Людям и в голову не приходило бросить кусок бездомному псу.
С каждым днем Карабаш терял силы от голода. Он жил теперь у городской свалки, куда подводами свозили со дворов всякий мусор. Тут удавалось иногда раскопать обсосанные рыбьи кости, куски
перепрелой кожи, иссохшие мослы, кое-как еще пригодные в пищу. Но каждый кусок приходилось брать с бою, на все стороны отбиваясь от соби
равшихся на свалку псов бродяг. К счастью Карабаша, все это были такие же, как он, обессиленные голодом и болезнями псы, и ни один из них не мог сравняться с ним ни ростом, ни смелостью. Не рез он ловил на себе их жадные, нетерпеливые взгляды, когда где-нибудь, в укромном уголке, за
лизывал свою рану. В рану попала грязь, плечо распухло и болело. Псы-бродяги видели, что Карабаш болен, и ждали только часа, когда он совсем обессилит, чтобы наброситься на него и разорвать.
Раз на свалку пришел, громыхая цепью, Бандит. Карабаш увидал его первый, скользнул за кучу му
сора и побежал. Ему показалось, что Бандит кинулся за ним.
Никогда еще Карабаш не испытывал такого страха. Ни разу не оглянувшись, он добежал до ближайшего дома, свернул в улицу и стал кружить по городу, стараясь запутать свои следы.
Он хорошо знал, что не справится с Бандитом. Он знал теперь то, о чем смутно догадывался Садрейка: знал, какой талисман защищал Бандита от смерти. Бандиту можно было искусать все тело, но это все не смертельные раны. Смертельную рану противнику собаки наносят в горло. А горлото и было защищено у Бандита его талисманом— толстой железной цепью, против которой бессильны самые страшные зубы.
Карабаш бежал и бежал, пока не выбился из сил. Он провел эту ночь на самом краю города.
кую избушку за ним и смело вошел в калитку, отогнав залаявшую на него собаченку. На дворе он сразу почувствовал себя как дома.
Хозяева спали еще. Он нашел под крыльцом плошку с остатками чьей-то еды, съел их и спокойно разлегся на крыльце.
Хозяйская собаченка прыгала кругом него и заливалась возмущенным лаем: как смел этот чужой пес ворваться в ее владения и съесть ее обед! Послышалась возня в избе. Дверь открылась, и Карабаш с радостным визгом кинулся на грудь показавшейся на пороге женщины.
Женщина испустила отчаянный визг, и дверь захлопнулась у Карабаша перед носом. Пес был оглушен и перепуган не меньше хозяйки: ведь это была совсем не та женщина, которую он ждал уви
деть. Та была худая и бледная, эта — краснощекая, толстая, и от нее не пахло сырым запахом стирки.
Но Карабаш не ушел. Он остался ждать, когда выйдут настоящие хозяева дома. Он бегал по двору, обнюхивая землю и постройки, искал запаха маленьких детских следов, пока не открылось окно и ру
ка толстухи не плеснула в него кипятком. Как огнем ожгло ему задние ноги, и он волчком закружился на месте, стараясь лизнуть их языком.
— Завертелся! — кричала толстуха из окна.— Другой раз не придешь!
Но Карабаш не отходил далеко от знакомой избушки. Какая-то сила сильней страха притягивала его сюда. Как только ему удавалось немножко уто
лить голод, он бежал к высокому плетню на яру и все нюхал, нюхал землю.
Тех следов, что искал, он не находил. Только раз он почуял в заросшей бурьяном канаве памятный запах. Он кинулся в траву и вытащил безго
ловую тряпичную куклу. Скуля и подвывая, пес долго лизал ее и легонько, ласково теребил зубами, пока ветхие, истлевшие от сырости тряпки не расползлись по ниточкам.
Гонимый тоской и голодом, он снова пробрался к знакомой избе. Хозяйская собаченка не выдала его своим противным лаем: она куда-то отлучилась со двора.
На открытом окне стояла тарелка. От нее шел пар и валил такой вкусный запах, что у голод
ного пса свело кишки. Хозяйка гремела чем-то у плиты.
Искушение было слишком сильно. Карабаш подкрался к окну, одной здоровой передней лапой оттолкнулся от земли — и зубами схватил кусок жареного мяса.
Треск опрокинутой тарелки слился с криком хозяйки. Пес отпрянул. Но раньше, чем он успел доковылять до калитки, на-ходу глотая добычу,
толстая женщина выскочила из избы и погналась за ним, неистово размахивая ухватом.
Карабаш выбежал на улицу, но не успел пробежать и десяти шагов, как разом остановился: погромыхивая цепью, шел ему навстречу Бандит.
Он оглянулся. Бандит показался в раскрытой настежь калитке. Тогда Карабаш, не задумываясь, прыгнул через плетень.
Плетень стоял на самом краю яра. Яр был высок и крут. Внизу бежала река.
Карабаш ударился боком обо что-то твердое, подскочил и пошел чесать по круче спиной, грудью, боками, пока не докатился до самого низу.
Вода всплеснула у него над головой, и он не слышал как исступленно лаял наверху потерявший противника Бандит.
