— Въ первый, да, пожалуй, и въ послѣдній, для того, что ужь больно мнѣ ваша Москва не иоиравилась, ни чѣмъ ниб.удь прочимъ—на счетъ строеній тамъ, а собственно не понравилась опа мнѣ образомъ жизни, ка
кую у васъ тамъ ведутъ наша братья торговцы мелкіе и вообще промышленники ради хлѣба насущнаго. Ну ужь и народецъ, нечего сказать: наши петербургскіе мазу
хоша примѣрно, мнѣ первый блинъ въ Москвѣ комомъ въ горлѣ остановился.
— Да, оно точно, передъ москвичами ухо остро надо держать и пальца въ ротъ не класть зря: народъ у насъ— тертый калачъ и охулки на руку не положитъ, гдѣ случай предстанетъ поживиться.
— Однако ужь больно безсовѣстно ваши москвичи дѣйствуютъ. Вотъ хоша бы, примѣрно, я, пріѣхамши въ пер
такъ и попалъ въ лабегь, какъ у насъ говорится. Гдѣ бы мнѣ, дураку, извощика взять, да прямехонько къ Ко
кореву въ гостинницу ѣхать, какъ мнѣ и совѣтовали въ Петербургѣ, такъ нѣтъ; поддался я на тоненькій голо
сокъ и отправился въ меблированныя комнаты за 30 к. въ сутки, но приглашенію какой-то барыньки въ драповомъ бурнусѣ. ІІу, вотъ, сударь мой, и прихожу я эта
кимъ манеромъ за барынькой вслѣдъ въ Дьяковскую улицу, которую называютъ, какъ нослѣ я узналъ, и Домниковской, въ каменный домъ въ нижній этажъ. Здѣсь пожи
лой господинъ, какъ видно солдатскаго происхожденія,
отвелъ меня въ крохотную комнатку, съ постелью, однимъ стуломъ и столикомъ, и объявилъ, что за оную комнатку взимаетъ онъ по 40 коп. въ сутки, а комнаты въ 30
коп. всѣ заняты, ally, ладно, говорю, въ десяти копейкахъ пе великъ разсчегь.»—Не прикажете ли самовар
чикъ, чайку, или поужинать не угодно ли будетъ; у насъ имѣется студень преотличная съ хрѣномъ и уксусомъ, щи лѣнивые превосходные, баранина жареная съ огурцами, каша шлейная и грѣчнепая, какой прикажете.—«Давайте, говорю, самоварчикъ, а потомъ и поужинать не помѣ
шаетъ».—Подали самоварчикъ, сударь мой, а потомъ я и поужиналъ, но навіему по русскому обычаю, ну и на покой расположился. Надо вамъ замѣтить, государь ми
лостивый, что передъ моей комнаткой довольно большая горница наполнилась ночлежниками изъ разнаго сорта людей мужскаго и женскаго пола, которые полегли нопросту на полу на рогожкахъ.—Здоровый и громкій храпъ ночлежниковъ рѣшительно не давалъ мнѣ покоя ни на
минуту, но йодъ утро я заснулъ кое-какъ съ твердымъ намѣреніемъ утромъ переѣхать въ нумера Кокорева за Москву-рѣку. Часовъ въ пять па утренней зарѣ разбудили меня велегласные споры содержателя меблированыхъ
комнатъ, отетавяаго унгеръ-офнцера и въ особенности расплывшейся отъ жира суируги его съ ночлежниками. Въ этихъ спорахъ принимала дѣятельное участіе и сопровождавшая меня наканунѣ барынька въ драноврііъ бур
нусѣ, оказавшаяся не болѣе не менѣе, какъ зазывщицт или зазывальщицей. Вотъ, сударь мой, утромъ и спра
шиваю и у хозяина унтеръ-офицера, сколько, дескать, вамъ съ меня получить приходится? — «Да что же съ
венъ, да за бутылку квасу 5 коп.-—всего 1 р. 45 кон. приходится. Самоварчикъ прикажете?»—Нѣтъ, говорю,
не безпокойтесь, я въ трактиръ чай пить пойду, а деньги рубль сорокъ пять получить извольте.—И пошелъ я, сударь мой, въ трактиръ чай пить. «Гдѣ у васъ тутъ трактиръ ноближе обрѣтается?» спрашиваю я у хозяина.—
