— Такъ ты говоришь, Вавиловъ отказался платить по счету. Это еще почему? Ты ему сказалъ, что у меня неотложные платежи?
— Да онъ говоритъ, что вы, Ланкратъ Ильичъ, какъ ему достовѣрно извѣстно, скоро намѣрены обанкрутиться, а, стало быть, и платежей никакихъ дѣлать не будете.
— То-то-же!—усмѣхнулась супруга.—Я вонъ слышу приближеніе поѣзда и увѣрена, что съ этимъ-же первымъ поѣздомъ непремѣнно кто-нибудь пріѣдетъ, а тамъ и пойдутъ, и пойдутъ... Нѣтъ, батюшка, въ праздникъ на дачѣ не отдыхъ, а мука муче
ническая, терзаніе великое... Тебѣ-то еще ничего,—ты пьешь, да ѣшь, да съ гостями тараторишь, только вотъ развѣ денегъ тебѣ жалко, а вѣдь я съ ранняго утра до глубокой ночи какъ въ котлѣ киплю, вѣдь я въ праздникъ-то три раза бѣлье мѣняю, а потомъ цѣлую недѣлю ногъ подъ собою не слышу...
Изъ Москвы между тѣмъ приближался, гремя и пыхтя, дачный поѣздъ. Видно было, какъ онъ промелькнулъ неподалеку отъ дачи Ерошкиныхъ и затѣмъ остановился у платформы, выкинувъ на нее изъ вагоновъ десятка три пассажировъ, свистнулъ и полетѣлъ дальше.
— Вотъ и первый дачный поѣздъ!—проговорила мадамъ Ерошкина, глубоко вздыхая.—Непремѣнно ужь кто-нибудь пріѣхалъ, головою своею ручаюсь за это...
Словно въ отвѣтъ на эти слова мадамъ Ерошкиной со стороны рощицы, которая отдѣляла дачу Ерошкиныхъ отъ плат
формы, раздались звонкіе дѣтскіе голоса, раздались голоса мужскіе н женскіе, сопровождаемые громкимъ лаемъ дачныхъ собакъ.
— Зайчиковыхъ съ дѣтьми чортъ песетъ! — проговорила госпожа Ерошкина и пырнула въ нѣдра дачи доканчивать свой туалетъ.
— Долгомъ своимъ пріятнымъ почли павѣ стать васъ въ праздникъ въ вашемъ уединеніи!—раздался радостный голоса., н въ калиточку сада ввалился плотный господинъ въ чесунчовомъ костюмѣ, сопровождаемый такою-же плотною дамою и шестью младенцами отъ десяти-лѣтняго возраста до возраста грудного,—представителя послѣдняго несла на рукахъ нянька.
— Ахъ, милѣйшій Аркадій Антоновичъ, мое почтеніе!— радостно привѣтствовалъ гостей Ерошкинъ. — Осчастливили, обрадовали несказаппо!
— Долгомъ своимъ сочли, милѣйшій, долгомъ!—отвѣтствовалъ на это гость и облобызался съ хозяиномъ.—Съ нами Попчнковы пріѣхали...
— То же со всѣми дѣточками?—освѣдомился хозяинъ, стараясь сдѣлать радостную и счастливую улыбку на лицѣ, по которому такъ и бѣгали судороги.
— Да ужь натурально съ дѣточками... Дѣточкамъ вѣдь тоже надо погулять, свѣжимъ воздухомъ подышать, а у васъ тутъ чудесно...
— Вотъ-бы вамъ тутъ дачку нанять,—замѣтилъ Ерошкинъ, думая что-то нехорошее и злое.—А у насъ какъ-разъ неподалеку дачка отдается, и хорошенькая, и недорогая...
— Нѣтъ, голубчикъ, мы противъ дачной Жизни,—возразилъ Зайчиковъ. —Надоѣдаетъ одно и то-же мѣсто, а мы съ женою любимъ разнообразіе...
„Не разнообразіе вы любите, а любите вы изъ людей кровь нить!“—подумалъ Артемій Степановичъ и, поцѣловавъ ручку госпожи Зайчиковой, принялся цѣловать дѣточекъ, которыя для принятія его поцѣлуевъ были нянькою и мамашею приводимы въ порядокъ.
— Пончикопы вслѣдъ за нами идутъ,—сообщилъ .Зайчиковъ. — У нихъ тамъ какое-то недоразумѣпіе съ костюмами вышло, такъ они въ рощѣ поправляются, по сейчасъ будутъ...
— А что-же ты не сообщишь милому Артемію Степановичу, что Парамонъ Платоновичъ Лобовъ хотѣлъ со слѣдующимъ поѣздомъ пріѣхать?—обратилась мадамъ Зайчикова къ мужу.
— Да. да, и Лобовъ пріѣдетъ!.. Хотѣли еще Казпнетовы быть, но, кажется, ихъ что-то задержало, а впрочемъ, быть-можетъ, они какъ-нибудь отдѣлаются и пріѣдутъ съ трехъчасовымъ...
— Вотъ-бы обрадовали-то!—свѣтло улыбнулся Ерошкинъ и повелъ гостей въ комнаты, крикнувъ но дорогѣ прислугѣ, чтобы подавали спмовпръ на террасу.
Милѣйшій Лобовъ пріѣхалъ со слѣдующимъ поѣздомъ, а Казипетовы какъ-то устранили помѣху и осчастливили хозяевъ, пріѣхавъ къ пимъ съ трехъ-часовымъ поѣздомъ.
