не ходить, вѣковушкой оставаться... Вотъ выдумала! безпремѣнно по осени свадьбу заварю... упрямо твердилъ Филиппъ.
— Никто и въ зятья-токъ тебѣ къ пьяницѣ не пойдетъ... спорила Арина.
— Найду авось... такого-же пьяпицу возьму, а ужъ на зло тебѣ отдамъ твою няньку замужъ... и при
бавивъ неизбѣжную мужицкую ругань, онъ уходилъ изъ
дома, хлопая дверыо такъ, что разбитыя стекла, кое какъ примазаиыя ржанымъ тѣстомъ, дребезжали въ гнилыхъ рамахъ.
— Смотри, Ѳеколка, пока я жива, не ходи замужъ, поспѣешь еще когда я помру, мнѣ не долго оста
лось промаятся на этомъ свѣтѣ... говорила Арина своей дочери, послѣ ссоръ съ мужемъ.
— Да полно, матушка! не безпокойся по пустому: батюшка вѣдь зря съ пьяпу мелитъ, а я объ женихахъ и не помышляю, да и кто меня возьметъ, ни приданаго, ни одёжи хорошей у меня нѣтъ... обыкновенно отвѣчала Ѳекла.
Подходя къ своей избѣ, Ѳекла издали еще услыхала, что мать ея охаетъ; только что она отворила дверь, боль
ная на нее накинулась; «Бога ты не боишься!... и куда ты запропастилась? Въ роту пересохло, ноги раз
ломило... Некому ни пить подать, ни съ боку набокъ перевернуть...» но тутъ она взглянула па дочь и обо
рвала свою брапь. «Что ты? Аль захворала? на тебѣ лица нѣтъ!...» спросила она. Вмѣсто отвѣта, Ѳекла зарыдала. Больная испугалась. «Господи!... Что съ то
бой?... Ужъ не померъ-ли отецъ... Аль тебя кто обидѣлъ?»... Наплакавшись, Ѳекла въ отрывистыхъ словахъ разсказала матери о темъ, что съ ней случилось.
— Что мнѣ теперь дѣлать матушка?... Приходится въ озерѣ утопиться... я и хотѣла давича съ горяча-то, да объ тебѣ вспомнила... кто безъ меня за тобой ходить будетъ?... Охъ я горемычная !... и Ѳекла снова заплакала.
— Говорила я тебѣ, остерегайся Митюхи... не спросто онъ повадился ходить къ намъ, а вѣдь обманетъ безпремѣнно, хоть и божится, взять тебя не возьметъ,
только срамъ одинъ... теперь нитокма тебѣ, а и мнѣ-то Филиппъ житья не дастъ, пойдетъ ругаться да попре
кать... Господи, не чаяла я такой бѣды...—тужила Арина и совсѣмъ разнедужилась.
— До самой ночи ни Ѳекла, пи ея мать ничего не ѣли, а все сидѣли да охали, ночью пришелъ домой пьяный Филиппъ, избилъ дочь,обругавъ и ее, и жену самымъ безобразнымъ словомъ.Не менѣе Филиппа разозлился и отецъ Митюхи:
— Ахъ ты пострѣлъ: что выдумалъ! я тебѣ задамъ такую трёпку,что забудешь безъ родителевъ невѣстъ
сватать. Что-бъя въ снохи взялъ какую-то нищую?... Куда-жъ я въ гости поѣду? кого къ себѣ позову? Хороша родня: пьяница Филиппъ, да безногая Арина!... Собирайся въ Москву, безъ тебя покосъ уберемъ, а по осени я самъ тебѣ невѣсту высватаю.
И на другой же день, Митюху выпроводили изъ Озерковъ.
Плохо жилось Ѳеклѣ и прежде, но послѣ того, какъ завистливая Матрена вооружила противъ нея Митюхиныхъ родныхъ, матерей всѣхъ взрослыхъ дѣвокъ, прочившихъ дочекъ за богатаго жениха, да и самихъ подружекъ Ѳеклы, досадовавшихъ за оказанное красивымъ извощикомъ предпочтеніе, бѣдной Ѳеклѣ стало не въ моготу переносить всеобщую непріязнь и безцеремопые попреки: пришлось хоть носу не показывать на улицу, во время праздничной гульбы.