Да вотъ, налѣво отсюда въ одноэтажномъ трактирѣ отличиый чай собираютъ». Ладно, думаю, пойду въ одно— тажный. ІІу ужь и заведеніе, я вамъ скажу: у насъ гь Петербургѣ подобной гадости не только на Петербургской тамъ сторонѣ, али на Выборгской, но даже и на обѣихъ Охтахъ и въ гавани не отыщешь. — Въ этомъ самомъ трактирщикѣ свелъ я знакомство съ двумя нѣм
цами, проживавшими когда-то у пасъ въ Питерѣ. Слово за словомъ, добрались мы до того обстоятельства, что я остаюсь оченно недоволенъ своей квартирой.—«ІІу такъ ви берите комната у Иванъ Иванишь,» говоритъ мнѣ одинъ нѣмецъ.—«Нѣтъ, Карлъ Иванишь, я лучше совѣтую брать
комната у Мара Виновна, тамъ ошень корошо: Иванъ Иванишь и Мара Виновна нѣмецкіе ошень карошіе люди и беретъ весьма не дорогой цѣна, и чистота соблюдаютъ,
и кушанье карошій приготовляютъ. У нихъ вамъ будетъ оченно корошо и недорого проживайтъ».—ІІу вотъ и опять я поддался на тоненькій голосокъ и поселился у нѣмки Маръ Виновны въ томъ же Домниковомъ нереулкѣ—Ну,
и убилъ я бобра, промѣнявши кукушку иа ястреба: хоша Маръ Виновна и нѣмка была, и все но благородному кажется дѣйствовала, однако подъ конецъ оказалась шель
при разсчетѣ за кофѳй тамъ, за фриштики, за обѣды и ужины легонькіе, изъ супцовъ да изъ зелени разной,
что ахти мнѣ, какъ шею намылила.—А ужь иа счетъ трактировъ вашихъ московскихъ, али тамъ ресторацій разныхъ, какъ у васъ прозываютъ, въ городѣ, такъ ужь и сладу никакого нѣтъ: просто всю карманную внутрен
ность у человѣка выворотить рады; и диви бы чѣмъ нибудь особеннымъ угощали, а то все тѣмъ ?ке иодчуютъ, что и въ Петербургѣ во всякомъ трактирѣ найдется, только лунятъ-то почитай вдвое больше петербургскаго.
— Вы садите о Москвѣ но трактирной только и по
кую у васъ тамъ ведутъ наша братья торговцы мелкіе и вообще промышленники ради хлѣба насущнаго. Ну ужь и народецъ, нечего сказать: наши петербургскіе мазу
рики—просто честные люди передъ ними выходятъ. Вотъ,
хоша примѣрно, мнѣ первый блинъ въ Москвѣ комомъ въ горлѣ остановился.
— Да, оно точно, передъ москвичами ухо остро надо держать и пальца въ ротъ не класть зря: народъ у насъ— тертый калачъ и охулки на руку не положитъ, гдѣ случай предстанетъ поживиться.
— Однако ужь больно безсовѣстно ваши москвичи дѣйствуютъ. Вотъ хоша бы, примѣрно, я, пріѣхамши въ пер
вый разъ въ Москву, только что вышелъ изъ вагона,
такъ и попалъ въ лабегь, какъ у насъ говорится. Гдѣ бы мнѣ, дураку, извощика взять, да прямехонько къ Ко
кореву въ гостинницу ѣхать, какъ мнѣ и совѣтовали въ Петербургѣ, такъ нѣтъ; поддался я на тоненькій голо
сокъ и отправился въ меблированныя комнаты за 30 к. въ сутки, но приглашенію какой-то барыньки въ драповомъ бурнусѣ. ІІу, вотъ, сударь мой, и прихожу я эта
кимъ манеромъ за барынькой вслѣдъ въ Дьяковскую улицу, которую называютъ, какъ нослѣ я узналъ, и Домниковской, въ каменный домъ въ нижній этажъ. Здѣсь пожи
лой господинъ, какъ видно солдатскаго происхожденія,
отвелъ меня въ крохотную комнатку, съ постелью, однимъ стуломъ и столикомъ, и объявилъ, что за оную комнатку взимаетъ онъ по 40 коп. въ сутки, а комнаты въ 30
коп. всѣ заняты, ally, ладно, говорю, въ десяти копейкахъ пе великъ разсчегь.»—Не прикажете ли самовар
чикъ, чайку, или поужинать не угодно ли будетъ; у насъ имѣется студень преотличная съ хрѣномъ и уксусомъ, щи лѣнивые превосходные, баранина жареная съ огурцами, каша шлейная и грѣчнепая, какой прикажете.—«Давайте, говорю, самоварчикъ, а потомъ и поужинать не помѣ
