По близорукости ли своей, пли просто по неумѣнію понимать женское сердце, Василій Сергѣевичъ не замѣчалъ и ея къ нему перемѣны. Словомъ, въ его глазахъ, Софья Павловна была ничто иное, какъ хорошая, молодая, красивая барыня, вышедшая замужъ за нелюбимаго ею человѣка и потому теперь такъ и недовольная своимъ положеніемъ.
«Что-жь,—разсуждалъ онъ про нее,—это все пройдетъ; человѣкъ такое глупое животное, чт> ко всему при
выкаетъ. Потомъ она встрѣтитъ какого пибудь разудалаго франтика, поправится ему, сама имъ увлечется, ну и
пойдетъ эта, вѣчно одна и та же, столько разъ па свѣтѣ повторяющаяся комедія или игра въ надуванье мужа, который давно уже надоѣлъ ей какъ горькая рѣдька».
Глубоко же ошибался дальновидный, по мнѣнію Телепневой, Василій Сергѣевичъ. Не такая была женщина Софья
Павловна, чтобы такъ легко помириться съ тѣмъ, что уже она разъ навсегда признала для себя невыносимымъ. Это была слишкомъ честная для того натура, чтобы сиокойно обманывать мужа. Она ужь скорѣе бы руки на себя наложила, чѣмъ рѣшилась на такую низкую, на такую жал
кую, постыдную роль. Конечно, нѣтъ сомнѣнія, что она отдалась бы человѣку, котораго полюбила, по уже въ та
комъ случаѣ прямо бы и мужу объ этомъ, въ глаза, сказала. Кривить душою такія женщины не въ состояніи.
Для нихъ ложь такъ же немыслима, какъ для каждаго честнаго человѣка посягательство на чужую собственность.
На дворѣ шелъ дождь, и Тслспнева съ Рощинымъ сидѣли въ гостиной. По выраженію лица Софьи Павловны видно было, что она находилась въ страшно напряжен
номъ состояніи. По временамъ она какъ будто бы хотѣла что-то сказать, но какое-то, непонятное для нея самой, чувство удерживало ее каждый разъ отъ этого.
Василій Сергѣевичъ сидѣлъ рядомъ съ пей на диванѣ и въ рукахъ держалъ только что полученную книжку ка
кого-то журнала, которую чрезвычайно невнимательно перелистывалъ. Но вотъ онъ положилъ се на столъ и по
вернулся по направленію къ Софьѣ Павловнѣ. Телепневг тоже пристально на него глядѣла въ это мгповеніе.
—...Василій Сергѣевичъ, сказала вдругъ она, какъ бы собравшись съ духомъ,—вы не станете смѣяться надо мной?
—...Да когда же я смѣялся надъ вами? вмѣсто отвѣта спросилъ со Рощинъ.
—...Знаю, знаю, мой добрый; но то, что я хочу теперь вамъ сказать, слишкомъ можетъ показаться вамъ страннымъ....
—...Вамъ извѣстно, что для меня не существуетъ ничего страннаго.
— Тѣмъ лучше. Знаете ли что? я рѣшилась разойтись съ мужемъ. Не могу я больше обманывать ни себя, ни Для меня это хуже всякой пытки, я съ ума сойду.
Рощинъ ничего не отвѣчалъ. Ему пришла въ голову мысль, что это слишкомъ неудобно будетъ для Телепневой.
—...Что же вы молчите, что же вы ничего не посовѣтуете мнѣ? снова добивалась отъ него Софья Павловна.
—...Не слишкомъ ли трудно это будетъ для васъ? проговорилъ онъ.
Такого отвѣта не ожидала она отъ человѣка, въ силѣ котораго такъ много была увѣрена.
—...Но что-жь мнѣ дѣлать, что же мнѣ дѣлать? спросила оиа въ отчаяніи, сама едва сознавая, что говоритъ.
—...Постарайтесь помириться какъ нибудь съ своимъ положеніемъ, потомъ придетъ на выручку привычка. Вы еще молоды. Впереди у васъ такъ много жизни. Вы мо
жете полюбить, тогда вамъ нечего и задумываться. Мужъ вашъ вѣчно занятъ дѣлами....
