разрѣшеніи проблемы театра, я могъ вызвать только усмѣшку и упреки въ излишнемъ фантазерствѣ.
И всего удивительнѣе было то, что театръ, который всѣмъ существомъ своимъ заинтересованъ въ кинемо, связанъ съ нимъ узами кров
наго родства, — какъ-будто вовсе нс замѣчалъ своего богатаго и вульгарнаго американскаго дядюшку. Не замѣчалъ даже и въ ту трагическую для себя
минуту, когда подъ напоромъ кинемо самъ пошелъ на улицу, занялъ мѣсто рядомъ съ вечерними зелено-красными огоньками подъ именемъ „театра миніатюръ“.
Кажется, это отношеніе нѣсколько измѣнилось, о кинематографѣ уже пробуютъ говорить серьезно. Но вотъ на-дняхъ мнѣ привелось случайно услышать цѣлый рядъ писателей и артистовъ, говорившихъ о кинемо-театрѢ, и я убѣдился, что по существу своему кинемо продолжаетъ оставаться все тѣмъ же страннымъ незнакомцемъ, развязнымъ и въ достаточной степени противнымъ для эстетически и умственно воспитанныхъ людей. Художественный апашъ, эстетическій хулиганъ, холостой и грабительскій при
водъ на колесо истиннаго искусства — вотъ какъ опредѣлялось отношеніе большинства говорившихъ къ чудесному гостю. Ставились и такіе вопросы: прилично ли уважающему себя актеру выступать въ кинемо? Слышались и такіе патетическіе возгласы: какъ ни воспѣвайте вашъ кинемо, онъ никогда не убьетъ театра, какъ цвѣтной фотографіи никогда не убить живописи!..
И никто даже изъ говорившихъ въ защиту кинемо-театра не указалъ, на то весьма возможное обстоятельство, что именно ему, кинематографу нынѣ эстетическому апашу и хулигану, суждено освободить театръ отъ
великаго груза ненужностей, привходящаго и чуждаго, подъ тяжестью котораго сгибается и гибнетъ современная сцена, хирѣютъ драматурги, вы
рождается и слабѣетъ нѣкогда мощное и царственное слово высокихъ трибунъ.
Нужно ли театру дѣйствіе въ его узаконенной формѣ поступковъ и движенія по сценѣ, — формѣ, не только принятой всѣми театрами, но и исповѣдуемой, какъ единственно необходимой и спасительной?
На этотъ еретическій вопросъ я позволю себѣ отвѣтить: нѣтъ. Въ такомъ дѣйствіи нѣтъ необходимости постольку, поскольку сама жизнь, въ ея наиболѣе драматическихъ и трагическихъ коллизіяхъ, все дальше отходитъ отъ внѣшняго дѣйства, все больше уходитъ въ глубину души, въ тишину и внѣшнюю неподвижность интеллектуальныхъ переживаній.
И всего удивительнѣе было то, что театръ, который всѣмъ существомъ своимъ заинтересованъ въ кинемо, связанъ съ нимъ узами кров
наго родства, — какъ-будто вовсе нс замѣчалъ своего богатаго и вульгарнаго американскаго дядюшку. Не замѣчалъ даже и въ ту трагическую для себя
минуту, когда подъ напоромъ кинемо самъ пошелъ на улицу, занялъ мѣсто рядомъ съ вечерними зелено-красными огоньками подъ именемъ „театра миніатюръ“.
Кажется, это отношеніе нѣсколько измѣнилось, о кинематографѣ уже пробуютъ говорить серьезно. Но вотъ на-дняхъ мнѣ привелось случайно услышать цѣлый рядъ писателей и артистовъ, говорившихъ о кинемо-театрѢ, и я убѣдился, что по существу своему кинемо продолжаетъ оставаться все тѣмъ же страннымъ незнакомцемъ, развязнымъ и въ достаточной степени противнымъ для эстетически и умственно воспитанныхъ людей. Художественный апашъ, эстетическій хулиганъ, холостой и грабительскій при
водъ на колесо истиннаго искусства — вотъ какъ опредѣлялось отношеніе большинства говорившихъ къ чудесному гостю. Ставились и такіе вопросы: прилично ли уважающему себя актеру выступать въ кинемо? Слышались и такіе патетическіе возгласы: какъ ни воспѣвайте вашъ кинемо, онъ никогда не убьетъ театра, какъ цвѣтной фотографіи никогда не убить живописи!..
И никто даже изъ говорившихъ въ защиту кинемо-театра не указалъ, на то весьма возможное обстоятельство, что именно ему, кинематографу нынѣ эстетическому апашу и хулигану, суждено освободить театръ отъ
великаго груза ненужностей, привходящаго и чуждаго, подъ тяжестью котораго сгибается и гибнетъ современная сцена, хирѣютъ драматурги, вы
рождается и слабѣетъ нѣкогда мощное и царственное слово высокихъ трибунъ.
II.
Нужно ли театру дѣйствіе въ его узаконенной формѣ поступковъ и движенія по сценѣ, — формѣ, не только принятой всѣми театрами, но и исповѣдуемой, какъ единственно необходимой и спасительной?
На этотъ еретическій вопросъ я позволю себѣ отвѣтить: нѣтъ. Въ такомъ дѣйствіи нѣтъ необходимости постольку, поскольку сама жизнь, въ ея наиболѣе драматическихъ и трагическихъ коллизіяхъ, все дальше отходитъ отъ внѣшняго дѣйства, все больше уходитъ въ глубину души, въ тишину и внѣшнюю неподвижность интеллектуальныхъ переживаній.