Для революционной волны 1905 года удобное русло в ленинградском балете было подготовлено уже задолго до охватившего тогда Россию освободительного дви
жения. Основанием служило все возраставшее в труппе недовольство экономическим положением боль
шинства артистов, обреченных по воле „начальства на совершенно ничтожные оклады содержания, тогда как чиновничий штат театрального управления на глазах
артистов все расширялся и грозил захватить буквально все мельчайшие отрасли театрального дела, для заведывания которыми создавались все новые и новые должности.
Я лично занимал в труппе в то время уже хорошее положение и в художественном, и в материальном отно
шении, однако возмущался не менее моих младших товарищей несправедливостью со стороны дирекции и постоянно являлся заступником их интересов перед на
чальством. Мне изредка удавалось добиваться в этом некоторого успеха в смысле незначительного повышения оклада содержания.
Когда ропот меньшей балетной братии на свое материальное положение принял размеры, угрожавшие спо
койствию театральной дирекции, — это было в 1903 г., — директор театров Теляковский решил ввести в труппе строжайшую дисциплину. К балету был приставлен но
вый чиновник в лице весьма состоятельного человека А. Д. Крупенского, который стал непременным посети
телем всех балетных спектаклей, репетиций, заводил личные знакомства с отдельными артистами, короче го
воря — втирался во все кружка и группы балетной труппы, стараясь, повидимому, вынюхать настроение и характер каждого. Это был настоящий жандарм, назна
ченный фальшивым, криводушным Теляковским с тем, чтобы принять на себя всю ответственность за поли
тический порядок в труппе, что вполне соответствовало сильному, властному характеру Крупенского.
Одновременно с появлением у нас Крупенского, маститому балетмейстеру Петипа, заслуги которого не до
пускали возможности его увольнения, было директором официально предложено но появляться в театре и на репетициях. Такое распоряжение было вполне понятно: старик Петипа был нашим общим учителем и признан
ным авторитетом; он не мог не поддерживать наших интересов, и его почетное положение и независимый характер могли бы послужить немалой помехой насаждению новой политика Теляковского — Крупенского.
Утвердившись в своих новых „почтенных функциях караульного при балетной труппе и освоившись со всеми ее распорядками и взаимоотношениями, Крупенский в один прекрасный день предложил подать в отставку нашему главному режиссеру Н. С. Аистову, ре
шив, повидимому, что он, Крупенский, достаточно уже подготовлен к самоличному командованию балетной армией, а для заведывания художественной частью балета назначил режиссером своего клеврета, бездарней
шего Н. Г. Сергеева, бывшего до тех пор артистом на выходы и занимавшегося записыванием балетов по извест
ной системе Степанова: видно Крупенский решил, что если Сергеев знаком с заиисью балетов, то он может их и самостоятельно ставить. Сам же Крупенский, на другой день по увольнении Аистова, был назначен заведывающим балетной трупной, а через два — три ме
сяца занял и место управляющего театральной конторой, сместив занимавшего эту должность любимого ар
тистами за свою отзывчивость к их нуждам Г. И. Вуича, и стал полным властелином судеб всего театрального мира.
Такова была конъюнктура, при которой застали ваш балет события 1905 года. Революционные выступления
рабочих фабрик и заводов, боровшихся за улучшение условий своего существования, всколыхнули и наших артистов, недовольство которых господа Теляковские и Крупенские сумели лишь приглушить, но отнюдь не раздавить.
На мою долю, как постоянного руководителя моих товарищей в их профессиональных делах, пользовавше
гося в их среде известным доверием и влиянием, вы
пала честь явиться организатором их выступления. В начале октября 1905 г. в трупне с этой целью образо
валась инициативная ячейка; в нее вошли, кроме меня, балерина А. П. Павлова и Т. П. Карсавина, тогда еще начинавшая свою карьеру танцовщица, балетмейстер М. М. Фокин, В. В. Киселев — ныне артист акоперы — и А. А. Титов, состоящий теперь преподавателем рисо
вания в акбалетном училище. Наша ячейка собиралась для обсуждения общих дел конспиративно у Фокина, у Карсавиной, у меня, у присяжного поверенного Нестора, помогавшего нам юридическими советами, в чем нам оказывал немалую помощь и близкий в то время к балетному мару В. Э. Дандре. Выработанные нами для пред явления начальству требования сводились к улучшению экономического положения артистов и предоста
влению им элементарных свобод, в частности права устройства общих собраний для обсуждения наших нужд и других профессиональных вопросов.
