Художественный совет отказался высказать свое мнение по вопросу об увольнении лиц, участвовавших в обструкции. В том же заседании директору консерва
тории было подано письмо 19 преподающих с Н. А. Римским-Корсаковым во главе, где в конце концов
объявлялось, что „нравственный долг директора сложить с себя свои обязанности . Бернгард послушно подал в отставку, которая была принята, а дирекция, узнав, что
письмо Н. А. Римского-Корсакова от 16 марта было опубликовано в № 73 московской газеты „Русские Ведомости ранее возможности доклада его дирекции
(передано в Москву по телефону), постановила заодно уволить проф. Римского-Корсакова от занимаемой им должности.


Увольнение произвело эффект разорвавшейся бомбы. Взрыв общественного мнения был необычайный, посы


пались письма, телеграммы, адресы. Глазунов и Лядов
ушли из Консерватории. Их примеру последовали Вержбилович и Блуменфельд. Проявления симпатий к Римскому-Корсакову стали принимать совершенно исключи
тельные формы. В двух словах не рассказать о всех интересных и характерных подробностях этой эпопеи. Дирекция поняла свою „ошибку и делала попытки вернуть обратно Римского-Корсакова, но он ставил усло
вия, равносильные самоубийству дирекции. На место ушедшего Бернгарда был намечен директором А. К. Гла
зунов, который ставил условием своего возвращения в Консерваторию ликвидацию инцидента с Н. А. Римским- Корсаковым.
Так протянулось время до летних каникул. Выпускные экзамены все же состоялись (окончили 16 чел.), но рояль Шредера, даруемый ежегодно этой фирмой лучшему ученику, в этом году не был выдан.
Осенью положение оставалось таким же напряженным. Открытым оставался вопрос о директоре. Дирекция вела переговоры с Сафоновым, отказ которого был при
нят художественным советом с восторгом. В воздухе висели судьба уволенных 101 учащихся и главный вопрос — о Р.-Корсакове и ушедших с ним. Решение нс замещать эти кафедры впредь до решения вопроса о консерваторской автономии, т. е. независимости консер
ватории от И. Р. М. О., — было значительным шагом вперед. Происходили сходки учащихся (на этот раз разрешенные), где требовали автономию и касались политических вопросов.
Наконец главная дирекция назначила заседание для обсуждения вопроса о введении автономии в петербургской и московской консерваториях. За два дня до засе


дания членам его были разосланы контр-повестки с


извещением, ччо заседание отложено на неопределенное время.
В Консерватории была полная растерянность, временно управляющий Консерваторией „Комитет четырех


(Габель, Ауэр, Соловьев, Толстов) но имел никакого авторитета; его обращение в газеты но поводу непра


вильности сходки, „так как она состоялась вопреки постановлению комитета, признающего в принципе сходки чисто академического характера, но не допускающего их в учебные часы и без предварительного разрешения — были просто смешны. Между тем учащиеся зна
чительно выросли за это время. Прежняя повышенная эмоциональность и горячность остались (на одной сходке на выборы президиума потратили около пяти часов), но ведение сходок и их решения теперь стали серьезнее, увереннее, тверже. Явился раз на сходку профес
сор эстетики Сакетти и советовал учащимся действовать, „законно и „легально . Если же действия учеников, говорил он, перейдут за грань „законности , то Кон
серватория будет закрыта и лишена субсидии; если учащиеся будут требовать автономии, то музыкальное


общество может, „рассердившись , совсем не дать ее. Учащиеся ответили, что только борьбой за свои права




можно будет добиться улучшения; с профессорами же, которые оказались игрушкой в руках бюрократической


дирекции, вряд ли и в будущем учащиеся пойдут рука об руку. На вопрос Сакетти: „какова же ваша про
грамма действий? — один из ораторов ответил: — „нам нельзя было собираться, а мы собрались. Вот паша программа!
Окончательно растерявшийся художественный совет постановил прекратить занятия в Консерватории с 20 сентября, а „комитет четырех поместил в газете „Русь уже чисто юмористическое письмо о том, что официальные распоряжения по установленным в Кон


серватории правилам „исходят от августейшего предсе




дателя, местной дирекции и художественного совета . Aн. Дроздов же, уволенный весной, выступил в газете с письмом, как „председатель и депутат-уполномочен


ный неразрешенной в консерватории сходки, а потому нелегальной . По мнению „комитета четырех Дроздов поэтому „присваивает себе ответственные права и зна
чение, которых но признает комитет но управлению Консерваторией как за ним, так равно и за теми, которые уполномочили его быть официальным представителем этой сходки .
На сходках в первых числах октября, очень многолюдных и бурных, учащиеся постановили продолжать занятия и „при спокойном течении академической жизни вместе с профессорами стремиться к проведению
автономии в самых широких размерах . На сходке 9 октября был между прочим поставлен вопрос „о демо
кратизации императорских театров . По этому вопросу собрание „апеллирует к обществу, требуя изъятия из репертуара Михайловского театра французских пьес, как несоответствующих нуждам всего общества, уничтоже


ния абонементов, удешевления цен и принятия на сцену без различия вероисповедания и национальности, для учеников же консерватории введения даровых билетов .


Консерватория явно устала, но борьба вокруг нее продолжалась ожесточенно. Концертный сезон Муз. Об-ва не налаживался: обещано было много крупных имен, а вместо этого многие присылали отказы от уча
стия в связи с увольнением Римского-Корсакова.
Характерно, что дирекция по - фарисейски наполнила свои программы сочинениями Римского-Корсакова.
Общественное мнение на этот раз победило, и желанная автономия была наконец дана. Консерватория не совсем отделилась от Муз. Об-ва, но связь ее с но
вой дирекцией была значительно ослаблена. Первый результат автономии — возвращение в Консерваторию Н. А. Римского-Корсакова и ушедших с ним профессоров и выборы в директора А. К. Глазунова.
Так окончился в Консерватории 1905-й год. В воспоминании о нем самым ярким впечатлением остается высоко гражданственное, гуманное в лучшем
смысле слова поведение двух лиц: светлой памяти Н. А. Римского-Корсакова и ныне здравствующего А. К. Глазунова.


НИКОЛАЙ МАЛЬКО.