прием, который помог ему победить Бандита: защищая свое горло, припасть мордой к земле и снова вскочить на лапы, когда противник этого меньше всего ожидает.
Охота отучила его лаять зря и без толку колотить хвостом по траве и кустам: это только рас
пугивало дичь. Заряд дроби, полученный им от случайно встреченного охотника, окончательно убе
дил его, что двуногие ему — враги. И уж он не задумался бы теперь перервать глотку любому, кто протянул бы руку к нему или к его добыче.
Не боялся он теперь и серого врага — волка: с двумя пришлось ему встретиться в разное время в степи, и обоих он одолел. Одичалый, он сам теперь стал похож на матерого волка и страшен стал людям, как волк.
Однажды, когда он только что догнал и задушил зайца, она выползла из кустов — тощая, вся исполо
сованная плетьми. Голодными глазами она впилась в убитого зайца и униженно виляла хвостом. Карабаш бросился было на нее, но она опрокинулась на спину, выкинула сигнал — сдаюсь. Он не был голоден и подпустил ее к зайцу. Поев, она пошла за Карабашем, и больше уже они не расставались: вдвоем охотиться оказалось удачнее.
Потом подошла зима. Птиц стало мало, мыши скрылись под землю, трава полегла и покрылась снегом. Добывать птицу охотой стало трудно. Вместе с подругой Карабаш перешел реку по льду и вернулся на базар.
Тут они вырыли себе нору, жилось им сытно. И непонятно, с какой тоски в лунные зимние ночи Карабаш выходил на площадь, поднимал к небу черную морду и выл протяжно и жалобно. Чем-то отличался его вой от жуткого волчьего воя. Была ли в нем тоска по снежным просторам степи? Или тоскливое воспоминание о человеке — хозяине, о нежных детских ручках, когда-то гладивших его лохматую голову, когда сам он был еще веселым маленьким щенком?
Уже начиналась весна, когда новое событие опять на новый лад повернула спокойную жизнь Карабаша.
У серой подруги его родились щенята. Их было пятеро. Мать грела их в норе, почти из нее не вылезая, и никого, даже Карабаша, не подпускала к детям. Карабашу приходилось теперь доставать пищу и для себя и для нее. Первое, что ему удава
лось добыть, он всегда приносил ей, клал у входа в нору и тогда только бежал промыслить что-нибудь и себе на обед.
Воровать он не воровал, но когда однажды тучный торговец попробовал палкой отбить у него упавший с прилавка кусок хлеба, Карабаш зубами вырвал у него палку из рук и так рявкнул на торговца, что тот от страха едва ноги унес.
Скоро после этого на глазах того же торговца случилось неожиданное происшествие.
К лавке его подошла девчонка-нищенка. Она протянула руку и сказала:
— Толстый, дай хлебца!
— Развелось тут вас, — крикнул он зычно. — Пшла вон, воровка!
— Я у тебя воровала? — задиристо огрызнулась девочка.— Жалко кусочка? Вон у тебя сколько калача.
— Обожди, толстопузый! — отскакивая, пригрозила девчонка. — Умрешь, черви тебя съедят.
— Ах ты!.. — начал было разозленный торговец, но осекся: заметил пробегавшего мимо Карабаша. В голове торговца мелькнула злая мысль. Он схватил со стойки кусок калача и кинул его псу.
— На вот! Видала? Псу дам, а ты слюни глотай. Калач упал перед носом Карабаша.
Одним прыжком девчонка была рядом и как крикнет:
— Не смей!
Волкодав, уже разинувший было пасть, так и сел на задние ноги. Страшные зубы его щелкнули в пустом воздухе.
Девчонка протянула руку и подняла калач.
— А ты видал, жадюга: пес-то добрей тебя,— крикнула она оторопевшему от удивления торговцу. Он никак не мог понять, почему грозный волкодав не оторвет у девчонки свою добычу вместе с ру
ками. Наклонив голову набок, по-щенячьи, как-то опустив одно ухо, пес всем своим видом выражал растерянность и смущение.
— Ты — мой щенуша, — уверенно сказала нищенка и смело положила руку ему на голову.
Громадный пес вдруг поднялся на задние лапы, передними пал ей на плечи и, взвизгнув, лизнул в лицо.
Так нечаянно Карабаш нашел свою маленькую хозяйку.