Впрочемъ, когда началась жатва, то бабы и дѣвки еще до восхода солнца уходили въ поле, а какъ погода сто
яла чрезвычайно жаркая, то жали до темной ночи, а днемъ спали, такъ что взрослыхъ никого и не было видно на улицѣ; за то ребятишки, оставаясь полными хозяевами въ пустыхъ избахъ, шалили и дрались на просторѣ. Въ особенности Матренинъ сынишка, 12 лѣтній, избалован
ный, дерзкій Васька, дѣлался ея пугаломъ и безъ жалости преслѣдовалъ бѣдную дѣвушку; завидѣвъ ее, еще издали онъ кричалъ на всю деревню «Эй!... Ѳекла!... тебѣ Митюха велѣлъ кланяться... по осени свадьба... жди его на озерѣ, послѣ дождика въ четвергъ, въ субботу съ нищими»!... Вслѣдъ за этой остротой, всѣ мальчишки, покатываясь со смѣху, орали нескладнымъ, дикимъ хо
ромъ: «Ѳекла! Митюха ждетъ тебя на озерѣ... свадьба въ субботу съ нищими»... Ѳекла, глотая слезы, безъ возраженій на глупыя выходки, ускоряла шаги; но это не избавляло ее отъ мучителей: мальчишки устремлялись за ней, забѣгали впередъ, показывали языки и носы, продолжая кричать такъ, что всѣ деревенскія собаки кидались съ лаемъ и наускиваемыя маленькими безобразни
ками, хватали Ѳеклу за подолъ и ноги, но она никому не жаловалось и молча терпѣла обиды.
Однажды Васька поощряемый безнаказанностью, началъ кидать въ свою жертву, камнями; его примѣру послѣдо
вали и другіе шалуны; одинъ камень попалъ Ѳеклѣ въ глазъ, такъ, что дѣвушка вскрикнувъ отъ боли, оста
Мальчишки испугались; Васька, подбѣжавъ къ ней и дергая за рукавъ, спросилъ: «Ѳеколка! что-ты»?
— Охъ, батюшки! совсѣмъ окривѣла! охала Ѳекла. Мальчишки бросились въ разсыпную, кто куда, а Васька стоялъ предъ ней блѣдный и раскаявшійся.
— Никто и въ зятья-токъ тебѣ къ пьяницѣ не пойдетъ... спорила Арина.
— Найду авось... такого-же пьяпицу возьму, а ужъ на зло тебѣ отдамъ твою няньку замужъ... и при
бавивъ неизбѣжную мужицкую ругань, онъ уходилъ изъ
дома, хлопая дверыо такъ, что разбитыя стекла, кое какъ примазаиыя ржанымъ тѣстомъ, дребезжали въ гнилыхъ рамахъ.
— Смотри, Ѳеколка, пока я жива, не ходи замужъ, поспѣешь еще когда я помру, мнѣ не долго оста
лось промаятся на этомъ свѣтѣ... говорила Арина своей дочери, послѣ ссоръ съ мужемъ.
— Да полно, матушка! не безпокойся по пустому: батюшка вѣдь зря съ пьяпу мелитъ, а я объ женихахъ и не помышляю, да и кто меня возьметъ, ни приданаго, ни одёжи хорошей у меня нѣтъ... обыкновенно отвѣчала Ѳекла.
Подходя къ своей избѣ, Ѳекла издали еще услыхала, что мать ея охаетъ; только что она отворила дверь, боль
ная на нее накинулась; «Бога ты не боишься!... и куда ты запропастилась? Въ роту пересохло, ноги раз
ломило... Некому ни пить подать, ни съ боку набокъ перевернуть...» но тутъ она взглянула па дочь и обо
рвала свою брапь. «Что ты? Аль захворала? на тебѣ лица нѣтъ!...» спросила она. Вмѣсто отвѣта, Ѳекла зарыдала. Больная испугалась. «Господи!... Что съ то
бой?... Ужъ не померъ-ли отецъ... Аль тебя кто обидѣлъ?»... Наплакавшись, Ѳекла въ отрывистыхъ словахъ разсказала матери о темъ, что съ ней случилось.
— Что мнѣ теперь дѣлать матушка?... Приходится въ озерѣ утопиться... я и хотѣла давича съ горяча-то, да объ тебѣ вспомнила... кто безъ меня за тобой ходить будетъ?... Охъ я горемычная !... и Ѳекла снова заплакала.
