житься одною архитектурою, касаясь прочихъ выводовъ автора лишь на столько, на сколько они входятъ въ разбираемый отдѣлъ.
Судьбы русскаго зодчества тѣсно связаны съ историческими судьбами его родины.
Историческая жизнь до-Петровской Руси распадается на два главныхъ отдѣла: 1) періодъ удѣльно-вѣчевой и 2) періодъ еди
нодержавный. Въ первомъ періодѣ Россія дробится на мелкія части, что способствуетъ возникновенію повсемѣстной областной самостоятельности; во второмъ періодѣ народная жизнь собирается около одного центра, и въ ней проявляется несравненно больше единства въ отношеніяхъ политическомъ и культурномъ. Соединительнымъ звеномъ обоихъ періодовъ служитъ двухсотлѣтнее татар
ское иго, во время котораго вновь народившаяся Москва, въ союзѣ съ православною церковью, возрасла до степени первопрестольнаго града, а удѣльно-вѣчевой порядокъ, послѣ долгой борьбы, долженъ былъ уступить свое мѣсто единодержавному. Слабая и раздробленная Русь превратилась въ сильное и обширное Москов
ское государство, которое достигло во второй половинѣ XVII вѣка своего наибольшаго блеска и преобразовалось въ началѣ XVII вѣка въ Россійскую Имперію, занявшую первенствующее положеніе въ восточной Европѣ.
Ясно, что въ первое время своего существованія раздробленная и почти первобытная Русь не могла имѣть своего искусства, въ томъ обширномъ смыслѣ, какъ мы его понимаемъ теперь, или какое существовало въ античной Греціи, въ Римѣ, въ готическую эпоху въ средней Европѣ и пр., и должна была заимствовать его, вмѣстѣ съ вѣрою и началами цивилизаціи, у первыхъ учителей своихъ — византійнскихъ грековъ. Вслѣдствіе того, всѣ памятники удѣльно-вѣчевого періода отличаются или вполнѣ византійскимъ характеромъ, или, по крайней мѣрѣ, имѣютъ византійскую основу. Впрочемъ, ихъ византійскій характеръ не остается постояннымъ, но видоизмѣняется, въ зависимости отъ мѣстныхъ вліяній.
Главными историческими центрами удѣльно-вѣчевой Руси были Кіевъ, Новгородъ и Суздаль, и въ каждомъ изъ нихъ архитектура принимаетъ свой особый оттѣнокъ. Кіевскіе памятники принадлежать къ числу древнѣйшихъ, но они, къ сожалѣнію, или находятся въ состояніи полнаго разрушенія, каковы, напр., Золотыя ворота въ
Кіевѣ, или-же до того искажены позднѣйшими передѣлками и пристройками, что отъ прежняго ихъ вида почти ничего не осталось (Кіево-Софійскій соборъ). Впрочемъ, и всѣ тѣ немногіе остат
ки, которые дошли до насъ, прямо показываютъ, что характеръ кіевской архитектуры былъ чисто византійскій, или, пожалуй, ха
рактеръ той византійской архитектуры, которая господствовала въ Восточной имперіи въ X и XI вѣкахъ. Такимъ образомъ, съ точки зрѣнія самобытнаго національнаго искусства, кіевскіе памятники имѣютъ весьма слабый интересъ, и то лишь какъ источникъ дальнѣйшаго развитія нашего зодчества.
Памятники Новгорода и Пскова сохранились лучше но въ нихъ, за исключеніемъ самыхъ древнихъ, въ родѣ церкви Спаса въ Нередицахъ (XII вѣка), византійскій или греческій типъ не такъ уже чистъ; въ XIV вѣкѣ становится замѣтнымъ западное романское вліяніе, которое и составляетъ мѣстную особенность архитектуры на сѣверо-западѣ тогдашней Руси. Вліяніе это объясняется обширною торговлею, которую Новгородъ велъ съ Ганзою, и неопровержимо подтверждается какъ сходствомъ нѣкоторыхъ деталей новгородскаго зодчества съ деталями романскихъ построекъ сѣверной Гер
маніи, такъ и неоднократными лѣтописными указаніями на нѣмец
кихъ каменьщиковъ, работавшихъ въ Новгородѣ. Оно признается всѣми нашими изслѣдователями, работавшими надъ архитектурою Новгорода и Пскова.
