
— Вотъ сказалъ! Я потеряла къ тебѣ уваженіе еще въ тотъ моментъ, когда ты женился на мнѣ безъ придана го. Глупыхъ людей не уважаютъ.
ПРАЗДНИКЪ НА ДАЧѢ.
(Очеркъ).
Артемій Степановичъ Крошкинъ вышелъ раннимъ утромъ на террасу своей дачи, потянулся, вдохнулъ въ себя всею грудью свѣжій, прохладный воздухъ и широко, радостно улыбнулся.
— Хор-р-рошо!—проговорилъ онъ.
Изъ дверей террасы выглянула его супруга Александра Павловна, одѣтая еще по-домашнему, несмотря на то, что былъ большой годовой праздники..
— Что ты говоришь, Аратюша?—спросила она.
— Говорю, что очень хорошо... Посмотри, какое благоуханное утро, какой воздухъ, прислушайся, какъ дивно ноютъ хоры пернатыхъ пѣвцовъ... Хор-р-рошо!..
Артемій Степановичъ всталъ въ позу, простеръ впередъ руку и продекламировалъ:
— „Какъ прекрасно все созданье, „Какъ все весело вокругъ,
„Въ разноцвѣтномъ одѣяньи „Улыбается намъ лугъ!“
И кромѣ того, что „улыбается намъ лугъ“, я еще доволенъ тѣмъ, нто сегодня праздникъ... Праздникъ на дачѣ!.. Это, ма
тушка, надо понять, оцѣпить... Праздникъ на дачѣ, моя милая,
особенно привлекателенъ, такъ какъ я не ѣду на службу и могу весь день посвятить тихимъ семейнымъ радостямъ, прогулкамъ по окрестностямъ и сладкому отдыху...
Мефистофельскій смѣхъ жены заставилъ Артемія Степановича оглянуться.
— Чему ты смѣешься, Саша?—спросилъ онъ.
— Да смѣюсь тому, что ты почти до сѣдыхъ волосъ дожилъ, а все еще глупый... — Какъ-съ?
— До сѣдыхъ волосъ, говорю, дожилъ, а все еще глупый... Нашелъ отдыхъ на дачѣ въ праздникъ!.. Ха-ха-ха!.. Не отдыхъ въ праздникъ на дачѣ, а муки мученическая, терзаніе... Нѣкоторое подобіе ада кромѣшнаго...
Артемій Степановичъ оглянулся на жену вторично и сталъ смотрѣть на нее съ нѣкоторою тревогою.
— То-есть какт-же ото?.. Въ какихъ смыслахъ?—спросилъ
онъ, видимо, недоумѣвая.
— А вотъ такъ-же, очень просто... Въ будни ты хотя и ѣздишь на службу, но все-же вечерокъ-то принадлежитъ: тебѣ; пообѣдаешь ты, ну, и свободенъ, погулять можешь или на тер
раскѣ посидѣть за самоварчикомъ, книжку почитать... Свободна въ будни и я,—управилась по хозяйству, накормила васъ обѣ
домъ и лежу себѣ на диванчикѣ, либо въ гамакѣ, а въ праздникъ...
Александра Павловна махнула рукою, и въ изнеможеніи опустилась на стулъ.
— Вотъ и день еще не начался, а я ужь устала,—продолжала она.—Я ужь въ лавку два раза съ кухаркою сбѣгала, съ зелен
щикомъ цѣлый часъ торговалась, съ двумя деревенскими бабами возилась, покупая у одной молоко и яйца, а у другой грибы, въ погребъ разъ ужь десять бѣгала... Что ты на меня глаза-то выпучилъ?.. Не понимаешь, что-ли?..
— Не вполнѣ понимаю, матушка,—отозвался супругъ.—Ты, вѣроятно, хочешь сказать, что въ праздничный день долженъ быть столъ получше, такъ вѣдь это ужь обычное явленіе, ну, а кромѣ того, кто-же тебя неволитъ особую стряпню заводить?.. Ради, лѣтняго отдыха, ради природы можно и въ праздникъ покушать скромненько...
— Да ты что, батюшка, очумѣлъ, что-ли, отъ природы-то отъ этой?
— То-есть какъ?
— Да гостей-то ты забылъ?.. Забыл ъ ты, что каждый праздникъ на дачу непремѣнно всякіе голодные идолы изъ города
наѣдутъ пожрать на даровщинку, воздухомъ подышать, въ карты поиграть да еще выиграть у хозяевъ—забылъ ты все ото?..
Забылъ ты, какъ въ прошломъ году въ Вознесейьевъ день къ намъ двѣнадцать человѣкъ наѣхало, и вся эта орава ѣла, и тшла съ утра до ночи и на-силу, па-силу поспѣла па послѣдній поѣздъ,
причемъ Зайчиковы съ ребятами опоздали и ночевали у насъ,— забылъ ты это?..
Артемій Степановичъ опустился на ступеньки террасы и глубоко вздохнулъ. Воздухъ пересталъ казаться ему прозрачнымъ и чистымъ, деревья и травы какъ будто-бы уже не благоухали болѣе, а вт, пѣніи птичекъ онъ ничего не находилъ пріятнаго.
— Да, вспомнилъ,— съ глубокою тоскою проговорилъ онъ.