— Говорила я тебѣ, остерегайся Митюхи... не спросто онъ повадился ходить къ намъ, а вѣдь обманетъ безпремѣнно, хоть и божится, взять тебя не возьметъ,
только срамъ одинъ... теперь нитокма тебѣ, а и мнѣ-то Филиппъ житья не дастъ, пойдетъ ругаться да попре
кать... Господи, не чаяла я такой бѣды...—тужила Арина и совсѣмъ разнедужилась.
— До самой ночи ни Ѳекла, пи ея мать ничего не ѣли, а все сидѣли да охали, ночью пришелъ домой пьяный Филиппъ, избилъ дочь,обругавъ и ее, и жену самымъ безобразнымъ словомъ.Не менѣе Филиппа разозлился и отецъ Митюхи:
— Ахъ ты пострѣлъ: что выдумалъ! я тебѣ задамъ такую трёпку,что забудешь безъ родителевъ невѣстъ
сватать. Что-бъя въ снохи взялъ какую-то нищую?... Куда-жъ я въ гости поѣду? кого къ себѣ позову? Хороша родня: пьяница Филиппъ, да безногая Арина!... Собирайся въ Москву, безъ тебя покосъ уберемъ, а по осени я самъ тебѣ невѣсту высватаю.
И на другой же день, Митюху выпроводили изъ Озерковъ.
Плохо жилось Ѳеклѣ и прежде, но послѣ того, какъ завистливая Матрена вооружила противъ нея Митюхиныхъ родныхъ, матерей всѣхъ взрослыхъ дѣвокъ, прочившихъ дочекъ за богатаго жениха, да и самихъ подружекъ Ѳеклы, досадовавшихъ за оказанное красивымъ извощикомъ предпочтеніе, бѣдной Ѳеклѣ стало не въ моготу переносить всеобщую непріязнь и безцеремопые попреки: пришлось хоть носу не показывать на улицу, во время праздничной гульбы.
Впрочемъ, когда началась жатва, то бабы и дѣвки еще до восхода солнца уходили въ поле, а какъ погода сто
яла чрезвычайно жаркая, то жали до темной ночи, а днемъ спали, такъ что взрослыхъ никого и не было видно на улицѣ; за то ребятишки, оставаясь полными хозяевами въ пустыхъ избахъ, шалили и дрались на просторѣ. Въ особенности Матренинъ сынишка, 12 лѣтній, избалован
ный, дерзкій Васька, дѣлался ея пугаломъ и безъ жалости преслѣдовалъ бѣдную дѣвушку; завидѣвъ ее, еще издали онъ кричалъ на всю деревню «Эй!... Ѳекла!... тебѣ Митюха велѣлъ кланяться... по осени свадьба... жди его на озерѣ, послѣ дождика въ четвергъ, въ субботу съ нищими»!... Вслѣдъ за этой остротой, всѣ мальчишки, покатываясь со смѣху, орали нескладнымъ, дикимъ хо
ромъ: «Ѳекла! Митюха ждетъ тебя на озерѣ... свадьба въ субботу съ нищими»... Ѳекла, глотая слезы, безъ возраженій на глупыя выходки, ускоряла шаги; но это не избавляло ее отъ мучителей: мальчишки устремлялись за ней, забѣгали впередъ, показывали языки и носы, продолжая кричать такъ, что всѣ деревенскія собаки кидались съ лаемъ и наускиваемыя маленькими безобразни
ками, хватали Ѳеклу за подолъ и ноги, но она никому не жаловалось и молча терпѣла обиды.
Однажды Васька поощряемый безнаказанностью, началъ кидать въ свою жертву, камнями; его примѣру послѣдо
вали и другіе шалуны; одинъ камень попалъ Ѳеклѣ въ глазъ, такъ, что дѣвушка вскрикнувъ отъ боли, оста
новилась среди улицы и зажала руками ушибленный глазъ.
Мальчишки испугались; Васька, подбѣжавъ къ ней и дергая за рукавъ, спросилъ: «Ѳеколка! что-ты»?
— Охъ, батюшки! совсѣмъ окривѣла! охала Ѳекла. Мальчишки бросились въ разсыпную, кто куда, а Васька стоялъ предъ ней блѣдный и раскаявшійся.