годъ али полгода. Вышла причина-съ. Только я настоящаго не знаю. Это точно-съ, господъ много перебывало, почитай завсегда гости, ну какъ я больше въ людской сижу — такой ужь порядокъ,—мнѣ и нельзя знать.
«Стала барыня укладываться, мнѣ велѣли. Сказывалъ камардинъ Оська, что былъ большой разговоръ: саблей, видишь ты, баронъ-отъ грозился ее убить,—они тоже донреждь въ полку служили —ну только вѣрнаго я не знаю, нечего грѣшить. Ужь ѣхать намъ совсѣмъ, подали тарантасъ, вышли баронъ на крыльцо:
«— Прощай, говоритъ, Марина, на вотъ тебѣ отъ меня на пряники:—три рубля они мнѣ пожаловали бумажку-съ—а дураковъ вы, говоритъ, съ барыней въ Москвѣ ищите. Въ нашей, молъ, губерніи перевелись.
«Мы опять къ Матильдѣ Васильевпѣ-съ: барыня ужь завсегда къ нимъ по первому разу, ежели откуда пріѣдутъ.
«Подслушала я, барыня Матидьдѣ-то Васильевнѣ говорятъ:
«— Ну, говоритъ, Мотя, вотъ, говоритъ, тебѣ Пресвятая Богородица, не поѣду, говоритъ, я ни за что
теперь на губернію, и тебѣ, говоритъ, мой другъ, не велю. Потому завсегда сомнѣніе. А надо, говоритъ, вотъ какъ: бей сороку и ворону—попадешь и на яснаго сокола.
«Тутъ, сударь, вѣдь, коронація вышла. Вы, я чай, изволили быть. Всѣ деньги наживали, не то ужь что извощики—тѣ дома понакуиали; квасникъ одинъ, сказы
вали, тысячу цѣлковыхъ-съ въ мѣсяцъ наколотилъ. Съ царемъ, извѣстно, что народу-то было. Опять гвардія-съ. И, надо сказать, красота! Лошади сѣрыя-съ, мун
диры красные—ровно какъ тулупчики; ну, посмотришь на другаго: натретъ! Какъ сказать, другому и умереть бы,—не видать этого...
«И мамъ повалила линія, эдакая линія! Съѣхали мы отъ Матильды-то Васильевны па Патріарскіе пруды, какъ есть возлѣ кабака. Мебель купили новую. По
валилъ народъ: все больше изъ военныхъ-съ, съ бѣлыми-то Фуражечками-съ. А то пріѣдетъ другой, эдакая на головѣ птичка золотая, а тутъ — Марина пока
зала на лобъ—звѣзда браліянтовая:—царскіе слуги! Налюбовалась я. Кажется, воть умру, а вѣкъ не забуду.
«Бывало, успѣвай дверь отворять. А въ гостиной сторовъ и не поднимаешь день-деньской. Барыня такія веселыя: все смѣются; кампанія что ни есть отличная. Полковые господа завсегда такіе, петербургскіе, изо всѣхъ-съ. Я вотъ на одни полтиннички въ мѣсяцъ •шелковое платье сшила-съ, шерстяное перекрасила-съ, кофточку сдѣлала алавей, башмаковъ три нары купила. ...
«Кончилась, это, короиація-съ, по домамъ, значитъ, всѣмъ велѣно,—а Сипякинъ все не забываетъ: онъ и въ
коронацію ѣздилъ,—кого когда привезетъ. Матильда Васильевна заѣхала, барыня имъ кажутъ, это при мнѣ было-съ, пачку: «вотъ, говоритъ, Мотя, это надо въ ламбардъ». И ѣздили они, значитъ, до ламбарду-съ: совѣтъ что ли какой такой есть.
«Привезъ Синякииъ одного молодаго барина. Очень изъ себя прекрасный, ну какъ ровно они маленько на ногу хромы: родимое это у ішхъ.—объяснялись они, да и кучеръ сказывалъ.
«А Сішякгшъ говоритъ:
«— Ну, говоритъ, бери ты изъ моихъ рукъ: знаешь, я тебѣ не пожелаю. Только, чтобъ было у васъ все по дружеству, не то, говоритъ — палку ей, палку кажетъ.
«Палка при немъ-съ. И никуда они безъ этой палки: эдакая дубинища!
«Барыня смѣются, на меня взглянули.
