— Хотя мои аппзртамеііты и состоятъ только изъ двухъ комнатъ, но, въ «тѣснотѣ—не въ обидѣ», гласитъ пословица. И такъ, великодушныя дамы, одна комната съ этой минуты принадлежитъ вамъ, а другая: хо
зяину, сирѣчь мнѣ, потомъ вамъ, достойный наслѣдникъ благъ земныхъ, оставленныхъ на поминованіе души, умершимъ христіаниномъ, и вамъ, цѣлитель цедугую


щихъ. Ну, а вы, благородные синьоры, откушавъ моего хлѣба соли, можете убираться во свояси.


Разумѣется, всякій постарался отвѣтить по своему чтолибо на простодушную, веселую шутку милаго хозяина.
Черезъ часъ, я, въ средѣ этого небольшаго кружка, былъ своимъ человѣкомъ,среди такихъ людей свѣтскіе этикеты ужиться не могутъ—имъ тамъ не мѣсто. Не
много прошло времени, какъ послышался опять голосъ любезнаго хозяина:
— Господа! не горитъ-ли кто желаніемъ перекинуться въ картишки? зеленое поле и всякая рухлядь къ оному принадлежащая—въ наличности.
Говоря это, Добродушипъ показалъ въ уголъ; тамъ смиренно пріютился небольшой, ломберный столикъ, а на немъ карты и нѣсколько сломанныхъ мелковъ.
— Не прочь, согласны! послышались голоса студентовъ .
— Преферансикъ, или благочестивая стуколка? продолжалъ Добродушішъ.—Голосованіе, господа, кто за преферансъ, кто за стуколку?.
— Стуколка! стуколка! весело отстаивали студіозы. — Ну-съ, благороднѣйшій цѣлитель иедугующихъ, а вы за что подадите вашъ голосъ: за стуколку или преферансъ?
— Для меня, господа, безразлично: стуколка или преферансъ, но, предупреждаю, что я васъ обыграю! шуточно произнесъ Кротковъ. — Что? какъ?
— Еще разъ предупреждаю: я васъ обыграю—у меня есть талисманъ.
И, говоря это, онъ что-то досталъ изъ кошелька и положилъ на столъ.


Всѣ, исключая Добродушипа, весьма быстро подошли къ столу взглянуть на положенное.


Талисманъ оказался ни чѣмъ инымъ, какъ кредитнымъ билетомъ, трехрублеваго достоинства.
— Что-же, и очень чудодѣйственная сила скрывается въ этомъ лоскуткѣ?- пошутилъ одинъ изъ студентовъ.


— Побольше вѣры, молодой человѣкъ! весело промолвилъ Кротковъ.


— Смотрите! добавилъ онъ, и, при этомъ повернулъ кредитку оборотной стороной.
Поперекъ печатнаго шрифта, что-то было написано чернилами.
Всѣ заинтересовались этимъ.
— Можете прочитать! добродушно промолвилъ Ивапъ Ивановичъ.


Каждый изъ насъ постарался прочитать нанисаное.


На кредиткѣ было изображено очень лаконически: «8 Ноября 187...».
— И только? спросилъ одинъ изъ молодыхъ людей. — И только! отвѣчалъ Кротковъ,—по въ этомъ «и только», какъ миѣ показалось тогда, скрывалось очеиь многое.
— Это, видите-ли,—продолжалъ Івапъ Ивановичъ,— мой первый выигрышъ, доставшійся мнѣ въ первый разъ, когда я рискнулъ перекинуться картишками. Н съ этимъ выигрышемъ, я не разстаюсь до сихъ поръ; и представьте —всегда выигрываю.
— А все таки попробуемъ! промолвилъ Добродушішъ, до этого времени стоявшій у стѣны, заложивши руки за спицу и не обращавшій вниманія на талисманъ Кроткова, иовиднмому уже знакомый съ нпмь.
Сознаюсь откровенно, трехрублевая бумажка заинтересовала меня.
— Однако, сударыня, супругъ вашъ обладаетъ драгоцѣннымъ сокровищемъ! съ шуткою промолвилъ я, обращаясь къ Лидіи Павловнѣ, сидѣвшей иа стулѣ и тоже не обращавшей вниманія на общую болтовню.
— Да, кажется! отвѣчала она, но отвѣчала такимъ голосомъ, какъ будто онъ исходилъ изъ подъ пола.
Я невольно взглянулъ ей въ глаза: она—была блѣдна какъ полотно.
Мнѣ сразу почему-то вообразилось, что трехрублевая бумажка для Кроткова имѣетъ значеніе не перваго, счаст
ливаго выигрыша, а чего то иного, непонятнаго для меня. Да и интонація голоса, когда онъ пояснялъ значеніе «талисмана», и когда это припомнилъ я, показа
лась мнѣ странной. Вечеръ прошелъ шумно и весело. Кродковъ, играя въ карты, часто повторялъ:
— Господа, предупреждаю; у меня талисманъ! при этомъ показывалъ на лежащую передъ нимъ кредитку оборотной стороной и взглядывалъ на жену; взглядъ мужа, какъ мнѣ казалось, точио жегъ ее: она не выдерживала его взгляда и каждый разъ опускала глаза внизъ. Взволнована опа была ужасно.
Далеко за полночь продолжалась стуколка и по окончаніи ея, Кротковъ, по счастливымъ обстолтельствамь, оказался въ небольшомъ выигрышѣ.
— Ну-съ, господа, убѣдились-ли вы, что моя трехрублевая бумажка—пе простая кредитка, а талисманъ? промолвилъ Кротковъ, почти ко всѣмъ обращаясь.