обратилъ»! Эко сказалъ!... На твое вниманіе его благородіе, съ позволенія сказать, хотѣлъ па.........
— Это вы напрасно, Парамонъ Матвѣичъ!—отвѣчалъ огорченный Прохоръ ЕроФеичъ, понизивъ голосъ и водя рукой но счетамъ: такой великатный выговоръ малень
ко неосторожно, какъ сказать! Можно было поберечь на всякій случай.... Ихъ благородіе сами изволятъ во
всемъ доходить.... Намъ съ вами учить не приходится: надо помнить себя!
Купецъ пріостановился.
— Ну, да ладно! Разговаривай! — продолжалъ онъ: Уступаешь, что-ли за сто тридцать?
— Ей Богу, не могу, Парамонъ Матвѣичъ!... Извольте, извольте—сто тридцать пять — пять рублей уваженія! Меньше ни копѣйки!
— Ну, нечего съ гобой дѣлать! Подавай! Да смотри у меня, хорошій!
— Самый лучшій, будьте благонадежны! А когда же деньги, Парамонъ Матвѣичъ?
— Извѣстно когда — какъ выпьютъ! У насъ, братъ, въ трактирѣ, это духомъ!
— Извольте, извольте-съ! Съ нашимъ удовольствіемъ!...
Я взялъ свою покупку и поднялся съ мѣста. — До свиданья, Прохоръ ЕроФеичъ!
— Мое почтеніе, батюшка ЕвграФъ Ѳедорычъ!... Покорнѣйше васъ благодарю! Напредки милости про
симъ!... Желаю вамъ всякаго благополучія, батюшка ЕвграФъ Ѳедорычъ! Мое почтеніе!
Прохоръ ЕроФеичъ съ низкими поклонами проводилъ меня изъ лавки.
— Вотъ люди! — думалъ я дорогой: мнѣ казалось, что онъ питаетъ ко мнѣ особенное уваженіе, — а онъ кланяется большому забору, какъ сказалъ этотъ ку
пецъ.... Съ другими, можетъ быть, онъ и обращается иначе, и объясняется со всѣмъ не такъ, а проще
Хотѣлъ бы я знать, какъ онъ говоритъ съ тѣми, у кого заборъ болѣе моего.
М А Р Ч Е Н К О.
Маргата есть одна изъ самыхъ близкихъ и популярныхъ морскихъ купаленъ лондонскаго общества сред
ней руки. Сюда собираются небогатые купцы, мелкіе торговцы, разбогатѣвшіе ремесленники или обѣднявшіе богачи, мало извѣстные художники и писатели, роди
тели сь кучею дочерей и засидѣвшимися невѣстами, старые холостяки, нуждающіеся въ дамскомъ обществѣ всѣ и вмѣстѣ образуютъ, такъ сказать, бюро свобод
ныхъ контрактовъ. Въ отели втораго класса находится множество молодыхъ дамъ, которыя, до этихъ поръ ли
шенныя необходимаго мужскаго знакомства, надѣются еще сдѣлать партію и безпощадно смѣются надъ тѣми, которыя находятъ себѣ жениха.
Въ одно прекрасное сентябрское утро, Лаура сдѣлалась невѣстою мистера Томсона. Сколько волненій, пересудовъ, догадокъ, обманутыхъ надеждъ причинило это событіе между прочими оставшимися невѣстами.
