Но ответа на это Семен Петрович не получил. Больше он не услышал ни одного слова.
Когда он прошел к озеру, лодка была у самого берега, между камышей. Как и в прошлые разы, она неровно покачивалась и медленно двига
лась против ветра. Но теперь Семен Петрович не боялся ее. Он знал, что это от бога, а бог уже простил его. Что бы ни случилось — не страшно.
Он разделся, влез в воду и смело подошел к лодке. Начал переворачивать ее, она — как припаяна к воде. Насилу насилу перевернул. Перевернул, смотрит — под ней Митькина голова торчит из воды.
— Ты чего тут делаешь? — Я не знаю.
— Как не знаешь? Зачем ты сюда залез? — Мне дяденька один велел. — Какой дяденька?
— Не знаю, он не наш, странный, должно быть. — Странный? А какой он из себя?
— С бородой. Одежа на нем чудная какая-то: и не голый, и ничего будто нет на нем.
Семен Петрович и заплакал и засмеялся сразу. Он подошел к Митьке, обхватил его голову мокрыми руками и поцеловал ее.
— Ну, вылезай да пойдем домой. Я велю матери завтра вареников наварить с вишней. Ты любишь их?
— Люблю.

— Ну, вот и хорошо.

Он увидел на лодке обрывок цепи и опять прослезился:
— А лодка-то наша. Моя лодка. И цепочку оборвал — господи, господи! Истинно: скажешь горе, чтобы пошла, и пойдет.
Вместе с Митькой они отвели лодку на место и пошли домой. Дорогой Семен Петрович спросил Митьку:
— А где ты увидал этого человека? Как он сказал тебе?
— Я пошел купаться. Не сюда, а в другое место. А он встретил меня. Подошел и говорит: „Не ходи туда. Ступай вон туда, за лесок. Там
ты увидишь промеж камышей лодку. Она вверх дном опрокинута. Залезай под нее и сиди . Я
говорю: „Не пойду я туда, тут лучше . Он как двинется ко мне: „Ступай, тебе говорят .— „А что ты мне сделаешь, если я не пойду ? — „Сделаю так, что ты, как стоишь на этом месте, так и помрешь тут . Я испугался и пошел.
Семен Петрович, пока Митька рассказывал, кивал головой, поддакивал и бормотал:
— Так, так. Сказано: не противься злу, а я противился.

Когда Митька кончил, он сказал:

— Вот что. Ты хотел в эти, пионеры, записываться. Так ты записывайся, я ничего не скажу. — Правда, дедушка? Можно, да?
— Раз говорю можно, значит можно.
В селе они разошлись. Митька пошел домой, а Семен Петрович к попу, рассказывать о чудесном явлении ему господа.
Смотришь — круг расширится, в игру втягиваются „индивидуалисты , и образуется организованная перемена.

Вечером „Буденный начинает учить уроки.

Собираются в доме одного из десяти, рассаживаются вокруг стола и начинают работать.

Семья уже знает, что звено занято делом и мешать нельзя. Кто уходит по делам, а кто и к столу присядет, внимательно вслушиваясь в деловитые голоса ребят.
Когда кончается последний день пятидневки, ребята начинают совещаться: куда завтра итти и как провести день? Чаще всего — на каток.
Соберутся в выходной день где-нибудь, коньки подмышку, и айда по общей сезонке. На катке всег а оживленно. Лед, особенно вечером, разно
цветными вспышками отражает электрические огни.
Люди, позабыв о будничных делах, о службе, о школе, о работе, об уроках, ну, положительно

о всем на свете, носятся по ледяному кругу. Вот мчится „Буденный , задавая на катке тон... Потрое за руки, впереди вожак.

Ветер приятно хлещет навстречу.

Вдруг вожак переворачивается на льду, делает сильный толчок вперед и, оборачиваясь, кричит:

— За мной, гоп!..
У ребят расплелись руки, все перемешиваются, один миг... и каждый вскидывает руками к плечам едущего впереди.

„Буденный заворачивает красивой фигурой, сплетясь извивающейся вереницей.

С тех пор, как ребята спаялись, видно, что всех их заметно больше начали уважать и в школе, и в семье, и на улице. Теперь не заденет даже какой-нибудь хулиган, знает, что за плечами одного — девять, как на подбор.

В глазах отряда звено поднялось во-как!

Хотя оно по номеру и третье, а нос утерло и второму, и первому.
Поэтому, когда отрядный секретарь Катюша, держа в руках список, спокойно произносит:

— „Буденный! Ребята гордо отчеканивают: — Я.

„БУДЕННЫЙ

М. КАМБЕРДИЕВ.
Крупскпя в одном из своих ребята все чаще и чаще вмеслово „мы .

***

От попа он возвращался, как на крыльях. От всех его болезней не осталось и следа. Он как-будто помолодел лет на сорок. Походка у него была легкая, прыгающая. Он даже насвистывал.
В сенях он остановился: в задней избе слышны были голоса и смех. Дверь была приотворена. Он на цыпочках подошел к самому косяку и прислушался. Митькин голос говорил:
— А я ничего не знал. Когда он позвал меня туда и велел лезть под лодку, я думал, они хотят подшутить надо мной.
— Я ему говорю: лезь, а он боится,— сказал Серегин голос.
— Да еще бы, когда вы ничего не объяснили мне. Когда ты рассказал мне все про деда и как надо говорить ему, я сразу полез.