очутился въ Москвѣ—и, подобно многимъ сынкамъ ихъ степенствъ и ихъ почтенствъ, пошелъ но проторенной дорожкѣ и вышелъ изъ него буннъ и дебоширъ. Путе
шествуя съ ранняго утра до ноздней ночи но столичнымъ и другимъ городамъ европейскимъ, что красуются на вы
вѣскахъ московскихъ трактировъ и ресторацій, ночуя подъ
заборами , Разсольниковъ-сынъ послѣ одной усобицы былъ найденъ обходомъ подъ каменнымъ мостомъ, — время было зимою—съ разбитой головой, и раздѣтымъ почти до нага. Самъ ли онъ сбросился, его ли сбро
сили, — дознанія учинено не было и слѣдствіемъ ни
чего не отрыто, — а потому и жалкая судьба Никтоиоліоиа Пантелеймонова сына Разсольникова предана вѣчному забвенію.
Незавидная участь суждена была и нашей героинѣ. Съ отяжелѣлою головою, какъ отъ дурмана, отъ еже
дневныхъ оргій п вакханалій, военная дама уже безъ сму
щенія выслушивала любезности ея обожателей и, чтобы въ глазахъ своихъ конкурентовъ казаться во всякое время свѣжею, интересною и пикантною, она по необходимости
должна была прибѣгать къ разнымъ побочнымъ средствамъ,
какъ-то: мазямъ и притираньямъ, бѣлиламъ іі румянамъ, тугимъ корсетамъ и перетяжкамъ. Опа страшно насило
вала свою природу, домогаясь снова отъ нея юго, что она сама такъ безумно растратила на пути своей раз
вратной жизни. Съ отчаяннымъ упорствомъ настаивала она на своемъ, позабывъ святую истину, что
Ни прежнихъ чувствъ, ни прежнихъ лѣтъ, Не возвратитъ ничто земное....
безжалостно отмстила природа за то насиліе, которое приходилось терпѣть ей отъ причудъ и своенравія Дориды.
Какъ ни старалась наша увядшая красавица хоронить свои морщины съ помощью косметическихъ средствъ, самыя эти средства были причиною ея погибели. Отъ безпрестаннаго напряженія опа почувствовала сначала слабость во всемъ тѣлѣ,—потомъ ея нервная система была поражена окон
чательно (tremor). Голова ея и всѣ члены, до самой смерти, мучительной и долгой, тряслись какъ въ лихорадкѣ. Она умерла среди всеобщаго равнодушія...
Смерть Доры не миритъ насъ съ нею. Я не знаю, какіе цвѣты ростутъ на ея могилѣ; я но знаю даже, гдѣ ея могила... Ея сынъ імоіі дѣдушка), рожденный ею отъ брака съ Газсолышковымъ, никогда не видалъ въ глаза виновницы своего бытія.
Горькое воспоминаніе о моей прабабушкѣ запиваю изъ обильнаго ключа забвенія—онъ всѣ печали утолитъ.
Вечамлотъ.