Не прошло еще недѣли послѣ прибытія па воды Томсона и его аристократическаго друга Фортескю, и
все уже было кончено. Ни у кого и въ мысляхъ пе было, чтобы аристократическій другь могъ помышлять о женидьбѣ. Этотъ родъ людей, къ которымъ принадле
жалъ Фортескю, слишкомъ хорошо извѣстенъ, чіобы какая-нибудь дѣвица стала на него разсчитывать. Эти перелетныя птицы, слетающіяся отовсюду, собирающія вездѣ по зернышку и опять быстро улетающі я на другое мѣсто, хорошо знакомы маменькамъ; но таинствен
ный и простой мистеръ Томсонъ, ужь въ первый день своего прибытія выказалъ несомнѣнное намѣреніе выбрать себѣ подругу жизни. Оиъ былъ молчаливъ, не
уклюжъ и толстъ, неловокъ въ своей праздничной
одеждѣ н неумѣстно гордъ и надуть, какъ всѣ купцы изъ Сити. Оиъ слылъ богачомъ, и потому всѣ считали
его за джентльмена, не взирая на многое, слишкомъ простое въ его особѣ и на непріятное морганіе глазъ. Какъ могъ оиъ съ этими условіями такъ скоро пайдти невѣсту и притомъ еще красавицу и очень умную? Фортескю былъ этимъ чародѣемъ. Когда за столомъ или на гуляньяхъ рѣчь шла о какомъ-нибудь лордѣ,
епископѣ или милліонерѣ, оиъ всегда прибавлялъ: «я его пе знаю, по мой другъ Томсонъ съ нимъ знакомъ, кажется», но нс обращался о томъ съ вопросомъ къ другу своему Томсону, находящемуся подлѣ него.
Иногда онъ заводилъ рѣчь о резиденціи Томсона, о его владѣніяхъ, сокровищахъ, пе опредѣляя ихъ въ точно
сти. Если на гуляньяхъ замѣчали какой-нибудь рѣдкій цвѣтокъ, Фортескю, какъ бы мимоходомъ, спрашивалъ Томсона: у васъ вѣрно въ вашей теплицѣ есть дюжина
подобныхъ варіантовъ, на что Томсонъ не отвѣчалъ опредѣлителыіо.
Такимъ образомъ неуклюжій, простой Томсонъ прослылъ завиднымъ женихомъ. Дамы и отцы семейства дополнили, чего ему еще не доставало для опровер
женія всѣхъ предубѣжденій. Его надутость считалась достоинствомъ , неловкость— скромностью , молчаливость — важною скрытностью, морганіе глазъ — скрыт
нымъ остроуміемъ и юморомъ. Хотя оставались еще значительныя сомнѣнія и тайны, но они возвышали его и придавали ему еще болѣе вѣсу. Изъ таинствен
ныхъ полунамековъ Фортескю догадливыя и остроум
— Это вы напрасно, Парамонъ Матвѣичъ!—отвѣчалъ огорченный Прохоръ ЕроФеичъ, понизивъ голосъ и водя рукой но счетамъ: такой великатный выговоръ малень
ко неосторожно, какъ сказать! Можно было поберечь на всякій случай.... Ихъ благородіе сами изволятъ во
всемъ доходить.... Намъ съ вами учить не приходится: надо помнить себя!
Купецъ пріостановился.
— Ну, да ладно! Разговаривай! — продолжалъ онъ: Уступаешь, что-ли за сто тридцать?
— Ей Богу, не могу, Парамонъ Матвѣичъ!... Извольте, извольте—сто тридцать пять — пять рублей уваженія! Меньше ни копѣйки!
— Ну, нечего съ гобой дѣлать! Подавай! Да смотри у меня, хорошій!
— Самый лучшій, будьте благонадежны! А когда же деньги, Парамонъ Матвѣичъ?
— Извѣстно когда — какъ выпьютъ! У насъ, братъ, въ трактирѣ, это духомъ!
— Извольте, извольте-съ! Съ нашимъ удовольствіемъ!...
Я взялъ свою покупку и поднялся съ мѣста. — До свиданья, Прохоръ ЕроФеичъ!
— Мое почтеніе, батюшка ЕвграФъ Ѳедорычъ!... Покорнѣйше васъ благодарю! Напредки милости про
симъ!... Желаю вамъ всякаго благополучія, батюшка ЕвграФъ Ѳедорычъ! Мое почтеніе!
Прохоръ ЕроФеичъ съ низкими поклонами проводилъ меня изъ лавки.
— Вотъ люди! — думалъ я дорогой: мнѣ казалось, что онъ питаетъ ко мнѣ особенное уваженіе, — а онъ кланяется большому забору, какъ сказалъ этотъ ку
пецъ.... Съ другими, можетъ быть, онъ и обращается иначе, и объясняется со всѣмъ не такъ, а проще
Хотѣлъ бы я знать, какъ онъ говоритъ съ тѣми, у кого заборъ болѣе моего.