После многих домогательств пам удалось добиться у Теляковского разрешения на устройство собраний в ропетиционных залах в здании дирекции на б. Театральной улице. Но начальство в лице Крупенского не дре
мало. В труппе нашлось несколько человек, принявших на себя, из желания выслужиться „почетные функции его соглядатаев, доносивших ему о всех поступках, разговорах и настроениях артистов.
На первом же общем собрании мною была произнесена речь, в которой я, между прочим, выставил в качество конкретного требования начальству, установле
ние минимума оклада для танцовщиков и танцовщиц в
размере 76 руб. в месяц вместо прежних 50 руб., и предоставления им в нужном количестве казенной профессиональной одежды, как-то: тюников, трико и баш
маков. Очень скоро после этого собрания Крупенский, который своими клевретами уже был извещен об этой моей речи, вызвал меня к себе, и между нами произошел следующий весьма характерный разговор:
— И. Ф., на вас труппа привыкла смотреть как на своего защитника, вы имеете на нее влияние... Чего бы вам хотелось лично для себя? Чем вы, собственно, недовольны?
— Мне лично не нужно ничего, — отвечаю. — Я дошел „до степеней известных и притом моими собствен
ными трудами, а не как сын моего отца (Феликса Ива
новича, известного танцовщика и мимического артиста) или брат моей сестры (балерины Матильды Кшесинской),
к протекции которых, как вы знаете, я не прибегал никогда. Своим жалованьем я обеспечен, но я болен душой за моих младших товарищей...
— Я вас спрашиваю о ваших личных нуждах...
— Повторяю, что забочусь лишь о труппе, об
общих ее нуждах...
жения. Основанием служило все возраставшее в труппе недовольство экономическим положением боль
шинства артистов, обреченных по воле „начальства на совершенно ничтожные оклады содержания, тогда как чиновничий штат театрального управления на глазах
артистов все расширялся и грозил захватить буквально все мельчайшие отрасли театрального дела, для заведывания которыми создавались все новые и новые должности.
Я лично занимал в труппе в то время уже хорошее положение и в художественном, и в материальном отно
шении, однако возмущался не менее моих младших товарищей несправедливостью со стороны дирекции и постоянно являлся заступником их интересов перед на
чальством. Мне изредка удавалось добиваться в этом некоторого успеха в смысле незначительного повышения оклада содержания.
Когда ропот меньшей балетной братии на свое материальное положение принял размеры, угрожавшие спо
койствию театральной дирекции, — это было в 1903 г., — директор театров Теляковский решил ввести в труппе строжайшую дисциплину. К балету был приставлен но
вый чиновник в лице весьма состоятельного человека А. Д. Крупенского, который стал непременным посети
телем всех балетных спектаклей, репетиций, заводил личные знакомства с отдельными артистами, короче го
воря — втирался во все кружка и группы балетной труппы, стараясь, повидимому, вынюхать настроение и характер каждого. Это был настоящий жандарм, назна
ченный фальшивым, криводушным Теляковским с тем, чтобы принять на себя всю ответственность за поли
тический порядок в труппе, что вполне соответствовало сильному, властному характеру Крупенского.
Одновременно с появлением у нас Крупенского, маститому балетмейстеру Петипа, заслуги которого не до
пускали возможности его увольнения, было директором официально предложено но появляться в театре и на репетициях. Такое распоряжение было вполне понятно: старик Петипа был нашим общим учителем и признан
ным авторитетом; он не мог не поддерживать наших интересов, и его почетное положение и независимый характер могли бы послужить немалой помехой насаждению новой политика Теляковского — Крупенского.
