на обычномъ ея мѣстѣ, за чтеніемъ сентиментальнаго романа. Напрасно онъ ждалъ се, напрасно звалъ, на
прасно и искалъ... Время обѣда уже давно нрошло—
Дора не приходила... Аристархъ Максимовичъ попробовалъ было сѣсть за столъ безъ жены,—но кусокъ не лѣзъ ему въ горло... Предчувствіе чего-то страшнаго сдавило
его сердце. Еще ничего не зная, Аристархъ Максимовичъ пошелъ но своимъ сосѣдямъ и знакомымъ съ смутною надеждою встрѣтить у кого либо свою Дашеньку. Домой онъ возвратился за полночь, сильно покачиваясь изъ сто
роны въ сторону... До одинокой постели онъ добрелъ съ помощію кухарки и, не раздѣваясь,повалился, какъ снонъ...
Дни шли за днями, не принося ему отрадной вѣсти...
Бѣдный мужъ понурилъ голову и запилъ горькую... Въ
одну темную, осеннюю ночь его нашли въ грязной канавѣ въ самомъ жалкомъ положеніи. Вскорѣ онъ умеръ.
Блистательная Дорида появилась въ Москвѣ, въ сопровожденіи племянника генеральши и начала жить съ «шикомъ, съ градомъ, съ налётомъ»....
Все, что льститъ легкому тщеславію и удовлетворяетъ мелкую взыскательность капризной кокетки, начиная съ квартиры, туалета, экипажа и другихъ крупныхъ статей расхода, и кончая самомельчайшею бездѣлицею современнаго вкуса и послѣдней моды, все, что изъ-за моря—
Что но ботническимъ волнамъ
За хлѣбъ и сало возятъ къ намъ,
было повержено къ ногамъ своенравной красоты. Каждый выходъ и каждый выѣздъ Доры,—мгновенно признанной царицею московскаго demi-monde,—стоилъ ея обожателю огромной суммы денегъ. Кромѣ того, интимные ужины и многія другія затѣи свѣтской суеты, на которыхъ пад
шія, по милыя созданія поютъ свои плѣнительныя иѣсни йодъ звонъ бутылокъ и бокаловъ съ искрометной влагой,— и прочее и прочее, все вмѣстѣ взятое, какихъ стоило денегъ!... Но ни разгульная жизнь, ни бурныя оргіи,
ни безрагсчетиыя удовлетворенія острымъ и прямымъ удовольствіямъ прелестницы, — не стоили такъ дорого ея обожателю, какъ прививная скука, придуманная ею на бездѣлья... Смѣшно и жалко было смотрѣть на служителя Марса, какъ онъ быстро преображался въ ры
царя печальнаго образа, когда на его восхитительную Дору находило желаніе поскучать. И какъ естественно она изнывала отъ скуки!... Обыкновенно тогда вся невзгода обрушивалась всею тяжестію иа ея поклонника. Послѣдній спѣшилъ уврачевать язвы растерзаннаго сердца любимой женщины, и специфическимъ лѣкарствомъ для этой на
пускной болѣзни служили: покуика новой мебели, рояля, завтракъ, обѣдъ или ужинъ, перемѣна туалета, экипажа,
или поѣздка за городъ и многія другія прихоти н затѣи женской остроты. Чтобы выполнить всѣ эти выдумки празднаго воображенія, чтобы угодить исполненіемъ этихъ суетныхъ желаній, иу?кны были деньги... Не мудрено,
что если для осуществленія подобныхъ выходокъ ношлой жизни необходимо было много денегъ, то—на оборотъ— немного времени потребно было, чтобы эта бездна тще
славія и суеты не иоглотила все громадное состояніе племянника генеральши—«наслѣдника всѣхъ своихъ род
ныхъ». Довольно было трехъ лѣтъ подобной развратнорасточительной жизни, чтобы почувствовать значительное, въ нѣкоторомъ родѣ, облегченіе въ общемъ итогѣ дохо
довъ по имѣнію... Еще два-три года, и въ приходѣ дефицитъ оказался изрядный... По справкѣ оказалось, что для продолженія хода заведенной хитроиридуманной ма
шины — нужны опять деньги и деньги. Могло ли быть иначе? Думать нечего—необходимо было прибѣгнуть къ займамъ... за извѣстные проценты. Это былъ скользкій
нутъ. Разъ вступивъ на эту наклонную плоскость, трудно удержаться на ней, не смотря ни на какія усилія и пред
осторожности. Со стороны же очаровательной красавицы и ея страстнаго обожателя, у нихъ и въ помышленіи не было принять какія-либо мѣры для защиты себя отъ ко
нечнаго разоренія. Очертя голову, неслись они подъ гору на всѣхъ нарахъ...