С каждым днем Карабаш терял силы от голода. Он жил теперь у городской свалки, куда подводами свозили со дворов всякий мусор. Тут удавалось иногда раскопать обсосанные рыбьи кости, куски
перепрелой кожи, иссохшие мослы, кое-как еще пригодные в пищу. Но каждый кусок приходилось брать с бою, на все стороны отбиваясь от соби
равшихся на свалку псов бродяг. К счастью Карабаша, все это были такие же, как он, обессиленные голодом и болезнями псы, и ни один из них не мог сравняться с ним ни ростом, ни смелостью. Не рез он ловил на себе их жадные, нетерпеливые взгляды, когда где-нибудь, в укромном уголке, за
лизывал свою рану. В рану попала грязь, плечо распухло и болело. Псы-бродяги видели, что Карабаш болен, и ждали только часа, когда он совсем обессилит, чтобы наброситься на него и разорвать.
Раз на свалку пришел, громыхая цепью, Бандит. Карабаш увидал его первый, скользнул за кучу му
сора и побежал. Ему показалось, что Бандит кинулся за ним.
Никогда еще Карабаш не испытывал такого страха. Ни разу не оглянувшись, он добежал до ближайшего дома, свернул в улицу и стал кружить по городу, стараясь запутать свои следы.
Он хорошо знал, что не справится с Бандитом. Он знал теперь то, о чем смутно догадывался Садрейка: знал, какой талисман защищал Бандита от смерти. Бандиту можно было искусать все тело, но это все не смертельные раны. Смертельную рану противнику собаки наносят в горло. А горлото и было защищено у Бандита его талисманом— толстой железной цепью, против которой бессильны самые страшные зубы.
Карабаш бежал и бежал, пока не выбился из сил. Он провел эту ночь на самом краю города.
Утром он принялся здесь разыскивать себе пищу. Скоро он увидел высокий плетень на яру, одино
кую избушку за ним и смело вошел в калитку, отогнав залаявшую на него собаченку. На дворе он сразу почувствовал себя как дома.
Хозяева спали еще. Он нашел под крыльцом плошку с остатками чьей-то еды, съел их и спокойно разлегся на крыльце.
Хозяйская собаченка прыгала кругом него и заливалась возмущенным лаем: как смел этот чужой пес ворваться в ее владения и съесть ее обед! Послышалась возня в избе. Дверь открылась, и Карабаш с радостным визгом кинулся на грудь показавшейся на пороге женщины.
Женщина испустила отчаянный визг, и дверь захлопнулась у Карабаша перед носом. Пес был оглушен и перепуган не меньше хозяйки: ведь это была совсем не та женщина, которую он ждал уви
деть. Та была худая и бледная, эта — краснощекая, толстая, и от нее не пахло сырым запахом стирки.
Но Карабаш не ушел. Он остался ждать, когда выйдут настоящие хозяева дома. Он бегал по двору, обнюхивая землю и постройки, искал запаха маленьких детских следов, пока не открылось окно и ру
ка толстухи не плеснула в него кипятком. Как огнем ожгло ему задние ноги, и он волчком закружился на месте, стараясь лизнуть их языком.
— Завертелся! — кричала толстуха из окна.— Другой раз не придешь!
Но Карабаш не отходил далеко от знакомой избушки. Какая-то сила сильней страха притягивала его сюда. Как только ему удавалось немножко уто
лить голод, он бежал к высокому плетню на яру и все нюхал, нюхал землю.
Тех следов, что искал, он не находил. Только раз он почуял в заросшей бурьяном канаве памятный запах. Он кинулся в траву и вытащил безго
ловую тряпичную куклу. Скуля и подвывая, пес долго лизал ее и легонько, ласково теребил зубами, пока ветхие, истлевшие от сырости тряпки не расползлись по ниточкам.
Гонимый тоской и голодом, он снова пробрался к знакомой избе. Хозяйская собаченка не выдала его своим противным лаем: она куда-то отлучилась со двора.
На открытом окне стояла тарелка. От нее шел пар и валил такой вкусный запах, что у голод
ного пса свело кишки. Хозяйка гремела чем-то у плиты.
Искушение было слишком сильно. Карабаш подкрался к окну, одной здоровой передней лапой оттолкнулся от земли — и зубами схватил кусок жареного мяса.
Треск опрокинутой тарелки слился с криком хозяйки. Пес отпрянул. Но раньше, чем он успел доковылять до калитки, на-ходу глотая добычу,
толстая женщина выскочила из избы и погналась за ним, неистово размахивая ухватом.
Карабаш выбежал на улицу, но не успел пробежать и десяти шагов, как разом остановился: погромыхивая цепью, шел ему навстречу Бандит.
Псы заметили друг друга одновременно. Бандит кинулся вперед. Карабаш повернул — и ткнулся прямо в ноги настигавшей его женщины. Толстуха клюнула носом в землю; Карабаш был уже во дворе.
Он оглянулся. Бандит показался в раскрытой настежь калитке. Тогда Карабаш, не задумываясь, прыгнул через плетень.
Плетень стоял на самом краю яра. Яр был высок и крут. Внизу бежала река.
Карабаш ударился боком обо что-то твердое, подскочил и пошел чесать по круче спиной, грудью, боками, пока не докатился до самого низу.
Вода всплеснула у него над головой, и он не слышал как исступленно лаял наверху потерявший противника Бандит.