Я не люблю брюзжать и, жалуясь на современное, приводить в пример прошлое.
Но я был огорошен, попав на вечер поэтов в Политехническом Музее... Попал, участвуя сам в нем.
Два года я был оторван от того, что называется «современной поэзией», работал только в кабинете, изредка слушая стихи моих дру
зей. И я был в полном неведении того, что «творится» в мозговых лабораториях поэтов.
И вот наступил в самую гущу.
Переполненная аудитория. У входа очередь. Как бы позавидовали такому сбору театры.
Яблоку негде упасть, хотя вода стихов лилась довольно свободно.
Мне непонятно все: и зачем собралась эта публика, которая никак не покупает книги стихов; и зачем эти поэты, которым нечего сказать и у которых за душой ничего кроме третьегодичных шаблонов.
Стыдно сказать, но прослушав прекрасные строки Ник. Эрдмана, старые стихи Камен
ского и Асеева я недоуменно хлопал ушами, тоскливо слушая ту внешнюю пустоту, которая махрово расцветала на вечере.
Собралось сорок рахитичных молодых людей с изысканно-прилизанными или изысканно
небрежными прическами и вместе с публикой
разыграли священнодействие. Забавляли друг друга взаимной пустотой. Публика ждала скандальных номеров, поэты устроили «парад пустоты».
Театр всегда был позади поэзии и живописи. Символизм на театре наступал лишь тогда, когда в поэзии и живописи он был сменен футуризмом и так далее.
Но какое разительное зрелище сегодня.
В театре разрабатываются законы театральной науки, решаются сложные научные поэмы. На Шипке поэзии все та же бесшабашная истерия и оскаруальдничание...
Ни одного намека на выход из тупика. Ни одного словечка, оправданного внутренним волнением.
Мне скажут, что это голословно, но дайте мне письменно любое стихотворение, читанное на этом вечере, и я критически докажу вам правоту моих впечатлений.
Современной поэзии нет: есть даже не версификация, есть рифмованное ничего неделание.
НИКОЛАЙ ЭРДМАН.
И это только гармонирует с тем равнодушием к искусству, которое разростаетея у публики.
Эпоха без стихов — вот определение наших дней. Поэзия, желающая завоевать жизнь,
должна быть ярче жизни. Поэтому то обычно умолкают музы в эпоху войн и революций.
Такого позора я не слыхивал. Эпоха требует четко разработанной формы; ей преподносят безграмотный свободный стих, полугра
мотную рифмовку. Эпоха требует «большой темы» или по крайней мере подхода к малой теме, как к грандиозной; а поэты преподно
сят копошение в той психопатологической авантюре, которая может быть названа «футуристической чеховщиной».
И публика хохочет, радуясь перерыву скуки, над безграмотной балаганщиной Крученых. Обывателю в зале был противопоставлен ме
щанин на эстраде. Это было веселое зрелище. Это было жуткое зрелище.
Хотелось найти хоть не поэта, а просто человека! Это было собрание ходячих трупов, каких-то фиктивных человеческих итогов.
У поэтов публика имела несомненный успех.
Каждый имеет право быть пустым, но только поэты злоупотребляют этим нравом.
ВАДИМ ШЕРШЕНЕВИЧ
☛
Но я был огорошен, попав на вечер поэтов в Политехническом Музее... Попал, участвуя сам в нем.
Два года я был оторван от того, что называется «современной поэзией», работал только в кабинете, изредка слушая стихи моих дру
зей. И я был в полном неведении того, что «творится» в мозговых лабораториях поэтов.
И вот наступил в самую гущу.
Переполненная аудитория. У входа очередь. Как бы позавидовали такому сбору театры.
Яблоку негде упасть, хотя вода стихов лилась довольно свободно.
Мне непонятно все: и зачем собралась эта публика, которая никак не покупает книги стихов; и зачем эти поэты, которым нечего сказать и у которых за душой ничего кроме третьегодичных шаблонов.
Стыдно сказать, но прослушав прекрасные строки Ник. Эрдмана, старые стихи Камен
ского и Асеева я недоуменно хлопал ушами, тоскливо слушая ту внешнюю пустоту, которая махрово расцветала на вечере.
Собралось сорок рахитичных молодых людей с изысканно-прилизанными или изысканно
небрежными прическами и вместе с публикой
разыграли священнодействие. Забавляли друг друга взаимной пустотой. Публика ждала скандальных номеров, поэты устроили «парад пустоты».
Театр всегда был позади поэзии и живописи. Символизм на театре наступал лишь тогда, когда в поэзии и живописи он был сменен футуризмом и так далее.
Но какое разительное зрелище сегодня.
В театре разрабатываются законы театральной науки, решаются сложные научные поэмы. На Шипке поэзии все та же бесшабашная истерия и оскаруальдничание...
Ни одного намека на выход из тупика. Ни одного словечка, оправданного внутренним волнением.
Мне скажут, что это голословно, но дайте мне письменно любое стихотворение, читанное на этом вечере, и я критически докажу вам правоту моих впечатлений.
Современной поэзии нет: есть даже не версификация, есть рифмованное ничего неделание.
НИКОЛАЙ ЭРДМАН.
И это только гармонирует с тем равнодушием к искусству, которое разростаетея у публики.
Эпоха без стихов — вот определение наших дней. Поэзия, желающая завоевать жизнь,
должна быть ярче жизни. Поэтому то обычно умолкают музы в эпоху войн и революций.
Такого позора я не слыхивал. Эпоха требует четко разработанной формы; ей преподносят безграмотный свободный стих, полугра
мотную рифмовку. Эпоха требует «большой темы» или по крайней мере подхода к малой теме, как к грандиозной; а поэты преподно
сят копошение в той психопатологической авантюре, которая может быть названа «футуристической чеховщиной».
И публика хохочет, радуясь перерыву скуки, над безграмотной балаганщиной Крученых. Обывателю в зале был противопоставлен ме
щанин на эстраде. Это было веселое зрелище. Это было жуткое зрелище.
Хотелось найти хоть не поэта, а просто человека! Это было собрание ходячих трупов, каких-то фиктивных человеческих итогов.
У поэтов публика имела несомненный успех.
Каждый имеет право быть пустым, но только поэты злоупотребляют этим нравом.
ВАДИМ ШЕРШЕНЕВИЧ
☛