ПРАВДИВОЕ СКАЗАНІЕ О НҌКОЕМЪ ЗОДЧЕМЪ ПО




ПРОЗВАНЬЮ ПУДРИНЪ


(бесѣда въ трактирѣ за селянкой).
—...Ну что, Кариъ Ѳедосѣичд., говорилъ осанистый подрядчикъ съ огромной широкой бородой и съ порядочной горой вмѣсто брюха,—каково прошли дѣла твои нынѣшній ГОДЪ?
—...Прошли хорошо, МакаръМакарычъ, благодаря Бога, отвѣчалъ красивый парень, лѣтъ тридцати, въ которомъ ярко блистала удаль и сметка русскаго человѣка,—даже можно бы было сказать, что распрекрасно, если бы не
легкая не нанесла меня на зодчаго Пудрана; а ужь какой онъ бѣдовый, чго не приведи Господи, просто не
носоля готовъ проглотить нашего брата подрядчика, если яму полнаго удовлетворенія не представишь: на деньги-то вишь онъ падокъ больно. И диви бы быль небогатый че
ловѣкъ, а то домъ свой имѣетъ и лошадей преотличныхъ
держитъ.—Спасибо еще, что меня нелегкая не на важную работу съ Пудримымъ натолкнула, а вотъ Миронъ Миронычь такъ ловко налетѣлъ.
—...Какъ же это? вѣдь Миронъ-то кажется и самъ парень не рубаха, свое дѣло твердо знаетъ и даже мѣдной копенки зря не истратитъ.
—...Да вотъ нодижь ты! Захотѣлось ему деньжонокъ побольше нажить, ну и снюхался онъ съ Пудринымъ, благо тотъ напрямикъ ему сказалъ: «нослушай, подряд
чикъ, коли хочешь знать зодчаго Пудрина, такъ тебѣ деньги наживать будетъ не мудрено, а не будешь знать зодчаго Пудрина, то и деньги наживать тебѣ будетъ му
дрено!» — Помилуйте, говоритъ Миронъ, —Александра Петровичъ, развѣ мы лѣвой ногой носъ отъ сморкаемъ и своей обязанности не знаемъ. Будьте, говоритъ, спо
койны, всякое удовлетвореніе вашей милости завсегда доставить готовы.—«Ну, говоритъ, когда такъ, такъ на
чинай работу и дѣлай какъ тебѣ хочется, а я сквозь пальцы на все смотрѣть буду». — Пу и пошелъ валять сплеча нашъ Миронушка, а клалъ-то онъ Фабричку у куица Кирюхина. Пу, и соорудилъ онъ эту самую Фабричку на славу, что называется: когда кладка къ концу пришла,
стѣны-то и давай лопаться, да разваливаться, для того что вели-то ихъ зря—и косо и криво, лишь бы носкорѣе работу съ рукъ сбыть. Танерича, сударь мой, и зодчій самъ и Миронушка не знаютъ, что и дѣлать: вишь Фабрика-то совсѣмъ развалилась.
—...Да, братецъ, нечего сказать, ловкую штуку они выкинули! А на счетъ Пудрина я тебѣ скажу, что и самъ я не мало съ нимъ путался и его вдоль и нонерегъ знаю: мы съ нимъ во времена оны великую дружбу вели, то
есть но-нросту тебѣ сказать, мы окромя строекъ и иными прочими дѣлами занимались. Коли хочешь, я тебѣ объ немъ всю подноготную повѣдаю: куда онъ какія курьезныя вещи творилъ, такъ нросто уму помраченье.
—...Сдѣлайте милость, Макаръ Макарычъ, очинно любопытно прослушать.
—...Cifблсп я съ Пудринымъ, когда оііь еще виер
вые запялс^ строительной частью, и скоро до того съ нимъ сблизился, что онъ бывало безъ меня куска не сѣѣстъ, чашки чаю не выпьетъ. Надо тебѣ сказать, что Александра Петровичъ любилъ гульнуть подъ часъ, въ особенности же имѣлъ слабость къ женскому полу.— Бывало никакихъ денегъ не жалѣетъ, если ему какая тамъ краличка приглянется; ну такъ какже бы онъ сталъ
щадить нашу братыо, ежели ему почитай каждую минуту леньги требовались, для того, что онъ не жалѣлъ ихъ и беречь не умѣлъ.
—...Да какъ же это онъ домъ-отъ себѣ выстроилъ, коли денегъ беречь не умѣлъ: вотъ что я себѣ въ толкъ взять не могу?
—...А вотъ, голова, какимъ манеромъ онъ домъ-отъ пріобрѣлъ: производили мы, изволишь ты видѣть, стройку у богатаго купца Голоухова; ну и стройку вели какъ слѣдуетъ, на чести, благо Голоуховъ и мнѣ и ему деньги