Какъ въ Новгородѣ византійско-русская архитектура подпала подъ западно-романское вліяніе, такъ точно въ Суздальской области подверглась она также западному, но только уже, какъ увидимъ далѣе, не романскому, а ломбардскому вліянію, которое, въ свою очередь, составляетъ мѣстную особенность архитектуры на сѣверовостокѣ Россіи. Суздальскіе памятники, сохранившіеся несравнен
но лучше прочихъ, отличаются небывалымъ еще дотолѣ на Руси совершенствомъ зодчества и служатъ образцами первыхъ проблесковъ самостоятельнаго русскаго стиля.
Тѣ немногіе памятники, которые дошли до насъ отъ начала татарскаго владычества, всѣ свидѣтельствуютъ о крайнемъ упадкѣ зодчества въ это время, что, впрочемъ, становится вполнѣ понят
нымъ, если принять во вниманіе, что послѣ перваго татарскаго нашествія Россія представляла собой страну, покрытую развали
нами городовъ и пожарищами деревень. Дѣло доходитъ до того, что когда Иванъ III вздумалъ строить Успенскій соборъ въ Москвѣ, то во всей Россіи, не исключая Новгорода и Пскова, славившихся
своими каменьщиками, учениками нѣмцевъ, не нашлось ни одного человѣка, который съумѣлъ-бы довести это дѣло до конца — и пришлось посылать за архитекторомъ въ Италію!
Но при первыхъ князьяхъ московскихъ, строительная дѣятельность начинаетъ понемногу оживляться, хотя московское зодче
ство представляетъ собою на первыхъ порахъ какъ-бы продол
женіе суздальскаго (московскій Благовѣщенскій соборъ и друг.). Между тѣмъ, западные сосѣди Москвы, Польша и Швеція, ста
раются все болѣе и болѣе уединить ее отъ Европы, и хотя они этого окончательно не достигаютъ, ибо, напр. при Іоаннѣ III и Іоаннѣ Грозномъ, происходятъ довольно дѣятельныя посольскія сношенія съ нѣкоторыми западными государствами, но тѣмъ не менѣе Московское государство все болѣе и болѣе подчиняется вліянію Востока, что неизбѣжно отражается на его зодчествѣ.
Съ помощью техническихъ познаній западныхъ зодчихъ и тѣхъ восточныхъ и византійскихъ художественныхъ элементовъ, которые были у нея подъ руками, а также и своихъ собственныхъ, москов
ская Русь создаетъ ту своеобразную и причудливую архитектуру, которая извѣстна подъ названіемъ «московской». Этотъ московско
русскій стиль достигаетъ своего наибольшаго, хотя далеко непол
наго, развитія въ ХѴII вѣкѣ и представляетъ намъ образцы самостоятельнаго русскаго искусства. Лучшими его созданіями,
безспорно, слѣдуетъ считать: по каменной архитектурѣ — церкви Грузинской Божіей Матери, въ Китай-Городѣ, въ Москвѣ, и Троицы, въ подмосковномъ селѣ Останкинѣ, а по деревянной архитектурѣ — дворецъ въ селѣ Коломенскомъ.
Затѣмъ, въ концѣ ХѴII и въ началѣ ХѴIII вѣка, въ московской архитектурѣ начинаетъ сильно чувствоваться новое вліяніе, вліяніе западное: формы итальянскаго Возрожденія, послѣдняго періода, проникаютъ въ Россію, начинаютъ покрывать собою русскія зданія, образуя при этомъ весьма оригинальную и часто весьма гармо
ничную смѣсь мѣстныхъ строительныхъ пріемовъ со своеобразно передѣланными западными деталями. Оловомъ, въ Россіи въ это время замѣчается то-же явленіе, которое мы видимъ на Западѣ
двѣсти-полтораста лѣтъ ранѣе, т. е. въ эпоху такъ называемаго Смѣшаннаго стиля, когда сооруженія—готическія посвоей основѣ— облѣплялись деталями стиля Возрожденія (таковы, напр., замокъ Шамборъ, церковь St. Etienne-du-Mont, въ Парижѣ, ратуша въ Бременѣ, т. наз. Gewandhaus — въ Брауншвейгѣ, и пр.).
