половинѣ. Едва Ефритъ (очеловѣченный духъ—геній) прикоснулся зубами къ душистой мякоти плода, какъ почувствовалъ себя охваченнымъ, какъ бы огнемъ. Онъ понялъ, что былъ отравленъ, и проглотилъ тотчасъ же противоядіе, хранившееся въ углубленіи подъ камнемъ въ перстнѣ, и затѣмъ упалъ навзничь, притворившись мертвымъ. По знаку негодной Анизы, два раба, пристав
ленные къ этому дѣлу, уложили новобрачнаго въ роскошный гробъ, заранѣе приготовленный, и принесли къ намъ въ погре
бальный склепъ.
„Тогда то Ефритъ и приступилъ къ своей благодѣтельной для насъ зада
чѣ. Онъ назвалъ насъ каждаго по три раза и вдунулъ въ насъ жизнь. Мы под
нялись всѣ шестеро, удивляясь, что мы живы и видя въ этомъ странномъ мѣстѣ одинъ дру
гого. Затѣмъ, мы стали дышать счастливые тѣмъ, что
прими же твой настоящій видъ и въ немъ неси кару, какую ты заслужила.
И онъ плеснулъ на нее изъ чашки съ водой.
Аниза стала на четвереньки, лицо ея вытянулось въ свиную морду, конечности стали тонкими, уши разширились, повисли и удлинились, глаза стали маленькими, и сама она начала хрюкать.
Вмѣсто проклятой, но соблазнительной принцессы, явилась предъ нами свинья, самка самаго нечистаго изъ животныхъ, какъ сказалъ Козруцъ. Но онъ не ограничился этимъ въ своемъ мщеніи, а низвелъ сверху огонь, которымъ истребилъ городъ, вырастивъ на его мѣстѣ непроходимый лѣсъ. Остался цѣлымъ только этотъ дворецъ, въ которомъ онъ приказалъ намъ всѣмъ жить вмѣстѣ, снабдивъ всѣмъ необходимымъ для жизни, но по
ручивъ казнить принцессу по законамъ вѣчной правды. Ее-то ты и видѣлъ въ образѣ свиньи, которую каждый изъ насъ обязанъ
безъ жалости наказывать каждую ночь бичемъ изъ воловьихъ жилъ до изнеможенія собственныхъ силъ. Въ седьмой день, который падаетъ на пятницу, мы соединяемся и, воздавши Ефриту благодарность за спасеніе, общими усиліями учимъ поганую Анизу. Всѣ мы, шесть Календеровъ-Королевичей, живемъ здѣсь, связан
ные обѣтомъ и клятвою не разставаться и не видѣть ни одной женщины. Поэтому то мы и плюемъ, въ знакъ презрѣнія, при одномъ имени женщины.
Вотъ что разсказалъ Калѳндеръ купцу и приказалъ ему тот
можемъ пользоваться легкими даже въ этомъ вонючемъ и сыромъ склепѣ. Геній положилъ намъ руки на лобъ, и мысль стала ясною и здоровою въ нашихъ мозгахъ; затѣмъ, онъ далъ намъ проглотить какое-то лѣкарство, которое освободило наши вены отъ частичекъ яда въ нашей крови. Когда къ намъ, наконецъ, вполнѣ возвратилось сознаніе, Ефритъ каждаго изъ насъ назвалъ по имени и въ немногихъ словахъ сообщилъ намъ то, что произошло. Тогда оставалось намъ только одно — выдти изъ мертвой тюрьмы. Одинъ изъ насъ нашелъ въ углу связку веревокъ, по которымъ спускались въ склепъ; на самой длинной изъ нихъ были завязаны нами узлы. Затѣмъ оставалось только устроить изъ себя пирамиду, помѣщаясь на плечахъ одинъ у другого, верх
нему передать веревку съ узлами. Этотъ яылѣзши черезъ люкъ, который велъ въ
склепъ, укрѣпилъ веревку, и по ней мы благополучно вылѣзли изъ ямы, гдѣ по
знакомились со смертью .
