Онъ въ ужасѣ.

(Сценка).
— Иванъ Ивановичъ, что съ тобой? Ты чѣмъ-то очень обезпокоенъ?
— Ахъ, не спрашивай!.. По-моему, это ужасно, ужасно и еще разъ ужасно.
— Ты вѣдь политикъ... Что-же, неужели тебя такъ разстроили дѣла Франціи?
— Нѣтъ... Дѣла Франціи меня не безпокоятъ...
„Братья Карамазовы“, который ухитрились изуродовать молодцы „Художественнаго театра“.
— Ну, какой тутъ ужасъ?.. Они испортили „Ревизора“, испортили „Горе отъ ума“ и порчу „Братьевъ Карамазовыхъ“ всѣ, кто понимаетъ дѣло, предсказывалъ давно. Нѣтъ, не это ужасно...
— Тогда что-же? Провалъ оппозиціи въ Кредитномъ обществѣ? — И не это...
— Вотъ странный человѣкъ... Не ужасаютъ-ли тебя ужь пертурбаціи въ балетѣ? — Нѣтъ.
— Можетъ-быть, ты въ ужасѣ отъ режиссерства Шаляпина?
— Почему это такой длинный антрактъ?
— А это потому, что новый басъ подъ Шаляпина подражаетъ и уѣхалъ домой чай пить, ну, а начальство ему уважить не хочетъ и не ѣдотъ за нимъ
— Можетъ-быть, Португалія?..
— Да нѣтъ!.. Богъ съ ней, съ Португаліей!
- Значитъ, не политика тебя ужасаетъ?.. Ну, ты такой сердобольный, и, вѣроятно, тебя разстроили наводненія въ Италіи...
— Да нѣтъ, все не то!.. Это все не такъ ужасно...
— Тогда, можетъ-быть, сухой пріемъ въ Брюсселѣ монарха Германіи?
— И это не ужасно...
— Гм!.. Можетъ-быть, несчастія съ авіаторами?..
— Ну, что-жь тутъ ужаснаго?.. Люди идутъ на это... Нѣтъ, нѣтъ, не въ этомъ ужасъ...
— Тогда провалъ „Гаудеамуса“?

— Это ожидалось, и нѣтъ въ этомъ ужаса.

— А, понимаю! Тебя ужасаетъ та порча романа Достоевскаго

— Ужасаться пока преждевременно.

— Я тебя перестаю окончательно понимать... Скажи мнѣ, что-же такое?
— Запрещеніе въ клубахъ азартныхъ игръ.
Борода.

При наймѣ горничной.

— По вашему паспорту видно, что вы въ три мѣсяца перемѣнили три мѣста.
— Это оттого, сударь, что куда я ни нанималась, все случалось такъ, что хозяйка умирала.
— А! Ну, хорошо, я васъ беру.