— Вы какое-же мѣсто желали-бы получить?
— Да вѣдь вы адвокатъ-съ, и мнѣ думается, что я могъ-бы быть вамъ полезнымъ въ качествѣ лжесвидѣтеля-съ...
— Очень даже могу-съ, ежели употребить энергичныя усилія!—рѣзко отвѣтилъ Саша.
И онъ сталъ употреблять „энергичныя усилія“.
Онъ не ѣздилъ на службу на трамваѣ, а ходилъ пѣшкомъ, хотя жилъ отъ мѣста своего служенія очень далеко; онъ сталъ курить самыя дешевыя папиросы, отъ которыхъ у него кружилась голова и отъ которыхъ умерла канарейка тетки; онъ не посѣщалъ синематографа но праздникамъ и не ходилъ къ Филиппову пить кофе, хотя это были почти единственныя его развлеченія, ежели не считать нечастыхъ выходовъ въ гости.
Экономя такимъ образомъ каждую копѣйку и втеченіе двухъ мѣсяцевъ обиэкая тетку сокращеніемъ выдачи денегъ на провизію, Саша накопилъ двѣнадцать рублей и пріобрѣлъ себѣ жилетку „почище Кассировой“, какъ онъ выражался.
Жилетка Саши Винтикова была нѣлшаго цвѣта „сомонъ“, и вмѣсто золотыхъ точечекъ по ней были разсыпаны точечки серебряныя, а вмѣсто темно-красныхъ лапокъ порхали блѣднорозовыя бабочки съ ярко-голубыми глазками.
Какъ-разъ въ тотъ день, въ который пріобрѣтена была эта жилетка, случились опять именины, на которыя былъ пригла
шенъ Саша Винтиковъ и на которыхъ должна была быть Оля Фрикаделышна.
— Вотъ мы теперь посмотримъ на вашего кассира въ синей лги леткѣ !—говорилъ Саша, сидя въ своей комнаткѣ совсѣмъ одѣтый и уже готовый идти на именины.—Посмотримъ-съ, увидимъ-съ!.. Синія жилетки теперь ужь даже изъ моды вышли, какъ мнѣ въ магазинѣ сказали, синюю-то жилетку мнѣ за девять
рублей отдавали, а только я и даромъ-бы ея не взялъ, а это вотъ штучка графская!.. Слыхали вы, тетенька, о графѣ Переилетовѣ?—крикнулъ онъ теткѣ, которая ставила въ кухнѣ само
варъ.—Извѣстный въ Москвѣ богачъ, первѣйшій аристократъ, —такъ вотъ одну жилетку онъ купилъ, а друвую я, только ихъ двѣ въ Москвѣ и было... Вотъ мы посмотримъ, что теперь кассиръ
запоетъ и что Ольга Акимовна Фрикаделышна скажетъ!..
Саша, закинувъ ногу на ногу, пускалъ колечки изъ дыма папиросы и улыбался, ожидая того момента, когда все общество на именинахъ увидитъ его великолѣпную жилетку.
Вдругъ онъ почувствовалъ, что папироса его пахнетъ какъ-то странно, хотя это была уже очень порядочная папироса, изъ той коробки, которая была пріобрѣтена спеціально для именинъ.
Курилъ онъ и положительно наслаждался ароматомъ папиросы, какъ вдругъ запахло чѣмъ-то совсѣмъ сквернымъ, запахло такъ отвратительно, что было много хуже запаха даже тѣхъ папиросъ, которыя Саша курилъ, копя деньги на зкилетку.
„Доллшо-быть, мошенникъ-лавочникъ всучилъ мнѣ подмоченную коробку,—подумалъ Саша.—Пойду и швырну ему въ розку эту коробку да еще протоколомъ припугну!..“
— Смотри, Александръ, смотри!—крикнула тетенька, входя къ нему въ комнату.—Смотри, дуракъ,—жилетка-то у тебя горитъ, искру ты на нее уронилъ...
Саша въ ужасѣ взглянулъ себѣ на грудь и увидалъ, что на самомъ видномъ мѣстѣ, около поразительно красивыхъ металлическихъ пуговицъ, тлѣло и дымилось огромное черпое съ бѣгающими искорками пятно.
— Ахъ!—воскликнулъ Саша и схватился обѣими руками за грудь.
Руки онъ значительно обэкегъ, но экилетки своей не спасъ, и она погибла окончательно, безвозвратно...
Саша на именины не пошелъ, на другой день отправился въ магазинъ, гдѣ была пріобрѣтена зкилетка, думая купить тамъ небольшой кусокъ матеріи шя исправленія изъяна, но ему сказали, что такой матеріи больше нѣтъ, и предлолшли купить новую, еще болѣе эффектную зкилетку.
Саша новой жилетки не купилъ и въ настоящее время, какъ говорятъ знакомые, „пьетъ горькую“.
Комаръ.