«— Чего, говоргпъ, на нее-то глядишь, да смѣешься. Я тебѣ, говоритъ, конфузить меня не велю, а ты держи поведеніе.
«ПоФрыштикали они, выходитъ, закусили, уѣхали.
«Ну тотько они, Юлія-то Петровна, этому барину совсѣмъ не уважали. Баринъ душа, простой; ты ему что хочешь говори, ничего не видитъ.
«Офицера поймали на маслянцѣ, не нлоше того
Афоньки — какъ сказать, извините, щепокъ —а имъ ндравится. Баринъ пріѣдетъ — Степанъ Юрьичъ, тотъ тутъ; мы его и прячемъ. Лежитъ на сундукѣ за перегородкой. накрою я его будто бѣльемъ грязнымъ: «задохнуться бы тебѣ тутъ», думаю. А барыня:
«— У меня, говоритъ, Степа, мочи нѣтъ зубы, али голова.
«Подвяя;утся. Они, вѣдь, прехитрыя, п-н-н!
«— Ступай, говоритъ, Степа, домой, голубчикъ.
«А онъ-то ее креститъ. Уѣдетъ. Офицеръ и тутъ. За икрой, бывало, посылаютъ, за самой лучшей въ Охотный. .. отъ себя-съ: ужь на что крѣпки до денегъ. Эда
кая, вѣдь, бываетъ глупость! Разъ ужь и Матильда Васнльсвпа ихъ страмили.
< — Неволя, говоритъ, тебѣ штуки-то эти дѣлать: что хорошаго? «А наша:
«— Ничего, говоритъ, ты не знаешь: простотой тебѣ и умереть. По мнѣ, готоритъ, кто ни нонъ, все батька. Время пройдетъ, поздно тогда будетъ.
«Осерчала барыня на Матильду Васильевну, и мнѣ приказали выйдти, потому при мнѣ разговоръ былъ.
«Ну офицера они этого точно что выгнали. Насказали Степану Юрьичу, что будто онъ ихъ безпокоитъ; Сте
панъ Юрьичъ пріѣхали съ кампаніей, да такъ взашей его, просто-на-просто. Онъ чѣмъ виноватъ? Сами прикормили: ему бы гдѣ, потому такъ—нестоющій. Онъ бы и не залѣзъ.
«Стала барыня укладываться, мнѣ велѣли. Сказывалъ камардинъ Оська, что былъ большой разговоръ: саблей, видишь ты, баронъ-отъ грозился ее убить,—они тоже донреждь въ полку служили —ну только вѣрнаго я не знаю, нечего грѣшить. Ужь ѣхать намъ совсѣмъ, подали тарантасъ, вышли баронъ на крыльцо:
«— Прощай, говоритъ, Марина, на вотъ тебѣ отъ меня на пряники:—три рубля они мнѣ пожаловали бумажку-съ—а дураковъ вы, говоритъ, съ барыней въ Москвѣ ищите. Въ нашей, молъ, губерніи перевелись.
«Такъ и сказали-съ.
«Мы опять къ Матильдѣ Васильевпѣ-съ: барыня ужь завсегда къ нимъ по первому разу, ежели откуда пріѣдутъ.
«Подслушала я, барыня Матидьдѣ-то Васильевнѣ говорятъ:
«— Ну, говоритъ, Мотя, вотъ, говоритъ, тебѣ Пресвятая Богородица, не поѣду, говоритъ, я ни за что
теперь на губернію, и тебѣ, говоритъ, мой другъ, не велю. Потому завсегда сомнѣніе. А надо, говоритъ, вотъ какъ: бей сороку и ворону—попадешь и на яснаго сокола.
«Тутъ, сударь, вѣдь, коронація вышла. Вы, я чай, изволили быть. Всѣ деньги наживали, не то ужь что извощики—тѣ дома понакуиали; квасникъ одинъ, сказы
вали, тысячу цѣлковыхъ-съ въ мѣсяцъ наколотилъ. Съ царемъ, извѣстно, что народу-то было. Опять гвардія-съ. И, надо сказать, красота! Лошади сѣрыя-съ, мун
диры красные—ровно какъ тулупчики; ну, посмотришь на другаго: натретъ! Какъ сказать, другому и умереть бы,—не видать этого...