Онъ спохватился и недокончилъ начатой Фразы.
Не вѣрила своимъ ушамъ бѣдная Женщина, что это говоритъ Василій Сергѣевичъ. Сколько лЦісилія слыша
лось въ этихъ словахъ, сколько безнравсЗЬшости! Гдѣ же тотъ Рощйпъ, который нроновѣдывалъ такъ энерги
чески свободу, проповѣдывалъ такія могучія необузданныя
тенденціи, которыя пробудили въ ней всецѣло сознаніе ея грустнаго положенія?...
До встрѣчи съ нимъ она вѣдь только смутно еще понимала, что жизнь ея испорчена замужствомъ. Но что ке такое вдругъ сдѣлалось съ Васильемъ Сергѣевичемъ? Куда же дѣлись всѣ его теоріи? Ну, не есть ли это луч
иее доказательство, что всѣ проповѣди Рощина—были однимъ только звукоизверженьемъ? Вмѣсто него передъ ней сидѣлъ теперь какой-то износившійся, безсильный че
ловѣкъ, говорившій прежде однѣ только красивыя Фразы
и притомъ говорившій ихъ только для упражненія своего языка. А она-то, бѣдная, чуть было не отдалась этому человѣку, чуть было не промѣняла на него все свое и безъ того уже незавидное спокойствіе. Экая мерзость! экое подлѣйшее состояніе!...
XI.
Па утро слѣдующаго дня Рощинъ, одѣтый по дорожному, вошелъ въ комнату, гдѣ сидѣла Телениена.
—...Я ѣду, сказалъ онъ Софьѣ Павловнѣ,—прощайте! Это какъ будто бы нисколько не удивило ее, какъ будто бы она ждала, непремѣнно ждала этого.
—...Далеко? спросила только Телепнева и притомъ спросила это такимъ точно тономъ, какъ будто бы дѣлала это единственно изъ вѣжливости, изъ какой-то необходимости.
—...За границу! отвѣчалъ Василій Сергѣевичъ и, сухо раскланявшись съ Софьей Павловной, вышелъ изъ комнаты.
Черезъ нать минутъ онъ уже катилъ, въ нзвощичьей
пролеткѣ, въ Москву, проститься съ дядей.
«Что-жь,—разсуждалъ онъ про нее,—это все пройдетъ; человѣкъ такое глупое животное, чт> ко всему при
выкаетъ. Потомъ она встрѣтитъ какого пибудь разудалаго франтика, поправится ему, сама имъ увлечется, ну и
пойдетъ эта, вѣчно одна и та же, столько разъ па свѣтѣ повторяющаяся комедія или игра въ надуванье мужа, который давно уже надоѣлъ ей какъ горькая рѣдька».
Глубоко же ошибался дальновидный, по мнѣнію Телепневой, Василій Сергѣевичъ. Не такая была женщина Софья
Павловна, чтобы такъ легко помириться съ тѣмъ, что уже она разъ навсегда признала для себя невыносимымъ. Это была слишкомъ честная для того натура, чтобы сиокойно обманывать мужа. Она ужь скорѣе бы руки на себя наложила, чѣмъ рѣшилась на такую низкую, на такую жал
кую, постыдную роль. Конечно, нѣтъ сомнѣнія, что она отдалась бы человѣку, котораго полюбила, по уже въ та
комъ случаѣ прямо бы и мужу объ этомъ, въ глаза, сказала. Кривить душою такія женщины не въ состояніи.
Для нихъ ложь такъ же немыслима, какъ для каждаго честнаго человѣка посягательство на чужую собственность.
На дворѣ шелъ дождь, и Тслспнева съ Рощинымъ сидѣли въ гостиной. По выраженію лица Софьи Павловны видно было, что она находилась въ страшно напряжен
номъ состояніи. По временамъ она какъ будто бы хотѣла что-то сказать, но какое-то, непонятное для нея самой, чувство удерживало ее каждый разъ отъ этого.