Направленіе это было чрезвычайно плодотворно и оставило множество церквей, иногда весьма красивыхъ и самобытныхъ, раз
сѣянныхъ по всей Россіи. Изъ нихъ мы укажемъ на московскія церкви Успенья Пресвятыя Богородицы, на Покровкѣ, и Николы Большого Креста, на Ильинкѣ, колокольню Новодѣвичьяго мона
стыря, въ Москвѣ, Строгановскую (Рождественскую) церковь Пресвятыя Богородицы, въ Нижнемъ-Новгородѣ. Стиль всѣхъ этихъ сооруженій не получилъ еще опредѣленнаго имени въ русской наукѣ. Покойный Снегиревъ, авторъ «Русской Старины», назы
валъ его «итальяно-русскимъ зодчествомъ» — терминъ ничего не выражающій, ибо это названіе можетъ подходить и къ нашимъ постройкамъ XV и XVI вѣка, возведеннымъ итальянцами на рус
ской почвѣ, каковы, напр., Архангельскій соборъ, въ Москвѣ, Гра
новитая Палата, и проч. Покойный Даль окрестилъ его названіемъ «Петровскаго стиля», но названіе это нисколько не лучше, если даже не хуже, снегиревскаго,. потому что, во-первыхъ, стиль этотъ появляется въ Россіи въ концѣ ХѴII вѣка (преимущественно въ церквахъ, сооруженныхъ Нарышкиными) еще во время малолѣтства Петра; а во-вторыхъ, потому, что всѣ чисто петровскія сооруженія представляютъ собою постройки безусловно западныя, не имѣющія ничего общаго съ прежней русской архитектурой. Самое пра
вильное названіе для этого стиля было-бы «Русскій Барокко». Оно сразу показывало-бы на его сущность, т. е. на то, что онъ представляетъ собою формы третьяго періода итальянскаго Воз
рожденія, или періода Барокко, зашедшія къ намъ чрезъ нѣмецкія руки и видоизмѣненныя на русской почвѣ. Если мы признаемъ, что Франція, Германія и даже Нидерланды могли переработать на столько формы итальянскаго возрожденія, что современная историко-архитектурная наука признаетъ французскій ренессансъ, нѣмецкій ренессансъ, фламандскій стиль и пp., пр., то мы не ви
димъ причины, почему сильная въ національномъ отношеніи до
петровская Русь не могла того-же сдѣлать? Если мы хотимъ быть послѣдовательными, то безусловно должны признать и русскій ренессансъ или, для большей точности, русскій Барокко. Правда, на это можно возразить, что барокко въ искусствѣ свойственъ не
только одному итальянскому искусству, но что онъ можетъ быть и во всякомъ другомъ искусствѣ, каковы, напр., готическое Барокко или «готика упадка». Но возраженіе это надаетъ само собою, если
Судьбы русскаго зодчества тѣсно связаны съ историческими судьбами его родины.
Историческая жизнь до-Петровской Руси распадается на два главныхъ отдѣла: 1) періодъ удѣльно-вѣчевой и 2) періодъ еди
нодержавный. Въ первомъ періодѣ Россія дробится на мелкія части, что способствуетъ возникновенію повсемѣстной областной самостоятельности; во второмъ періодѣ народная жизнь собирается около одного центра, и въ ней проявляется несравненно больше единства въ отношеніяхъ политическомъ и культурномъ. Соединительнымъ звеномъ обоихъ періодовъ служитъ двухсотлѣтнее татар
ское иго, во время котораго вновь народившаяся Москва, въ союзѣ съ православною церковью, возрасла до степени первопрестольнаго града, а удѣльно-вѣчевой порядокъ, послѣ долгой борьбы, долженъ былъ уступить свое мѣсто единодержавному. Слабая и раздробленная Русь превратилась въ сильное и обширное Москов
ское государство, которое достигло во второй половинѣ XVII вѣка своего наибольшаго блеска и преобразовалось въ началѣ XVII вѣка въ Россійскую Имперію, занявшую первенствующее положеніе въ восточной Европѣ.
Ясно, что въ первое время своего существованія раздробленная и почти первобытная Русь не могла имѣть своего искусства, въ томъ обширномъ смыслѣ, какъ мы его понимаемъ теперь, или какое существовало въ античной Греціи, въ Римѣ, въ готическую эпоху въ средней Европѣ и пр., и должна была заимствовать его, вмѣстѣ съ вѣрою и началами цивилизаціи, у первыхъ учителей своихъ — византійнскихъ грековъ. Вслѣдствіе того, всѣ памятники удѣльно-вѣчевого періода отличаются или вполнѣ византійскимъ характеромъ, или, по крайней мѣрѣ, имѣютъ византійскую основу. Впрочемъ, ихъ византійскій характеръ не остается постояннымъ, но видоизмѣняется, въ зависимости отъ мѣстныхъ вліяній.