„Когда мы вернулись на поверхность земли, Козруцъ по
велъ насъ къ брачной комнатѣ, которая всѣмъ намъ была зна
кома. Она имѣла семь дверей, у каждой изъ нихъ мы и помѣсти
лись по одиночкѣ, при чемъ Козруцъ сталъ у средней, чрезъ нее предсталъ предъ султаншей и обратился къ ной иронически:
— Такъ - то вы, сударыня, ведете себя во время первой брачной ночи!
Аниза въ ужасѣ, не вѣря своимъ глазамъ, холодѣя отъ страха, бросилась бѣжать чрезъ одну изъ дверей, зовя на по
мощь. Но въ растворенной двери предсталъ предъ султаншей одинъ изъ убитыхъ ею мужей; бросается она къ другой двери, тамъ сталкивается съ другимъ такимъ же, съ такимъ же успѣхомъ заглянула она во всѣ осталь
ныя двери, встрѣчая въ каждой изъ нихъ одну изъ своихъ жертвъ. Тогда, щелкая зубами и испуская дикіе крики, она упала лицомъ на полъ среди комнаты.
Козруцъ подошелъ къ ней и сказалъ:
Ты не женщина, а самка самого нечистаго изъ животныхъ;
часъ же отправиться въ дорогу, съ запрещеніемъ возвращаться, во дворецъ.
— Эта сказка, дѣйствительно, чудесная,- сказалъ Чаріаръ,— и я согласенъ, что эта негодная принцесса вполнѣ достойна своей
участи. Но я требовалъ отъ тебя разсказа о любви, а ты дала мнѣ что-то уже совсѣмъ на нее не похожее!
И старый султанъ, не легко разстававшійся съ запавшей въ голову мыслью, поплелся, ворча, въ гаремъ, надѣясь отъ болѣе молодой султанши услышать разсказъ о любви, котораго не получилъ отъ старой Шехерезады.
— Берегитесь, сестрица, — сказала послѣдней лукавая Динарзада. Султанъ постоянно не въ духѣ и капризничаегь; угодить ему становится все труднѣе и труднѣе: не время ли освѣжить немного вашъ репертуаръ?
Акъ-Башъ.
ленные къ этому дѣлу, уложили новобрачнаго въ роскошный гробъ, заранѣе приготовленный, и принесли къ намъ въ погре
бальный склепъ.
„Тогда то Ефритъ и приступилъ къ своей благодѣтельной для насъ зада
чѣ. Онъ назвалъ насъ каждаго по три раза и вдунулъ въ насъ жизнь. Мы под
нялись всѣ шестеро, удивляясь, что мы живы и видя въ этомъ странномъ мѣстѣ одинъ дру
гого. Затѣмъ, мы стали дышать счастливые тѣмъ, что
прими же твой настоящій видъ и въ немъ неси кару, какую ты заслужила.
И онъ плеснулъ на нее изъ чашки съ водой.
Аниза стала на четвереньки, лицо ея вытянулось въ свиную морду, конечности стали тонкими, уши разширились, повисли и удлинились, глаза стали маленькими, и сама она начала хрюкать.
Вмѣсто проклятой, но соблазнительной принцессы, явилась предъ нами свинья, самка самаго нечистаго изъ животныхъ, какъ сказалъ Козруцъ. Но онъ не ограничился этимъ въ своемъ мщеніи, а низвелъ сверху огонь, которымъ истребилъ городъ, вырастивъ на его мѣстѣ непроходимый лѣсъ. Остался цѣлымъ только этотъ дворецъ, въ которомъ онъ приказалъ намъ всѣмъ жить вмѣстѣ, снабдивъ всѣмъ необходимымъ для жизни, но по
ручивъ казнить принцессу по законамъ вѣчной правды. Ее-то ты и видѣлъ въ образѣ свиньи, которую каждый изъ насъ обязанъ
безъ жалости наказывать каждую ночь бичемъ изъ воловьихъ жилъ до изнеможенія собственныхъ силъ. Въ седьмой день, который падаетъ на пятницу, мы соединяемся и, воздавши Ефриту благодарность за спасеніе, общими усиліями учимъ поганую Анизу. Всѣ мы, шесть Календеровъ-Королевичей, живемъ здѣсь, связан
ные обѣтомъ и клятвою не разставаться и не видѣть ни одной женщины. Поэтому то мы и плюемъ, въ знакъ презрѣнія, при одномъ имени женщины.
