господинъ ІІробкшгь приходили и мепя спрашивали?!.. Прощай!... Болѣе писать нечего. Остаюсь извѣстный тебѣ Петръ Петровичъ Пробкипъ.
— Ахъ я дубина!... Вѣдь это Семенъ Ивановичъ въ буфетѣ-то коньякъ пилъ?! То-то я гляжу—бѣльмо-то словно его!??... думалъ Петръ Петровичъ, прочитавши письмо Семена Ивановича.
— Ахъ я оселъ!... Петръ-то Петровичъ со мной рядомъ былъ, горько-рябиновую пилъ, а я и вниманія пе обратилъ!... А еще думаю — словно молъ, и уши-то разныя, какъ у него?! подумалъ и Семенъ Ивановичъ, прочитавши посланіе Нробкина.
П. Т.


СОВѢТЪ ГИДРОПАТА


Кто занемогъ, господа— Нашему вѣрьте методу: Лучшее средство вода, Пейте холодную воду!
Въ службѣ-ли вамъ не везетъ, Нѣтъ безъ протекціи ходу— Бодро смотрите впередъ, Пейте холодную воду!
Васъ раззоряетъ жена,
Тратясь безумно на моду— Вамъ лишь утѣха одна: Пейте холодную воду!
Карты ремизятъ-ли васъ — Взявши другую колоду
Послѣ несчастнаго « пассъ>, Пейте холодную воду!
Не повезло вамъ въ любви— Чѣмъ усмирите природу,
Жаръ и волненье въ крови?— Пейте холодную воду!


Если какой-либо гпетъ




Вашу стѣсняетъ свободу,


Сердце-ль тревогу забьетъ— Пейте холодную воду!
Словомъ вездѣ и всегда,
Въ жизни встрѣчая невзгоду, Лучше всего, господа, Пейте холодную воду!
Н. Орловскій.


Порѣшили


(Изъ КУПЕЧЕСКАГО БЫТА).
Въ кабинетѣ, у большаго, заваленнаго грудою разныхъ бумагъ, письменнаго стола, сидятъ Никонъ Никонычъ Пыхтѣевъ, богатый московскій купецъ, и его главный прикащикъ, Фадей Нестерычъ.
— Что, батюшка Никонъ Никонычъ, ай опять Андрей-то нашъ Никонычъ закургузилъ? произноситъ прикащикъ.
— Измучилъ онъ мепя, Фадеичъ, въ конецъ измучилъ. ІІу, разсуди, па что это похоже? Прихожу я къ сосѣдямъ, деньги требую. Ну, просятъ, умаливаютъ.
Однако, я льготы не далъ, ушелъ. Разобрала меня вдругъ жалость: дамъ, думаю, имъ мѣсяцъ сроку, только чтобъ сына пе путали. Верпулся къ нимъ—и что-жь ты ду
маешь? Тамъ, вѣдь, опъ, сынокъ-то мой, спрятанъ былъ! а?!...
— Пѣтъ, ужь это не резонъ, сыновей отъ родителевъ прятать,—замѣтилъ Фадей Нестерычъ.
— Да ты скажи, каковъ Андрей-то?—Я ума не приложу, что мнѣ дѣлать съ нимъ,—Бить его?—пе поможетъ, самъ вижу.
— Нѣтъ, ужь вы не бейте, оставьте. Кабы прокъ былъ, а то что зря бить? себя тревожить. Полагать цадоть, молодость бродитъ. А я думаю, оженить его
надоть, дурь-то эта и спадетъ. Вы съ Краснопосовымъто какъ?
— Да чтб, разговоръ давно идетъ. Маѣ все какъто сумнительно,—мужикъ-то опъ бѣдовый...
— А порѣшили бы съ нимъ, право, ей-богу. Вѣдь приданаго сто тысячъ! Каковъ оборотъ-то можно будетъ
завести! А ежели съ лица она больно не приглядна и насчетъ нраву тяжела, такъ это все, сударь, со временемъ обойдется.
— А что, и впрямь, ты правду говоришь... Гляди, подвернется еще какой-нибудь фертикъ, изо рта кусокъ и выхватитъ. А тамъ и будешь ругать себя, что медлилъ по пусту.
— Да вотъ-съ, кажется, и самъ Захаръ Семепычъ сами къ намъ жалуютъ,—глядя въ окно, проговорилъ Фадей Нестерычъ.
— Кто! Краспоносовъ? — Они сами-съ.
Въ это время въ комнату вошелъ солидный купчина, Захаръ Семенычъ Красноносовъ.


Фадеичъ, почтительно поклонившись вошедшему, вы




шелъ.