Охота отучила его лаять зря и без толку колотить хвостом по траве и кустам: это только рас
пугивало дичь. Заряд дроби, полученный им от случайно встреченного охотника, окончательно убе
дил его, что двуногие ему — враги. И уж он не задумался бы теперь перервать глотку любому, кто протянул бы руку к нему или к его добыче.
Не боялся он теперь и серого врага — волка: с двумя пришлось ему встретиться в разное время в степи, и обоих он одолел. Одичалый, он сам теперь стал похож на матерого волка и страшен стал людям, как волк.
Любил он теперь на всем свете только свою серую подругу — овчарку.
Однажды, когда он только что догнал и задушил зайца, она выползла из кустов — тощая, вся исполо
сованная плетьми. Голодными глазами она впилась в убитого зайца и униженно виляла хвостом. Карабаш бросился было на нее, но она опрокинулась на спину, выкинула сигнал — сдаюсь. Он не был голоден и подпустил ее к зайцу. Поев, она пошла за Карабашем, и больше уже они не расставались: вдвоем охотиться оказалось удачнее.
Потом подошла зима. Птиц стало мало, мыши скрылись под землю, трава полегла и покрылась снегом. Добывать птицу охотой стало трудно. Вместе с подругой Карабаш перешел реку по льду и вернулся на базар.
Тут они вырыли себе нору, жилось им сытно. И непонятно, с какой тоски в лунные зимние ночи Карабаш выходил на площадь, поднимал к небу черную морду и выл протяжно и жалобно. Чем-то отличался его вой от жуткого волчьего воя. Была ли в нем тоска по снежным просторам степи? Или тоскливое воспоминание о человеке — хозяине, о нежных детских ручках, когда-то гладивших его лохматую голову, когда сам он был еще веселым маленьким щенком?
Уже начиналась весна, когда новое событие опять на новый лад повернула спокойную жизнь Карабаша.
У серой подруги его родились щенята. Их было пятеро. Мать грела их в норе, почти из нее не вылезая, и никого, даже Карабаша, не подпускала к детям. Карабашу приходилось теперь доставать пищу и для себя и для нее. Первое, что ему удава
лось добыть, он всегда приносил ей, клал у входа в нору и тогда только бежал промыслить что-нибудь и себе на обед.
Воровать он не воровал, но когда однажды тучный торговец попробовал палкой отбить у него упавший с прилавка кусок хлеба, Карабаш зубами вырвал у него палку из рук и так рявкнул на торговца, что тот от страха едва ноги унес.
Скоро после этого на глазах того же торговца случилось неожиданное происшествие.
К лавке его подошла девчонка-нищенка. Она протянула руку и сказала:
— Толстый, дай хлебца!
Торговцу не понравилось, как она просила: он привык, чтобы ему кланялись и вымаливали униженно.
— Развелось тут вас, — крикнул он зычно. — Пшла вон, воровка!
— Я у тебя воровала? — задиристо огрызнулась девочка.— Жалко кусочка? Вон у тебя сколько калача.
— Есть, да не про твою честь. Проходи, проходи, рвань. Я вот тебе!
— Обожди, толстопузый! — отскакивая, пригрозила девчонка. — Умрешь, черви тебя съедят.
— Ах ты!.. — начал было разозленный торговец, но осекся: заметил пробегавшего мимо Карабаша. В голове торговца мелькнула злая мысль. Он схватил со стойки кусок калача и кинул его псу.
— На вот! Видала? Псу дам, а ты слюни глотай. Калач упал перед носом Карабаша.
Одним прыжком девчонка была рядом и как крикнет:
— Не смей!
Волкодав, уже разинувший было пасть, так и сел на задние ноги. Страшные зубы его щелкнули в пустом воздухе.
Девчонка протянула руку и подняла калач.
— А ты видал, жадюга: пес-то добрей тебя,— крикнула она оторопевшему от удивления торговцу. Он никак не мог понять, почему грозный волкодав не оторвет у девчонки свою добычу вместе с ру
ками. Наклонив голову набок, по-щенячьи, как-то опустив одно ухо, пес всем своим видом выражал растерянность и смущение.
Девчонка внимательно на него посмотрела, оторвала от калача кусочек, кинула псу и крикнула:
— Бери.
Карабаш сорвался с места и схватил кусочек.
— Ты — мой щенуша, — уверенно сказала нищенка и смело положила руку ему на голову.
Громадный пес вдруг поднялся на задние лапы, передними пал ей на плечи и, взвизгнув, лизнул в лицо.
Так нечаянно Карабаш нашел свою маленькую хозяйку.