Надо отдать справедливость нашей красавицѣ: она первая очнулась отъ угара. Вещественныя наслажденія не усыпили ея заботливости о будущей жизни. Хитрая, она смекнула тотчасъ, что долгами долго не проживешь, для этого нужно обезпеченіе солидное, серьезное—и вотъ она внимательнымъ окомъ стала разсматривать разкрытый пе
редъ нею длинный списокъ ея обожателей... Теиерь вее ея вниманіе было устремлено на выборъ такой личности,
которая могла бы вполнѣ удовлетворить ея наклонностямъ и требованіямъ ея привычекъ... Ей было изъ кого выбирать!... Но любви и ея упоеній Дорида уже накуша
лась до сыта. Ей, какъ лисицѣ въ баснѣ, нужно было «добрый ворошокъ припрятать на запасъ». И вотъ ея чарующій взглядъ остановился на одномъ, довольно не
презентабельномъ лицѣ, именно, на извѣстномъ иоставщикѣ, на его стененствѣ, Пантелеймонѣ Кондратьачѣ Разсолышковѣ. Это былъ сластолюбивый человѣкъ, — ирототипъ нашихъ закорузлыхъ самодуровъ, которыхъ зама
терѣлую кору невѣжества но могли очистить ни скобель прогресса, ни настругъ цивилизаціи. Вопросы жизни, какъ горохъ отъ стѣны, отскакивали отъ его плоскаго, мѣднаго лба, не оставляя ни малѣйшаго слѣда...
Дорида ирииомнила, какой пріемъ былъ сдѣланъ ей этимъ тяжеловѣснымъ его степенствомъ, когда она, во всеоружіи красоты, явилась предъ его заплывшими отъ жира глазами. (Визитъ Доры Разсолышкову былъ слѣд
ствіемъ необходимости: касса ея была пуста тогда).
Долго отъ души смѣялась очарователышца Дора, рисуя въ свосжь воображеніи смѣшную Фигуру одурѣлаго сластолюуцьйолго раздавался ея звонкій смѣхъ нри восноминапіц о гомъ, какъ она стояла передъ нимъ живою, дышащею,’ розовою дѣйствительностію, въ видѣ женской красоты,—какою, вѣроятно, не снилась ему ни одна жен
щина и во дни его молодости. Ра-зсолышковъ буквально очумѣлъ отъ появленія передъ нимъ Доры. Казалось, ея
чарующій взглядъ отнялъ у него языкъ; онъ думалъ, что способность говорить имъ потеряна навсегда, ііа ласково
убѣдительную рѣчь Дориды объ одолженіи ей малую-толрку презрѣннаго металла, подъ залогъ жемчуга и брилліан
товъ, Разсольниковъ въ отвѣтъ промычалъ что-то въ родѣ отказа... Инстинктъ самосохраненія предостерегъ его на этотъ разъ. Но когда Дора, .подъ вліяніемъ роковой не
обходимости во что бы то ни стало достать денегъ, пу
стила въ ходъ весь арсеналъ своихъ чаръ, когда холодпоцииическія глаза ея^ зажглись огнемъ поддѣльной любви и вся она, казалось, дышала сладострастьемъ, простирая руки, молила его, плача и рыдая, о помощи... ростовщикъ сдался.