М А Р Ч Е Н К О.
ИЗЪ ЖИЗНИ ТАЙНЫХЪ ПРОМЫШЛЕННИКОВЪ
ЛОНДОНА.
Маргата есть одна изъ самыхъ близкихъ и популярныхъ морскихъ купаленъ лондонскаго общества сред
ней руки. Сюда собираются небогатые купцы, мелкіе торговцы, разбогатѣвшіе ремесленники или обѣднявшіе богачи, мало извѣстные художники и писатели, роди
тели сь кучею дочерей и засидѣвшимися невѣстами, старые холостяки, нуждающіеся въ дамскомъ обществѣ всѣ и вмѣстѣ образуютъ, такъ сказать, бюро свобод
ныхъ контрактовъ. Въ отели втораго класса находится множество молодыхъ дамъ, которыя, до этихъ поръ ли
шенныя необходимаго мужскаго знакомства, надѣются еще сдѣлать партію и безпощадно смѣются надъ тѣми, которыя находятъ себѣ жениха.
Въ одно прекрасное сентябрское утро, Лаура сдѣлалась невѣстою мистера Томсона. Сколько волненій, пересудовъ, догадокъ, обманутыхъ надеждъ причинило это событіе между прочими оставшимися невѣстами.
Не прошло еще недѣли послѣ прибытія па воды Томсона и его аристократическаго друга Фортескю, и
все уже было кончено. Ни у кого и въ мысляхъ пе было, чтобы аристократическій другь могъ помышлять о женидьбѣ. Этотъ родъ людей, къ которымъ принадле
жалъ Фортескю, слишкомъ хорошо извѣстенъ, чіобы какая-нибудь дѣвица стала на него разсчитывать. Эти перелетныя птицы, слетающіяся отовсюду, собирающія вездѣ по зернышку и опять быстро улетающі я на другое мѣсто, хорошо знакомы маменькамъ; но таинствен
ный и простой мистеръ Томсонъ, ужь въ первый день своего прибытія выказалъ несомнѣнное намѣреніе выбрать себѣ подругу жизни. Оиъ былъ молчаливъ, не
уклюжъ и толстъ, неловокъ въ своей праздничной
одеждѣ н неумѣстно гордъ и надуть, какъ всѣ купцы изъ Сити. Оиъ слылъ богачомъ, и потому всѣ считали
его за джентльмена, не взирая на многое, слишкомъ простое въ его особѣ и на непріятное морганіе глазъ. Какъ могъ оиъ съ этими условіями такъ скоро пайдти невѣсту и притомъ еще красавицу и очень умную? Фортескю былъ этимъ чародѣемъ. Когда за столомъ или на гуляньяхъ рѣчь шла о какомъ-нибудь лордѣ,
епископѣ или милліонерѣ, оиъ всегда прибавлялъ: «я его пе знаю, по мой другъ Томсонъ съ нимъ знакомъ, кажется», но нс обращался о томъ съ вопросомъ къ другу своему Томсону, находящемуся подлѣ него.
Иногда онъ заводилъ рѣчь о резиденціи Томсона, о его владѣніяхъ, сокровищахъ, пе опредѣляя ихъ въ точно
сти. Если на гуляньяхъ замѣчали какой-нибудь рѣдкій цвѣтокъ, Фортескю, какъ бы мимоходомъ, спрашивалъ Томсона: у васъ вѣрно въ вашей теплицѣ есть дюжина
подобныхъ варіантовъ, на что Томсонъ не отвѣчалъ опредѣлителыіо.
Такимъ образомъ неуклюжій, простой Томсонъ прослылъ завиднымъ женихомъ. Дамы и отцы семейства дополнили, чего ему еще не доставало для опровер
женія всѣхъ предубѣжденій. Его надутость считалась достоинствомъ , неловкость— скромностью , молчаливость — важною скрытностью, морганіе глазъ — скрыт
нымъ остроуміемъ и юморомъ. Хотя оставались еще значительныя сомнѣнія и тайны, но они возвышали его и придавали ему еще болѣе вѣсу. Изъ таинствен
ныхъ полунамековъ Фортескю догадливыя и остроум