Главными историческими центрами удѣльно-вѣчевой Руси были Кіевъ, Новгородъ и Суздаль, и въ каждомъ изъ нихъ архитектура принимаетъ свой особый оттѣнокъ. Кіевскіе памятники принадлежать къ числу древнѣйшихъ, но они, къ сожалѣнію, или находятся въ состояніи полнаго разрушенія, каковы, напр., Золотыя ворота въ
Кіевѣ, или-же до того искажены позднѣйшими передѣлками и пристройками, что отъ прежняго ихъ вида почти ничего не осталось (Кіево-Софійскій соборъ). Впрочемъ, и всѣ тѣ немногіе остат
ки, которые дошли до насъ, прямо показываютъ, что характеръ кіевской архитектуры былъ чисто византійскій, или, пожалуй, ха
рактеръ той византійской архитектуры, которая господствовала въ Восточной имперіи въ X и XI вѣкахъ. Такимъ образомъ, съ точки зрѣнія самобытнаго національнаго искусства, кіевскіе памятники имѣютъ весьма слабый интересъ, и то лишь какъ источникъ дальнѣйшаго развитія нашего зодчества.
Памятники Новгорода и Пскова сохранились лучше но въ нихъ, за исключеніемъ самыхъ древнихъ, въ родѣ церкви Спаса въ Нередицахъ (XII вѣка), византійскій или греческій типъ не такъ уже чистъ; въ XIV вѣкѣ становится замѣтнымъ западное романское вліяніе, которое и составляетъ мѣстную особенность архитектуры на сѣверо-западѣ тогдашней Руси. Вліяніе это объясняется обширною торговлею, которую Новгородъ велъ съ Ганзою, и неопровержимо подтверждается какъ сходствомъ нѣкоторыхъ деталей новгородскаго зодчества съ деталями романскихъ построекъ сѣверной Гер
маніи, такъ и неоднократными лѣтописными указаніями на нѣмец
кихъ каменьщиковъ, работавшихъ въ Новгородѣ. Оно признается всѣми нашими изслѣдователями, работавшими надъ архитектурою Новгорода и Пскова.
Какъ въ Новгородѣ византійско-русская архитектура подпала подъ западно-романское вліяніе, такъ точно въ Суздальской области подверглась она также западному, но только уже, какъ увидимъ далѣе, не романскому, а ломбардскому вліянію, которое, въ свою очередь, составляетъ мѣстную особенность архитектуры на сѣверовостокѣ Россіи. Суздальскіе памятники, сохранившіеся несравнен
но лучше прочихъ, отличаются небывалымъ еще дотолѣ на Руси совершенствомъ зодчества и служатъ образцами первыхъ проблесковъ самостоятельнаго русскаго стиля.
Тѣ немногіе памятники, которые дошли до насъ отъ начала татарскаго владычества, всѣ свидѣтельствуютъ о крайнемъ упадкѣ зодчества въ это время, что, впрочемъ, становится вполнѣ понят
нымъ, если принять во вниманіе, что послѣ перваго татарскаго нашествія Россія представляла собой страну, покрытую развали
нами городовъ и пожарищами деревень. Дѣло доходитъ до того, что когда Иванъ III вздумалъ строить Успенскій соборъ въ Москвѣ, то во всей Россіи, не исключая Новгорода и Пскова, славившихся
своими каменьщиками, учениками нѣмцевъ, не нашлось ни одного человѣка, который съумѣлъ-бы довести это дѣло до конца — и пришлось посылать за архитекторомъ въ Италію!
Но при первыхъ князьяхъ московскихъ, строительная дѣятельность начинаетъ понемногу оживляться, хотя московское зодче
ство представляетъ собою на первыхъ порахъ какъ-бы продол
женіе суздальскаго (московскій Благовѣщенскій соборъ и друг.). Между тѣмъ, западные сосѣди Москвы, Польша и Швеція, ста
раются все болѣе и болѣе уединить ее отъ Европы, и хотя они этого окончательно не достигаютъ, ибо, напр. при Іоаннѣ III и Іоаннѣ Грозномъ, происходятъ довольно дѣятельныя посольскія сношенія съ нѣкоторыми западными государствами, но тѣмъ не менѣе Московское государство все болѣе и болѣе подчиняется вліянію Востока, что неизбѣжно отражается на его зодчествѣ.