прасно и искалъ... Время обѣда уже давно нрошло—
Дора не приходила... Аристархъ Максимовичъ попробовалъ было сѣсть за столъ безъ жены,—но кусокъ не лѣзъ ему въ горло... Предчувствіе чего-то страшнаго сдавило
его сердце. Еще ничего не зная, Аристархъ Максимовичъ пошелъ но своимъ сосѣдямъ и знакомымъ съ смутною надеждою встрѣтить у кого либо свою Дашеньку. Домой онъ возвратился за полночь, сильно покачиваясь изъ сто
роны въ сторону... До одинокой постели онъ добрелъ съ помощію кухарки и, не раздѣваясь,повалился, какъ снонъ...
Дни шли за днями, не принося ему отрадной вѣсти...
Бѣдный мужъ понурилъ голову и запилъ горькую... Въ
одну темную, осеннюю ночь его нашли въ грязной канавѣ въ самомъ жалкомъ положеніи. Вскорѣ онъ умеръ.
Блистательная Дорида появилась въ Москвѣ, въ сопровожденіи племянника генеральши и начала жить съ «шикомъ, съ градомъ, съ налётомъ»....
Все, что льститъ легкому тщеславію и удовлетворяетъ мелкую взыскательность капризной кокетки, начиная съ квартиры, туалета, экипажа и другихъ крупныхъ статей расхода, и кончая самомельчайшею бездѣлицею современнаго вкуса и послѣдней моды, все, что изъ-за моря—
Что но ботническимъ волнамъ
За хлѣбъ и сало возятъ къ намъ,
было повержено къ ногамъ своенравной красоты. Каждый выходъ и каждый выѣздъ Доры,—мгновенно признанной царицею московскаго demi-monde,—стоилъ ея обожателю огромной суммы денегъ. Кромѣ того, интимные ужины и многія другія затѣи свѣтской суеты, на которыхъ пад
шія, по милыя созданія поютъ свои плѣнительныя иѣсни йодъ звонъ бутылокъ и бокаловъ съ искрометной влагой,— и прочее и прочее, все вмѣстѣ взятое, какихъ стоило денегъ!... Но ни разгульная жизнь, ни бурныя оргіи,
ни безрагсчетиыя удовлетворенія острымъ и прямымъ удовольствіямъ прелестницы, — не стоили такъ дорого ея обожателю, какъ прививная скука, придуманная ею на бездѣлья... Смѣшно и жалко было смотрѣть на служителя Марса, какъ онъ быстро преображался въ ры
царя печальнаго образа, когда на его восхитительную Дору находило желаніе поскучать. И какъ естественно она изнывала отъ скуки!... Обыкновенно тогда вся невзгода обрушивалась всею тяжестію иа ея поклонника. Послѣдній спѣшилъ уврачевать язвы растерзаннаго сердца любимой женщины, и специфическимъ лѣкарствомъ для этой на
пускной болѣзни служили: покуика новой мебели, рояля, завтракъ, обѣдъ или ужинъ, перемѣна туалета, экипажа,
или поѣздка за городъ и многія другія прихоти н затѣи женской остроты. Чтобы выполнить всѣ эти выдумки празднаго воображенія, чтобы угодить исполненіемъ этихъ суетныхъ желаній, иу?кны были деньги... Не мудрено,
что если для осуществленія подобныхъ выходокъ ношлой жизни необходимо было много денегъ, то—на оборотъ— немного времени потребно было, чтобы эта бездна тще
славія и суеты не иоглотила все громадное состояніе племянника генеральши—«наслѣдника всѣхъ своихъ род
ныхъ». Довольно было трехъ лѣтъ подобной развратнорасточительной жизни, чтобы почувствовать значительное, въ нѣкоторомъ родѣ, облегченіе въ общемъ итогѣ дохо
довъ по имѣнію... Еще два-три года, и въ приходѣ дефицитъ оказался изрядный... По справкѣ оказалось, что для продолженія хода заведенной хитроиридуманной ма
шины — нужны опять деньги и деньги. Могло ли быть иначе? Думать нечего—необходимо было прибѣгнуть къ займамъ... за извѣстные проценты. Это былъ скользкій
нутъ. Разъ вступивъ на эту наклонную плоскость, трудно удержаться на ней, не смотря ни на какія усилія и пред
осторожности. Со стороны же очаровательной красавицы и ея страстнаго обожателя, у нихъ и въ помышленіи не было принять какія-либо мѣры для защиты себя отъ ко
нечнаго разоренія. Очертя голову, неслись они подъ гору на всѣхъ нарахъ...