Такъ были обрадованы Ерошкины въ праздничный день.
А. Пазухинъ.
— Да онъ говоритъ, что вы, Ланкратъ Ильичъ, какъ ему достовѣрно извѣстно, скоро намѣрены обанкрутиться, а, стало быть, и платежей никакихъ дѣлать не будете.
— То-то-же!—усмѣхнулась супруга.—Я вонъ слышу приближеніе поѣзда и увѣрена, что съ этимъ-же первымъ поѣздомъ непремѣнно кто-нибудь пріѣдетъ, а тамъ и пойдутъ, и пойдутъ... Нѣтъ, батюшка, въ праздникъ на дачѣ не отдыхъ, а мука муче
ническая, терзаніе великое... Тебѣ-то еще ничего,—ты пьешь, да ѣшь, да съ гостями тараторишь, только вотъ развѣ денегъ тебѣ жалко, а вѣдь я съ ранняго утра до глубокой ночи какъ въ котлѣ киплю, вѣдь я въ праздникъ-то три раза бѣлье мѣняю, а потомъ цѣлую недѣлю ногъ подъ собою не слышу...
Изъ Москвы между тѣмъ приближался, гремя и пыхтя, дачный поѣздъ. Видно было, какъ онъ промелькнулъ неподалеку отъ дачи Ерошкиныхъ и затѣмъ остановился у платформы, выкинувъ на нее изъ вагоновъ десятка три пассажировъ, свистнулъ и полетѣлъ дальше.
— Вотъ и первый дачный поѣздъ!—проговорила мадамъ Ерошкина, глубоко вздыхая.—Непремѣнно ужь кто-нибудь пріѣхалъ, головою своею ручаюсь за это...
Словно въ отвѣтъ на эти слова мадамъ Ерошкиной со стороны рощицы, которая отдѣляла дачу Ерошкиныхъ отъ плат
формы, раздались звонкіе дѣтскіе голоса, раздались голоса мужскіе н женскіе, сопровождаемые громкимъ лаемъ дачныхъ собакъ.
— Зайчиковыхъ съ дѣтьми чортъ песетъ! — проговорила госпожа Ерошкина и пырнула въ нѣдра дачи доканчивать свой туалетъ.
— Долгомъ своимъ пріятнымъ почли павѣ стать васъ въ праздникъ въ вашемъ уединеніи!—раздался радостный голоса., н въ калиточку сада ввалился плотный господинъ въ чесунчовомъ костюмѣ, сопровождаемый такою-же плотною дамою и шестью младенцами отъ десяти-лѣтняго возраста до возраста грудного,—представителя послѣдняго несла на рукахъ нянька.
— Ахъ, милѣйшій Аркадій Антоновичъ, мое почтеніе!— радостно привѣтствовалъ гостей Ерошкинъ. — Осчастливили, обрадовали несказаппо!
— Долгомъ своимъ сочли, милѣйшій, долгомъ!—отвѣтствовалъ на это гость и облобызался съ хозяиномъ.—Съ нами Попчнковы пріѣхали...
— То же со всѣми дѣточками?—освѣдомился хозяинъ, стараясь сдѣлать радостную и счастливую улыбку на лицѣ, по которому такъ и бѣгали судороги.
— Да ужь натурально съ дѣточками... Дѣточкамъ вѣдь тоже надо погулять, свѣжимъ воздухомъ подышать, а у васъ тутъ чудесно...
— Вотъ-бы вамъ тутъ дачку нанять,—замѣтилъ Ерошкинъ, думая что-то нехорошее и злое.—А у насъ какъ-разъ неподалеку дачка отдается, и хорошенькая, и недорогая...
— Нѣтъ, голубчикъ, мы противъ дачной Жизни,—возразилъ Зайчиковъ. —Надоѣдаетъ одно и то-же мѣсто, а мы съ женою любимъ разнообразіе...
„Не разнообразіе вы любите, а любите вы изъ людей кровь нить!“—подумалъ Артемій Степановичъ и, поцѣловавъ ручку госпожи Зайчиковой, принялся цѣловать дѣточекъ, которыя для принятія его поцѣлуевъ были нянькою и мамашею приводимы въ порядокъ.
— Пончикопы вслѣдъ за нами идутъ,—сообщилъ .Зайчиковъ. — У нихъ тамъ какое-то недоразумѣпіе съ костюмами вышло, такъ они въ рощѣ поправляются, по сейчасъ будутъ...
— А что-же ты не сообщишь милому Артемію Степановичу, что Парамонъ Платоновичъ Лобовъ хотѣлъ со слѣдующимъ поѣздомъ пріѣхать?—обратилась мадамъ Зайчикова къ мужу.
— Да. да, и Лобовъ пріѣдетъ!.. Хотѣли еще Казпнетовы быть, но, кажется, ихъ что-то задержало, а впрочемъ, быть-можетъ, они какъ-нибудь отдѣлаются и пріѣдутъ съ трехъчасовымъ...
— Вотъ-бы обрадовали-то!—свѣтло улыбнулся Ерошкинъ и повелъ гостей въ комнаты, крикнувъ но дорогѣ прислугѣ, чтобы подавали спмовпръ на террасу.
Милѣйшій Лобовъ пріѣхалъ со слѣдующимъ поѣздомъ, а Казипетовы какъ-то устранили помѣху и осчастливили хозяевъ, пріѣхавъ къ пимъ съ трехъ-часовымъ поѣздомъ.
Такъ были обрадованы Ерошкины въ праздничный день.
А. Пазухинъ.