все. А жаль, ибо, заткав крикливый фон пестрых полуакробатических движений, кино-напряженностью можно было бы создать и интересное и интригующее.
4. В появившихся рецензиях газет отмечено влияние Мейерхольда и Фореггера. Мне трудно сказать, в чем точно авторы рецензий усмотрели эти влияния. Но я, в свою очередь, не откажу себе в удовольствии отметить единственное влияние, сказывающееся в постановке, это — влияние Сергея Радлова.
Я не виноват, что московские рецензенты не знают петербургской театральной жизни и не знают, что цирковые буффонады Сергея Радлова в его театре «Парадная Комедия
были первым и основным шагом о б ъ е д и н е- ния театра с цирком и позднее с кино.
Вся разница в том, что Радлов воспользовался готовыми квалифицированными цирковыми и драматическими актерами, объединив их в одну труппу и дав, в течение 2 1/2 лет существова
ния, ряд блестящих спектаклей. Кульбитиков
у Радлова не делали, но смею уверить, что театр объединял цирк и др. виды зрелищ мас
терски. Кульбитов не делали, но зато трюки театра были действительно и занимательны, и «смертельны», если хотите.
Кстати. В пьесе «Приемыш» на более длинном, раз в 5, и более высоко натянутом канате делали и полет через зрительный зал, и на трапеции (в пьесе «Султан и черт»).
5. Самое приятное впечатление от игры оставил Александров — исполнитель роли «Че
ловека в маске», но я уверен, что, главным образом, не потому, что он прекрасно шел над публикой по проволоке, или в силу какого либо другого трюка (делал он их много и хорошо), а потому, что его роль немного, сюжетная и, казалось, завязывающая драматический узел.
Этой ролью театр больше всего приблизился к той теме о трюковом и занимательном театре, которую я затронул на страницах журнала в январе этого года («Зрелища» № 21).
Кульбиты сами по себе не интересуют и не нужны. Это не трюки, а так — кувырканье, акробатничанье «в дурном» смысле этого слова.
Трюк должен являться следствием психологического толчка, т. е. быть мотивированным (пример: трюки в кино), а не только показом движения в пространстве.
6. Кино-дневник Глумова, заснятый Госкино и демонстрируемый в 5 акте, не новость, но очень уместен. Правда, неприятно запоминается момент, когда «Человек в маске» приподнимает ее в конце картины с теми же дви
жениями и тем же приемом, как аналогичный человек в знаменитом фильме «Маска, которая смеется».
7. Заключаю:
A. Конечно „1-ый Рабочий Театр Пролеткульта» только случайная марка на этом спектакле.
Б. Замечательный тренер Руденко.
B. Ввели бы заодно в постановку и Чарли Чаплина...
Г. О костюмах и монтировке умышленно умалчиваю, как не специалист, но, если бы кто нибудь настаивал на оценке, должен признать, что в этой части считаю С. М. Эйзен
штейна на высоте положения. Очень интересно сделано и то и другое.
Д. Техническая слаженность движения в спектакле бесспорна.
3. И наконец, как девочка, которую спросили после посещения кинематографа, что ей больше всего понравилось в нем, ответила—
«Петух» (концовка в фильмах «Патэ»), так и я говорю:
— Мне больше всего понравилось, когда, на аплодисменты и вызовы режиссера, в зале потух свет, а на экране появился Сергей Эй
зенштейн и раскланялся многоуважаемому собранию. Все.
ЕВГЕНИЙ КУМЕЙКО.
4. В появившихся рецензиях газет отмечено влияние Мейерхольда и Фореггера. Мне трудно сказать, в чем точно авторы рецензий усмотрели эти влияния. Но я, в свою очередь, не откажу себе в удовольствии отметить единственное влияние, сказывающееся в постановке, это — влияние Сергея Радлова.
Я не виноват, что московские рецензенты не знают петербургской театральной жизни и не знают, что цирковые буффонады Сергея Радлова в его театре «Парадная Комедия
были первым и основным шагом о б ъ е д и н е- ния театра с цирком и позднее с кино.
Вся разница в том, что Радлов воспользовался готовыми квалифицированными цирковыми и драматическими актерами, объединив их в одну труппу и дав, в течение 2 1/2 лет существова
ния, ряд блестящих спектаклей. Кульбитиков
у Радлова не делали, но смею уверить, что театр объединял цирк и др. виды зрелищ мас
терски. Кульбитов не делали, но зато трюки театра были действительно и занимательны, и «смертельны», если хотите.
Кстати. В пьесе «Приемыш» на более длинном, раз в 5, и более высоко натянутом канате делали и полет через зрительный зал, и на трапеции (в пьесе «Султан и черт»).
5. Самое приятное впечатление от игры оставил Александров — исполнитель роли «Че
ловека в маске», но я уверен, что, главным образом, не потому, что он прекрасно шел над публикой по проволоке, или в силу какого либо другого трюка (делал он их много и хорошо), а потому, что его роль немного, сюжетная и, казалось, завязывающая драматический узел.
Этой ролью театр больше всего приблизился к той теме о трюковом и занимательном театре, которую я затронул на страницах журнала в январе этого года («Зрелища» № 21).
Кульбиты сами по себе не интересуют и не нужны. Это не трюки, а так — кувырканье, акробатничанье «в дурном» смысле этого слова.
Трюк должен являться следствием психологического толчка, т. е. быть мотивированным (пример: трюки в кино), а не только показом движения в пространстве.
6. Кино-дневник Глумова, заснятый Госкино и демонстрируемый в 5 акте, не новость, но очень уместен. Правда, неприятно запоминается момент, когда «Человек в маске» приподнимает ее в конце картины с теми же дви
жениями и тем же приемом, как аналогичный человек в знаменитом фильме «Маска, которая смеется».
7. Заключаю:
A. Конечно „1-ый Рабочий Театр Пролеткульта» только случайная марка на этом спектакле.
Б. Замечательный тренер Руденко.
B. Ввели бы заодно в постановку и Чарли Чаплина...
Г. О костюмах и монтировке умышленно умалчиваю, как не специалист, но, если бы кто нибудь настаивал на оценке, должен признать, что в этой части считаю С. М. Эйзен
штейна на высоте положения. Очень интересно сделано и то и другое.
Д. Техническая слаженность движения в спектакле бесспорна.
3. И наконец, как девочка, которую спросили после посещения кинематографа, что ей больше всего понравилось в нем, ответила—
«Петух» (концовка в фильмах «Патэ»), так и я говорю:
— Мне больше всего понравилось, когда, на аплодисменты и вызовы режиссера, в зале потух свет, а на экране появился Сергей Эй
зенштейн и раскланялся многоуважаемому собранию. Все.
ЕВГЕНИЙ КУМЕЙКО.