Василій Сергѣевичъ сидѣлъ рядомъ съ пей на диванѣ и въ рукахъ держалъ только что полученную книжку ка
кого-то журнала, которую чрезвычайно невнимательно перелистывалъ. Но вотъ онъ положилъ се на столъ и по
вернулся по направленію къ Софьѣ Павловнѣ. Телепневг тоже пристально на него глядѣла въ это мгповеніе.
—...Василій Сергѣевичъ, сказала вдругъ она, какъ бы собравшись съ духомъ,—вы не станете смѣяться надо мной?
—...Да когда же я смѣялся надъ вами? вмѣсто отвѣта спросилъ со Рощинъ.
—...Знаю, знаю, мой добрый; но то, что я хочу теперь вамъ сказать, слишкомъ можетъ показаться вамъ страннымъ....
—...Вамъ извѣстно, что для меня не существуетъ ничего страннаго.
— Тѣмъ лучше. Знаете ли что? я рѣшилась разойтись съ мужемъ. Не могу я больше обманывать ни себя, ни Для меня это хуже всякой пытки, я съ ума сойду.
Рощинъ ничего не отвѣчалъ. Ему пришла въ голову мысль, что это слишкомъ неудобно будетъ для Телепневой.
—...Что же вы молчите, что же вы ничего не посовѣтуете мнѣ? снова добивалась отъ него Софья Павловна.
—...Не слишкомъ ли трудно это будетъ для васъ? проговорилъ онъ.
Такого отвѣта не ожидала она отъ человѣка, въ силѣ котораго такъ много была увѣрена.
—...Но что-жь мнѣ дѣлать, что же мнѣ дѣлать? спросила оиа въ отчаяніи, сама едва сознавая, что говоритъ.
—...Постарайтесь помириться какъ нибудь съ своимъ положеніемъ, потомъ придетъ на выручку привычка. Вы еще молоды. Впереди у васъ такъ много жизни. Вы мо
жете полюбить, тогда вамъ нечего и задумываться. Мужъ вашъ вѣчно занятъ дѣлами....
Онъ спохватился и недокончилъ начатой Фразы.
Не вѣрила своимъ ушамъ бѣдная Женщина, что это говоритъ Василій Сергѣевичъ. Сколько лЦісилія слыша
лось въ этихъ словахъ, сколько безнравсЗЬшости! Гдѣ же тотъ Рощйпъ, который нроновѣдывалъ такъ энерги
чески свободу, проповѣдывалъ такія могучія необузданныя
тенденціи, которыя пробудили въ ней всецѣло сознаніе ея грустнаго положенія?...
До встрѣчи съ нимъ она вѣдь только смутно еще понимала, что жизнь ея испорчена замужствомъ. Но что ке такое вдругъ сдѣлалось съ Васильемъ Сергѣевичемъ? Куда же дѣлись всѣ его теоріи? Ну, не есть ли это луч
иее доказательство, что всѣ проповѣди Рощина—были однимъ только звукоизверженьемъ? Вмѣсто него передъ ней сидѣлъ теперь какой-то износившійся, безсильный че
ловѣкъ, говорившій прежде однѣ только красивыя Фразы
и притомъ говорившій ихъ только для упражненія своего языка. А она-то, бѣдная, чуть было не отдалась этому человѣку, чуть было не промѣняла на него все свое и безъ того уже незавидное спокойствіе. Экая мерзость! экое подлѣйшее состояніе!...
XI.
Па утро слѣдующаго дня Рощинъ, одѣтый по дорожному, вошелъ въ комнату, гдѣ сидѣла Телениена.
—...Я ѣду, сказалъ онъ Софьѣ Павловнѣ,—прощайте! Это какъ будто бы нисколько не удивило ее, какъ будто бы она ждала, непремѣнно ждала этого.
—...Далеко? спросила только Телепнева и притомъ спросила это такимъ точно тономъ, какъ будто бы дѣлала это единственно изъ вѣжливости, изъ какой-то необходимости.
—...За границу! отвѣчалъ Василій Сергѣевичъ и, сухо раскланявшись съ Софьей Павловной, вышелъ изъ комнаты.
Черезъ нать минутъ онъ уже катилъ, въ нзвощичьей
пролеткѣ, въ Москву, проститься съ дядей.