Съ помощью техническихъ познаній западныхъ зодчихъ и тѣхъ восточныхъ и византійскихъ художественныхъ элементовъ, которые были у нея подъ руками, а также и своихъ собственныхъ, москов
ская Русь создаетъ ту своеобразную и причудливую архитектуру, которая извѣстна подъ названіемъ «московской». Этотъ московско
русскій стиль достигаетъ своего наибольшаго, хотя далеко непол
наго, развитія въ ХѴII вѣкѣ и представляетъ намъ образцы самостоятельнаго русскаго искусства. Лучшими его созданіями,
безспорно, слѣдуетъ считать: по каменной архитектурѣ — церкви Грузинской Божіей Матери, въ Китай-Городѣ, въ Москвѣ, и Троицы, въ подмосковномъ селѣ Останкинѣ, а по деревянной архитектурѣ — дворецъ въ селѣ Коломенскомъ.
Затѣмъ, въ концѣ ХѴII и въ началѣ ХѴIII вѣка, въ московской архитектурѣ начинаетъ сильно чувствоваться новое вліяніе, вліяніе западное: формы итальянскаго Возрожденія, послѣдняго періода, проникаютъ въ Россію, начинаютъ покрывать собою русскія зданія, образуя при этомъ весьма оригинальную и часто весьма гармо
ничную смѣсь мѣстныхъ строительныхъ пріемовъ со своеобразно передѣланными западными деталями. Оловомъ, въ Россіи въ это время замѣчается то-же явленіе, которое мы видимъ на Западѣ
двѣсти-полтораста лѣтъ ранѣе, т. е. въ эпоху такъ называемаго Смѣшаннаго стиля, когда сооруженія—готическія посвоей основѣ— облѣплялись деталями стиля Возрожденія (таковы, напр., замокъ Шамборъ, церковь St. Etienne-du-Mont, въ Парижѣ, ратуша въ Бременѣ, т. наз. Gewandhaus — въ Брауншвейгѣ, и пр.).
Направленіе это было чрезвычайно плодотворно и оставило множество церквей, иногда весьма красивыхъ и самобытныхъ, раз
сѣянныхъ по всей Россіи. Изъ нихъ мы укажемъ на московскія церкви Успенья Пресвятыя Богородицы, на Покровкѣ, и Николы Большого Креста, на Ильинкѣ, колокольню Новодѣвичьяго мона
стыря, въ Москвѣ, Строгановскую (Рождественскую) церковь Пресвятыя Богородицы, въ Нижнемъ-Новгородѣ. Стиль всѣхъ этихъ сооруженій не получилъ еще опредѣленнаго имени въ русской наукѣ. Покойный Снегиревъ, авторъ «Русской Старины», назы
валъ его «итальяно-русскимъ зодчествомъ» — терминъ ничего не выражающій, ибо это названіе можетъ подходить и къ нашимъ постройкамъ XV и XVI вѣка, возведеннымъ итальянцами на рус
ской почвѣ, каковы, напр., Архангельскій соборъ, въ Москвѣ, Гра
новитая Палата, и проч. Покойный Даль окрестилъ его названіемъ «Петровскаго стиля», но названіе это нисколько не лучше, если даже не хуже, снегиревскаго,. потому что, во-первыхъ, стиль этотъ появляется въ Россіи въ концѣ ХѴII вѣка (преимущественно въ церквахъ, сооруженныхъ Нарышкиными) еще во время малолѣтства Петра; а во-вторыхъ, потому, что всѣ чисто петровскія сооруженія представляютъ собою постройки безусловно западныя, не имѣющія ничего общаго съ прежней русской архитектурой. Самое пра
вильное названіе для этого стиля было-бы «Русскій Барокко». Оно сразу показывало-бы на его сущность, т. е. на то, что онъ представляетъ собою формы третьяго періода итальянскаго Воз
рожденія, или періода Барокко, зашедшія къ намъ чрезъ нѣмецкія руки и видоизмѣненныя на русской почвѣ. Если мы признаемъ, что Франція, Германія и даже Нидерланды могли переработать на столько формы итальянскаго возрожденія, что современная историко-архитектурная наука признаетъ французскій ренессансъ, нѣмецкій ренессансъ, фламандскій стиль и пp., пр., то мы не ви
димъ причины, почему сильная въ національномъ отношеніи до
петровская Русь не могла того-же сдѣлать? Если мы хотимъ быть послѣдовательными, то безусловно должны признать и русскій ренессансъ или, для большей точности, русскій Барокко. Правда, на это можно возразить, что барокко въ искусствѣ свойственъ не
только одному итальянскому искусству, но что онъ можетъ быть и во всякомъ другомъ искусствѣ, каковы, напр., готическое Барокко или «готика упадка». Но возраженіе это надаетъ само собою, если