— Я смирененъ, хоть богатъ,
Чуждый помысламъ грѣховнымъ, Покаяніемъ духовнымъ
Душу я очистить радъ.
Оттого согбенный, блѣдный Я иду въ одеждѣ бѣдной —
Я смирененъ хоть богатъ...
— Вѣдь теперь не дни поста,
Ты, конечно, зналъ и прежде, Что и въ праздничной одеждѣ Можетъ быть душа чиста... И надѣлъ то одѣянье,
Ты не ради покаянья —
Вѣдь теперь не дни поста... — Ужъ таковъ порядокъ дѣлъ,
Что, все спрятавъ со стараньемъ, Полурванымъ одѣяньемъ Кредиторовъ я поддѣлъ.
Я имъ въ ноги повалился, Говоря, что разорился...
Ужъ таковъ порядокъ дѣлъ...

Кетти Кингъ. ИГРА ПРИРОДЫ.

ОЧЕРКЪ.
Григорію Григорьевичу Подсыпкину далеко за сорокъ лѣтъ. Онъ имѣетъ небольшіе, но свѣтящіеся огонь
комъ глазки и большую тоже свѣтящуюся лысину; востренькій носикъ и кругленькое брюшко; небольшой ростъ и большой каменный домъ. Наконецъ Григорій Григорьевичъ обладаетъ хорошенькимъ состояніемъ, полученнымъ въ приданое за очень некрасивою женою.
То обстоятельство, что все свое состояніе онъ взялъ за женою Анфисой Кузьминишной, не внушило ему обязанности особенно уважать ее, а та особенность, что она была очепь некрасива, внушила ему идею поль
зоваться нѣкоторою свободою относительно любовныхъ дѣлишекъ. Анфиса Кузьминишна стороною много коечего слыхала про эротическія похожденія своего благовѣрнаго и будучи сердитою отъ природы, угощала своего супруга частенько такими треволненіями супруже
ской жизни, что, какъ говорится—хоть святыхъ вонъ неси. Но: не пойманъ -не воръ, а Григорій Григорье
вичъ пойманъ и уличенъ ни разу не былъ, а потому, насколько было въ его силахъ и способностяхъ, отгры
зался отъ нападокъ своей дражайшей половины. Дѣломъ Григорій Григорьевичъ не былъ занятъ никакимъ и по
тому располагалъ временемъ по своему усмотрѣнію. Особенно вечеркомъ въ хорошую погоду любилъ онъ гулять по московскимъ бульварамъ. Одѣнется франтомъ хоть куда, закуритъ сигару и выйдетъ на бульваръ, и тамъ, бродя взадъ и впередъ или сидя па лавочкѣ, смотритъ на проходящихъ незнакомокъ, съ иными пе
ремигнется, съ иными пошутитъ, а съ иными... Но дѣло не въ томъ.
Интригъ вплотную Григорій Григорьевичъ затѣвать не любилъ.—Ну ихъ, говорилъ онъ, свяжешься, спута
ешься и самъ не радъ будешь, такъ «побаловаться», это вотъ наше дѣло.
Въ одну изъ обычныхъ прогулокъ Подсыпкина по бульвару, случилась роковая встрѣча, послужившая причиною, что этотъ незатѣйливый разсказъ мой по
явился передъ очами читателя. Неторопливой поступью, заложивъ обѣ руки съ шелковымъ зонтомъ за спину и важно попыхивая сигарой, двигался Григорій Гри
горьевичъ по бульвару. Вдругъ видитъ онъ на одной изъ скамеекъ сидитъ дѣвушка лѣтъ двадцати съ небольшимъ, прилично одѣтая и съ картонкой въ рукахъ. Дѣвушка была не дурна собой, это само по себѣ, но картонка въ рукахъ незнакомки была чѣмъ-то въ родѣ маг
нита для Подсыпкина и такъ и тяпула его познакомиться. Не долго думая, Григорій Григорьевичъ подсѣлъ къ понравившейся ему незнакомкѣ.
— Славная погода, проговорилъ онъ, садясь и опираясь обѣими руками на зонтикъ. Дѣвушка молчала.
— Или вы не любите хорошей погоды? прямо задалъ вопросъ Григорій Григорьевичъ и прибавилъ: есть люди, которые не любятъ хорошей погоды.
Дѣвушка обернулась. Приличный видъ и полупочтенная наружность сосѣда не внушали ни малѣйшаго по
дозрѣнія въ томъ, что это человѣкъ порядочный, а не бульварный ловеласъ и потому сосѣдка съ полуулыбкой отвѣтила:
— Нѣтъ, я люблю хорошую погоду.
— Я, признаюсь, въ хорошій вечеръ не могу усидѣть дома, продолжалъ Подсыпкииъ, — а вы вѣроятно идете по дѣлу?
— Да.

— Что это, шляпочку несете? — Да шляпку.

— Вы конечно модистка? — Да.
— Свое заведепіе имѣете?

— Нѣтъ, я живу у хозяйки.

— Трудно учиться вашему мастерству?
— Кто какъ понятливъ; вообще же не трудно.