«И мамъ повалила линія, эдакая линія! Съѣхали мы отъ Матильды-то Васильевны па Патріарскіе пруды, какъ есть возлѣ кабака. Мебель купили новую. По
валилъ народъ: все больше изъ военныхъ-съ, съ бѣлыми-то Фуражечками-съ. А то пріѣдетъ другой, эдакая на головѣ птичка золотая, а тутъ — Марина пока
зала на лобъ—звѣзда браліянтовая:—царскіе слуги! Налюбовалась я. Кажется, воть умру, а вѣкъ не забуду.
«Бывало, успѣвай дверь отворять. А въ гостиной сторовъ и не поднимаешь день-деньской. Барыня такія веселыя: все смѣются; кампанія что ни есть отличная. Полковые господа завсегда такіе, петербургскіе, изо всѣхъ-съ. Я вотъ на одни полтиннички въ мѣсяцъ •шелковое платье сшила-съ, шерстяное перекрасила-съ, кофточку сдѣлала алавей, башмаковъ три нары купила. ...
«Кончилась, это, короиація-съ, по домамъ, значитъ, всѣмъ велѣно,—а Сипякинъ все не забываетъ: онъ и въ
коронацію ѣздилъ,—кого когда привезетъ. Матильда Васильевна заѣхала, барыня имъ кажутъ, это при мнѣ было-съ, пачку: «вотъ, говоритъ, Мотя, это надо въ ламбардъ». И ѣздили они, значитъ, до ламбарду-съ: совѣтъ что ли какой такой есть.
«Привезъ Синякииъ одного молодаго барина. Очень изъ себя прекрасный, ну какъ ровно они маленько на ногу хромы: родимое это у ішхъ.—объяснялись они, да и кучеръ сказывалъ.
«А Сішякгшъ говоритъ:
«— Ну, говоритъ, бери ты изъ моихъ рукъ: знаешь, я тебѣ не пожелаю. Только, чтобъ было у васъ все по дружеству, не то, говоритъ — палку ей, палку кажетъ.
«Палка при немъ-съ. И никуда они безъ этой палки: эдакая дубинища!
«Барыня смѣются, на меня взглянули.
«— Чего, говоргпъ, на нее-то глядишь, да смѣешься. Я тебѣ, говоритъ, конфузить меня не велю, а ты держи поведеніе.
«ПоФрыштикали они, выходитъ, закусили, уѣхали.
«Ну тотько они, Юлія-то Петровна, этому барину совсѣмъ не уважали. Баринъ душа, простой; ты ему что хочешь говори, ничего не видитъ.
«Офицера поймали на маслянцѣ, не нлоше того
Афоньки — какъ сказать, извините, щепокъ —а имъ ндравится. Баринъ пріѣдетъ — Степанъ Юрьичъ, тотъ тутъ; мы его и прячемъ. Лежитъ на сундукѣ за перегородкой. накрою я его будто бѣльемъ грязнымъ: «задохнуться бы тебѣ тутъ», думаю. А барыня:
«— У меня, говоритъ, Степа, мочи нѣтъ зубы, али голова.
«Подвяя;утся. Они, вѣдь, прехитрыя, п-н-н!
«— Ступай, говоритъ, Степа, домой, голубчикъ.
«А онъ-то ее креститъ. Уѣдетъ. Офицеръ и тутъ. За икрой, бывало, посылаютъ, за самой лучшей въ Охотный. .. отъ себя-съ: ужь на что крѣпки до денегъ. Эда
кая, вѣдь, бываетъ глупость! Разъ ужь и Матильда Васнльсвпа ихъ страмили.
< — Неволя, говоритъ, тебѣ штуки-то эти дѣлать: что хорошаго? «А наша:
«— Ничего, говоритъ, ты не знаешь: простотой тебѣ и умереть. По мнѣ, готоритъ, кто ни нонъ, все батька. Время пройдетъ, поздно тогда будетъ.
«Осерчала барыня на Матильду Васильевну, и мнѣ приказали выйдти, потому при мнѣ разговоръ былъ.
«Ну офицера они этого точно что выгнали. Насказали Степану Юрьичу, что будто онъ ихъ безпокоитъ; Сте
панъ Юрьичъ пріѣхали съ кампаніей, да такъ взашей его, просто-на-просто. Онъ чѣмъ виноватъ? Сами прикормили: ему бы гдѣ, потому такъ—нестоющій. Онъ бы и не залѣзъ.