сгорѣвшей деревни съ обычной русской беззаботностью принялись за свадьбы, между прочимъ и Митюха женился на Дуняхѣ Только что отгулявъ свадьбу, Митюха дол
женъ былъ явиться въ рекрутское присуствіе для вынутья жребія и угодилъ въ солдаты!... Полкъ, куда его при
няли, стоялъ въ Польшѣ и онъ отправился въ дальній путь.
Дуняха не плакала и не причитала: прошла пора трагическихъ сценъ въ пріемныхъ рекрутскихъ присутствій, всѣ пріобыкли къ воинской повинности и теперешнія женщины покоряются неизбѣжной разлукѣ, болѣе равнодушно.
Стояла глубокая осень. Земля замерзла и порошилъ первый снѣгъ. День былъ праздничный; Ѳекла вышла изъ воротъ и присѣла на заваленку. Улицы опустѣли, рѣзкій вѣтеръ загналъ всѣхъ въ теплыя избы; вотъ издали показалась лошадь съ телѣгой, Ѳекла разсѣянно глядѣла на приближавшагося мужика, который, круто повернувъ къ дому ея дяди, слѣзъ съ телѣги и спросилъ! «Дома Иванъ-поросятникъ?»
— ІІѢту-ти... дяденька съ тетенькой въ гости уѣхали... отвѣчала Ѳекла,—А на что онъ тебѣ?
— Поросеночка хотѣлъ у него купить... сказалъ мужикъ и кинувъ охапку сѣна лошади, сѣлъ па заваленку возлѣ дѣвушки. Оба молчали, оглядѣли другъ друга: пріѣзжій былъ молодецъ лѣтъ 25, курчавый, кругло
лицый, съ свѣтлыми, умными глазами, лице его дышало прямодушіемъ. Повидимому обзоръ произвелъ на обоихъ благопріятное впечатлѣніе.
— Ты здѣшняя?... спросилъ мужикъ.

— Нѣтъ, я изъ Озерковъ, вотъ что выгорѣла-то деревня нонѣ по лѣту... А тебя какъ звать?...

— Звать меня Алексѣй, по отцѣ Тихоновъ... мельница у меня тутъ недалече за рѣкой... такъ вотъ поро
сятъ держу, посыпка-то не купленная...—и Алексѣй лукаво усмѣхнулся.
— Знамо не купленая... также улыбнулась Ѳекла.
— Слыхалъ я про вашъ пожаръ... Эко горе!... а все таки легче моего горя... Охъ!...—и Алексѣй глубоко вздохнулъ.
— А какое у тебя горе? участливо спросила дѣвушка. — Хозяйка у меня родами померла, вчерась только сорочины справилъ; оставила голубушка троихъ сиротъ, меныітой-то въ люлькѣ соску сосетъ... а мужикъ-то я одинокій... бѣда... хоть волкомъ вой... Ни печку топить, ни за ребятами присмотрѣть некому, а самому недосужно, теперь помолъ большой и день и ночь на работѣ... повѣствовалъ Алексѣй, утирая рукавомъ слезы.

•— Жениться тебѣ надобно... посовѣтовала Ѳекла.

— Ито за вдовца пойдетъ, на малыхъ ребятъ, прямо
къ печкѣ, къ всему хозяйскому обиходу... Кое какуюто взять не охотно: дѣтей бить да увѣчить будетъ, а я до нихъ охочь и жалостливъ... сѣтовалъ вдовецъ.
— За что же ихъ бить то? сиротъ грѣшно обижать. Я вотъ сама сирота, мать померла, отецъ погорѣлъ, у дяди Христа ради живу... грустно молвила Ѳекла.

— Ой ли сирота? а пошла бъ ты на малыхъ ребятъ? внезапно оживляясь,спросилъ Алексѣй.

Ѳекла покраснѣла.
— Отчего же не идти: я сама до ребятъ ласкова, у дяди ихъ шестеро, я ихъ и одѣваю, и мою, и спать укладываю, они совсѣмъ отъ матери отвыкли, все ко мнѣ лѣзутъ...
— Ну и ладно... хошь я тебя посватаю? не вѣкъ тебѣ дядиныхъ ребятъ няпьчить, да чужой хлѣбъ ѣсть, свой уголъ, своя печка лучше: щей горшокъ, да самъ большой... Ась?... что скажешь?.. .Сватать что ли?...— и Алексѣй тихонько отвелъ руку Ѳеклы съ концомъ фартука, которымъ она стыдливо закрыла глаза.
Ѳекла хоть и отвернулась отъ молодаго вдовца, а прошептала: «Сватай»...
Передъ заговѣніемъ они обвѣнчались.
М.. Политковская. КУПЕЦЪ
Пародія.

— Что такъ плохо ты одѣтъ,

Коммерсантъ нашъ капитальный? —
Твой сюртукъ въ дырахъ и сальный, У сапогъ подметокъ нѣтъ? У тебя есть денегъ груда.

Мы понять не можемъ чуда, Что такъ плохо ты одѣтъ...

— Нужно мнѣ идти въ амбаръ, Ожидаетъ тамъ занятье,

И беречь я долженъ платье —

Такъ какъ пыленъ нашъ товаръ. Послѣ дѣла разфранчуся,
А теперь, —я тороплюся,

Нужно мнѣ идти въ амбаръ.

— Не несешь ты черный трудъ,— У тебя, работѣ рады, За дешевые оклады,
Молодцы ту лямку трутъ. И имѣя ихъ довольно,

Время тратя произвольно,

Не несешь ты черный трудъ.