Вотъ что разсказалъ Калѳндеръ купцу и приказалъ ему тот
можемъ пользоваться легкими даже въ этомъ вонючемъ и сыромъ склепѣ. Геній положилъ намъ руки на лобъ, и мысль стала ясною и здоровою въ нашихъ мозгахъ; затѣмъ, онъ далъ намъ проглотить какое-то лѣкарство, которое освободило наши вены отъ частичекъ яда въ нашей крови. Когда къ намъ, наконецъ, вполнѣ возвратилось сознаніе, Ефритъ каждаго изъ насъ назвалъ по имени и въ немногихъ словахъ сообщилъ намъ то, что произошло. Тогда оставалось намъ только одно — выдти изъ мертвой тюрьмы. Одинъ изъ насъ нашелъ въ углу связку веревокъ, по которымъ спускались въ склепъ; на самой длинной изъ нихъ были завязаны нами узлы. Затѣмъ оставалось только устроить изъ себя пирамиду, помѣщаясь на плечахъ одинъ у другого, верх
нему передать веревку съ узлами. Этотъ яылѣзши черезъ люкъ, который велъ въ
склепъ, укрѣпилъ веревку, и по ней мы благополучно вылѣзли изъ ямы, гдѣ по
знакомились со смертью .
„Когда мы вернулись на поверхность земли, Козруцъ по
велъ насъ къ брачной комнатѣ, которая всѣмъ намъ была зна
кома. Она имѣла семь дверей, у каждой изъ нихъ мы и помѣсти
лись по одиночкѣ, при чемъ Козруцъ сталъ у средней, чрезъ нее предсталъ предъ султаншей и обратился къ ной иронически:
— Такъ - то вы, сударыня, ведете себя во время первой брачной ночи!
Аниза въ ужасѣ, не вѣря своимъ глазамъ, холодѣя отъ страха, бросилась бѣжать чрезъ одну изъ дверей, зовя на по
мощь. Но въ растворенной двери предсталъ предъ султаншей одинъ изъ убитыхъ ею мужей; бросается она къ другой двери, тамъ сталкивается съ другимъ такимъ же, съ такимъ же успѣхомъ заглянула она во всѣ осталь
ныя двери, встрѣчая въ каждой изъ нихъ одну изъ своихъ жертвъ. Тогда, щелкая зубами и испуская дикіе крики, она упала лицомъ на полъ среди комнаты.
Козруцъ подошелъ къ ней и сказалъ:
Ты не женщина, а самка самого нечистаго изъ животныхъ;
часъ же отправиться въ дорогу, съ запрещеніемъ возвращаться, во дворецъ.
— Эта сказка, дѣйствительно, чудесная,- сказалъ Чаріаръ,— и я согласенъ, что эта негодная принцесса вполнѣ достойна своей
участи. Но я требовалъ отъ тебя разсказа о любви, а ты дала мнѣ что-то уже совсѣмъ на нее не похожее!
И старый султанъ, не легко разстававшійся съ запавшей въ голову мыслью, поплелся, ворча, въ гаремъ, надѣясь отъ болѣе молодой султанши услышать разсказъ о любви, котораго не получилъ отъ старой Шехерезады.
— Берегитесь, сестрица, — сказала послѣдней лукавая Динарзада. Султанъ постоянно не въ духѣ и капризничаегь; угодить ему становится все труднѣе и труднѣе: не время ли освѣжить немного вашъ репертуаръ?
Акъ-Башъ.