Утвердившись в своих новых „почтенных функциях караульного при балетной труппе и освоившись со всеми ее распорядками и взаимоотношениями, Крупенский в один прекрасный день предложил подать в отставку нашему главному режиссеру Н. С. Аистову, ре
шив, повидимому, что он, Крупенский, достаточно уже подготовлен к самоличному командованию балетной армией, а для заведывания художественной частью балета назначил режиссером своего клеврета, бездарней
шего Н. Г. Сергеева, бывшего до тех пор артистом на выходы и занимавшегося записыванием балетов по извест
ной системе Степанова: видно Крупенский решил, что если Сергеев знаком с заиисью балетов, то он может их и самостоятельно ставить. Сам же Крупенский, на другой день по увольнении Аистова, был назначен заведывающим балетной трупной, а через два — три ме
сяца занял и место управляющего театральной конторой, сместив занимавшего эту должность любимого ар
тистами за свою отзывчивость к их нуждам Г. И. Вуича, и стал полным властелином судеб всего театрального мира.
Такова была конъюнктура, при которой застали ваш балет события 1905 года. Революционные выступления
рабочих фабрик и заводов, боровшихся за улучшение условий своего существования, всколыхнули и наших артистов, недовольство которых господа Теляковские и Крупенские сумели лишь приглушить, но отнюдь не раздавить.
На мою долю, как постоянного руководителя моих товарищей в их профессиональных делах, пользовавше
гося в их среде известным доверием и влиянием, вы
пала честь явиться организатором их выступления. В начале октября 1905 г. в трупне с этой целью образо
валась инициативная ячейка; в нее вошли, кроме меня, балерина А. П. Павлова и Т. П. Карсавина, тогда еще начинавшая свою карьеру танцовщица, балетмейстер М. М. Фокин, В. В. Киселев — ныне артист акоперы — и А. А. Титов, состоящий теперь преподавателем рисо
вания в акбалетном училище. Наша ячейка собиралась для обсуждения общих дел конспиративно у Фокина, у Карсавиной, у меня, у присяжного поверенного Нестора, помогавшего нам юридическими советами, в чем нам оказывал немалую помощь и близкий в то время к балетному мару В. Э. Дандре. Выработанные нами для пред явления начальству требования сводились к улучшению экономического положения артистов и предоста
влению им элементарных свобод, в частности права устройства общих собраний для обсуждения наших нужд и других профессиональных вопросов.
После многих домогательств пам удалось добиться у Теляковского разрешения на устройство собраний в ропетиционных залах в здании дирекции на б. Театральной улице. Но начальство в лице Крупенского не дре
мало. В труппе нашлось несколько человек, принявших на себя, из желания выслужиться „почетные функции его соглядатаев, доносивших ему о всех поступках, разговорах и настроениях артистов.
На первом же общем собрании мною была произнесена речь, в которой я, между прочим, выставил в качество конкретного требования начальству, установле
ние минимума оклада для танцовщиков и танцовщиц в
размере 76 руб. в месяц вместо прежних 50 руб., и предоставления им в нужном количестве казенной профессиональной одежды, как-то: тюников, трико и баш
маков. Очень скоро после этого собрания Крупенский, который своими клевретами уже был извещен об этой моей речи, вызвал меня к себе, и между нами произошел следующий весьма характерный разговор:
— И. Ф., на вас труппа привыкла смотреть как на своего защитника, вы имеете на нее влияние... Чего бы вам хотелось лично для себя? Чем вы, собственно, недовольны?
— Мне лично не нужно ничего, — отвечаю. — Я дошел „до степеней известных и притом моими собствен
ными трудами, а не как сын моего отца (Феликса Ива
новича, известного танцовщика и мимического артиста) или брат моей сестры (балерины Матильды Кшесинской),
к протекции которых, как вы знаете, я не прибегал никогда. Своим жалованьем я обеспечен, но я болен душой за моих младших товарищей...
— Я вас спрашиваю о ваших личных нуждах...
— Повторяю, что забочусь лишь о труппе, об
общих ее нуждах...