шаетъ».—Подали самоварчикъ, сударь мой, а потомъ я и поужиналъ, но навіему по русскому обычаю, ну и на покой расположился. Надо вамъ замѣтить, государь ми
лостивый, что передъ моей комнаткой довольно большая горница наполнилась ночлежниками изъ разнаго сорта людей мужскаго и женскаго пола, которые полегли нопросту на полу на рогожкахъ.—Здоровый и громкій храпъ ночлежниковъ рѣшительно не давалъ мнѣ покоя ни на
минуту, но йодъ утро я заснулъ кое-какъ съ твердымъ намѣреніемъ утромъ переѣхать въ нумера Кокорева за Москву-рѣку. Часовъ въ пять па утренней зарѣ разбудили меня велегласные споры содержателя меблированыхъ
комнатъ, отетавяаго унгеръ-офнцера и въ особенности расплывшейся отъ жира суируги его съ ночлежниками. Въ этихъ спорахъ принимала дѣятельное участіе и сопровождавшая меня наканунѣ барынька въ драноврііъ бур
нусѣ, оказавшаяся не болѣе не менѣе, какъ зазывщицт или зазывальщицей. Вотъ, сударь мой, утромъ и спра
шиваю и у хозяина унтеръ-офицера, сколько, дескать, вамъ съ меня получить приходится? — «Да что же съ
васъ, всего бездѣлица: за комнату 40 коп., за самоваръ четвертакъ, за ужинъ изъ четырехъ блюдъ восемь гри
венъ, да за бутылку квасу 5 коп.-—всего 1 р. 45 кон. приходится. Самоварчикъ прикажете?»—Нѣтъ, говорю,
не безпокойтесь, я въ трактиръ чай пить пойду, а деньги рубль сорокъ пять получить извольте.—И пошелъ я, сударь мой, въ трактиръ чай пить. «Гдѣ у васъ тутъ трактиръ ноближе обрѣтается?» спрашиваю я у хозяина.—
Да вотъ, налѣво отсюда въ одноэтажномъ трактирѣ отличиый чай собираютъ». Ладно, думаю, пойду въ одно— тажный. ІІу ужь и заведеніе, я вамъ скажу: у насъ гь Петербургѣ подобной гадости не только на Петербургской тамъ сторонѣ, али на Выборгской, но даже и на обѣихъ Охтахъ и въ гавани не отыщешь. — Въ этомъ самомъ трактирщикѣ свелъ я знакомство съ двумя нѣм
цами, проживавшими когда-то у пасъ въ Питерѣ. Слово за словомъ, добрались мы до того обстоятельства, что я остаюсь оченно недоволенъ своей квартирой.—«ІІу такъ ви берите комната у Иванъ Иванишь,» говоритъ мнѣ одинъ нѣмецъ.—«Нѣтъ, Карлъ Иванишь, я лучше совѣтую брать
комната у Мара Виновна, тамъ ошень корошо: Иванъ Иванишь и Мара Виновна нѣмецкіе ошень карошіе люди и беретъ весьма не дорогой цѣна, и чистота соблюдаютъ,
и кушанье карошій приготовляютъ. У нихъ вамъ будетъ оченно корошо и недорого проживайтъ».—ІІу вотъ и опять я поддался на тоненькій голосокъ и поселился у нѣмки Маръ Виновны въ томъ же Домниковомъ нереулкѣ—Ну,
и убилъ я бобра, промѣнявши кукушку иа ястреба: хоша Маръ Виновна и нѣмка была, и все но благородному кажется дѣйствовала, однако подъ конецъ оказалась шель
мой естественной: ужь такъ-то ловко обобрала она меня
при разсчетѣ за кофѳй тамъ, за фриштики, за обѣды и ужины легонькіе, изъ супцовъ да изъ зелени разной,
что ахти мнѣ, какъ шею намылила.—А ужь иа счетъ трактировъ вашихъ московскихъ, али тамъ ресторацій разныхъ, какъ у васъ прозываютъ, въ городѣ, такъ ужь и сладу никакого нѣтъ: просто всю карманную внутрен
ность у человѣка выворотить рады; и диви бы чѣмъ нибудь особеннымъ угощали, а то все тѣмъ ?ке иодчуютъ, что и въ Петербургѣ во всякомъ трактирѣ найдется, только лунятъ-то почитай вдвое больше петербургскаго.
— Вы садите о Москвѣ но трактирной только и по