Кавалеръ. Какое странное знакомство у этой маски, а еще Шут
никовъ увѣрялъ меня, что эта важная дама!
забытая было мною, въ послѣдніе три, четыре года, отъ твоего напоминанія воскресла вновь въ моей памяти.
— Оно и не мудрено: я помню, какъ горячо ты увлекся желаніемъ узнать исторію этой бумажки; помню, какъ ты просилъ у меня разъясненій по этому поводу,— и я, разумѣется, удовлетворилъ-бы твое желаніе, но... не могъ—я былъ связанъ словомъ.
— Объ этомъ я тогда-же догадывался!—замѣтилъ я. — И вотъ теперь, даже, большей частью — за тѣмъ я тебя и пригласилъ къ себѣ, чтобъ развязать узелъ этой загадочной исторіи съ трехрублевой бумажкой.—И знаешь-ли, по какому случаю?
— Пока нѣтъ.
— Сегодня я получилъ письмо и;гь провинціи, а въ
этомъ письмѣ принепріятную новость, которая и даетъ мнѣ право развязать языкъ, такъ сказать, возвращаетъ
мнѣ слово моего молчанія и по этому, я тебѣ, какъ другу моему, могу разсказать эту грустную исторію трехрублевой бумажки, тѣмъ болѣе и на душѣ моей можетъ пооблегчастъ.
— Спасибо! промолвилъ я и, пожалъ руку Алексѣя Петровича.
Добродушинъ закурилъ папиросу и послѣ небольшаго молчанія, въ нѣсколькихъ словахъ разсказалъ мнѣ слѣдующее.
М. Козыревъ.
(До слѣдующаго № ).
ВЪ МАСКАРАДѢ.
никовъ увѣрялъ меня, что эта важная дама!
забытая было мною, въ послѣдніе три, четыре года, отъ твоего напоминанія воскресла вновь въ моей памяти.
— Оно и не мудрено: я помню, какъ горячо ты увлекся желаніемъ узнать исторію этой бумажки; помню, какъ ты просилъ у меня разъясненій по этому поводу,— и я, разумѣется, удовлетворилъ-бы твое желаніе, но... не могъ—я былъ связанъ словомъ.
— Объ этомъ я тогда-же догадывался!—замѣтилъ я. — И вотъ теперь, даже, большей частью — за тѣмъ я тебя и пригласилъ къ себѣ, чтобъ развязать узелъ этой загадочной исторіи съ трехрублевой бумажкой.—И знаешь-ли, по какому случаю?
— Пока нѣтъ.
— Сегодня я получилъ письмо и;гь провинціи, а въ
этомъ письмѣ принепріятную новость, которая и даетъ мнѣ право развязать языкъ, такъ сказать, возвращаетъ
мнѣ слово моего молчанія и по этому, я тебѣ, какъ другу моему, могу разсказать эту грустную исторію трехрублевой бумажки, тѣмъ болѣе и на душѣ моей можетъ пооблегчастъ.
— Спасибо! промолвилъ я и, пожалъ руку Алексѣя Петровича.
Добродушинъ закурилъ папиросу и послѣ небольшаго молчанія, въ нѣсколькихъ словахъ разсказалъ мнѣ слѣдующее.
М. Козыревъ.
(До слѣдующаго № ).
ВЪ МАСКАРАДѢ.