Надо отдать справедливость нашей красавицѣ: она первая очнулась отъ угара. Вещественныя наслажденія не усыпили ея заботливости о будущей жизни. Хитрая, она смекнула тотчасъ, что долгами долго не проживешь, для этого нужно обезпеченіе солидное, серьезное—и вотъ она внимательнымъ окомъ стала разсматривать разкрытый пе
редъ нею длинный списокъ ея обожателей... Теиерь вее ея вниманіе было устремлено на выборъ такой личности,
которая могла бы вполнѣ удовлетворить ея наклонностямъ и требованіямъ ея привычекъ... Ей было изъ кого выбирать!... Но любви и ея упоеній Дорида уже накуша
лась до сыта. Ей, какъ лисицѣ въ баснѣ, нужно было «добрый ворошокъ припрятать на запасъ». И вотъ ея чарующій взглядъ остановился на одномъ, довольно не
презентабельномъ лицѣ, именно, на извѣстномъ иоставщикѣ, на его стененствѣ, Пантелеймонѣ Кондратьачѣ Разсолышковѣ. Это былъ сластолюбивый человѣкъ, — ирототипъ нашихъ закорузлыхъ самодуровъ, которыхъ зама
терѣлую кору невѣжества но могли очистить ни скобель прогресса, ни настругъ цивилизаціи. Вопросы жизни, какъ горохъ отъ стѣны, отскакивали отъ его плоскаго, мѣднаго лба, не оставляя ни малѣйшаго слѣда...
Дорида ирииомнила, какой пріемъ былъ сдѣланъ ей этимъ тяжеловѣснымъ его степенствомъ, когда она, во всеоружіи красоты, явилась предъ его заплывшими отъ жира глазами. (Визитъ Доры Разсолышкову былъ слѣд
ствіемъ необходимости: касса ея была пуста тогда).
Долго отъ души смѣялась очарователышца Дора, рисуя въ свосжь воображеніи смѣшную Фигуру одурѣлаго сластолюуцьйолго раздавался ея звонкій смѣхъ нри восноминапіц о гомъ, какъ она стояла передъ нимъ живою, дышащею,’ розовою дѣйствительностію, въ видѣ женской красоты,—какою, вѣроятно, не снилась ему ни одна жен
щина и во дни его молодости. Ра-зсолышковъ буквально очумѣлъ отъ появленія передъ нимъ Доры. Казалось, ея
чарующій взглядъ отнялъ у него языкъ; онъ думалъ, что способность говорить имъ потеряна навсегда, ііа ласково
убѣдительную рѣчь Дориды объ одолженіи ей малую-толрку презрѣннаго металла, подъ залогъ жемчуга и брилліан
товъ, Разсольниковъ въ отвѣтъ промычалъ что-то въ родѣ отказа... Инстинктъ самосохраненія предостерегъ его на этотъ разъ. Но когда Дора, .подъ вліяніемъ роковой не
обходимости во что бы то ни стало достать денегъ, пу
стила въ ходъ весь арсеналъ своихъ чаръ, когда холодпоцииическія глаза ея^ зажглись огнемъ поддѣльной любви и вся она, казалось, дышала сладострастьемъ, простирая руки, молила его, плача и рыдая, о помощи... ростовщикъ сдался.