Наконецъ кучеръ осаживаетъ рысака и Балалаіі Ивановичъ высаживается изъ сапокъ.
Не безъ нѣкотораго безпокойства идетъ онъ по рядамъ, какъ вдругъ... точно гласъ трубный раздается позади его боброваго воротника:
—...Любопытная исторія про Балалая Ивановича! восклицаетъ бѣдный, озябшій разнощикъ, одѣтый въ хламидку
изъ такого сукнеца, которое лѣтъ десять терлось и вытирзлось о деревянные заборы, о каменныя стѣны, о че. ловѣческія тѣлеса..,.
Морозомъ охватываетъ Балалая Ивановича сизо зь дорогіе мѣха, и если-бъ вы, мои читатели, спросили у меня: кому, дескать, въ этотъ моментъ холоднѣй было— разиоіцику ли, котораго голодъ и холодъ заставляетъ день деньской съ утра до вечера таскаться съ любопытной

исторіей Валалал Ивановича,—или же самому Ба

лалаю Ивановичу, внезангіо услыхавшему пропаганду своей исторіи?—Передъ такимъ вопросомъ я сталъ бы втупикъ
—...Про Балалая Ивановича! любопытный эпизодъ-съ— цѣна пятнадцать копеекъ! рѣзкимъ Фальцетомъ оглушаетъ Балалая Ивановича другой разнощикъ.
—...ІІу! думаетъ Балалаіі Ивановичъ,—шабашъ! попалъ значитъ! Ахъ, чтобъ вамъ сквозь землю провалиться, проклятымъ!
И Балалаіі Ивановичъ, завернувшись въ шубу, ускоряетъ свои шаги.
— Любопытная исторія....
—...Пошелъ къ черту! свирѣпо возражаетъ Балалаіі Ивановичъ третьему разнощику, который въ простотѣ
своего невѣдѣнія подсунулъ было газетный нумерокъ къ самому носу героя роковой статьи. — Пятнадцать копеекъ-съ... —...Отстань, аиаоема!
—...Занятное происшествіе-съ! продолжаетъ разнощикъ, прехладнокровно отвернувшійся отъ сердитаго коммерсанта.
—...Это про кого? про Балалая Ивановича? спрашиваетъ встрѣчный купецъ.—Давай сюда! А цѣна какъ? —...Обышювешіая-съ.
—...ІІу, ладно. А то давича утромъ шуринъ мой цЪлый полтинникъ за номеръ-то заплатилъ, потому сгоряча то у всѣхъ разпощпковъ въ одинъ мигъ расхватали, у одного только и застрялъ какъ-то одинъ номерокъ.
—г 1І-да-съ! слава Богу! газета идетъ. —...Шибко идетъ? —...На рѣдкость!

—...То-то. Вамъ, чертямъ, отъ нашего брата отъ купца житье!

—...Это точно-съ.

—...Батюшки мои! Срамота! да какая срамота-то! думаетъ Балалаіі Ивановичъ, улепетывающій во всѣ лопатки вдоль но гостинному ряду.
—...А-а-а! Балалай Иванычъ, батюшка! сколько лѣтъ, сколько зимъ... Здоровеныш ли? восклицаетъ внезапно иодвернувшійся пріятель-коммерсантъ.

«А! чтобъ те чортъ побрать!» думаетъ про себя Ба

лалаіі Ивановичъ; ио—дѣлать нечего!—останавливается, снимаетъ шляпу и производитъ на устахъ любезную улыбку.
Со всѣхъ сторонъ подходятъ знакомые купцы и окружаютъ Балалая Ивановича.
—...Любопытная исторія про Балалая Ивановича! раздаются между тѣмъ голоса шныряющихъ взадъ и впередъ разпощпковъ и на расхватъ раскупаются газетные нумера, быстро разлетаются они ио гостішнимъ рядамъ.

—...Любопытная исторія про Балалая Ивановича! гремитъ со всѣхъ сторонъ.

—...Что, братъ, слышишь? смѣются Балалая Ивановичу знакомые купцы и киваютъ на разнощиковъ головами.
Вотъ тутъ ужь начинается истинная нытка для бѣднаго Балалая Ивановича.
—...Слышишь, аль нѣтъ? спрашиваютъ купцы.
Балалай Ивановичъ вспыхиваетъ, словно буракъ, одпако, собравшись съ силами, принимаетъ на себя беззаботно-веселую физіономію и говоритъ:
—...Какъ не слыхать! Давича еще слышали... Да пущай пхъ!
—...Какъ такъ нущай! восклицаютъ изумленные товарищи.—Неужли тебѣ это не совѣстно, что въ такой нро
сакъ попалъ ты, Балалай Ивановичъ, втюрился въ такую бѣду? Срамота вѣдь!
—...Какая срамота? наивно возражаетъ Балалай Иванов ичь.
—...Какъ же какая! помилуй... Ты посмотри-кась... —...Любопытная исторія про Балалая Ивановича! Цѣна пятнадцать копескъ-съ! продолжаетъ гремѣть кругомъ.
—...Слышишь? Тебя за пятиалтынный продаютъ, а? развѣ же это по страмота? Да ты погляди-ка, въ какомъ значитъ ходу твоя таперича нерсоііа-то! Погляди-кась: нарасхватъ покупаютъ, потому дешево и любопытно.
«Чтобъ те языкъ-отъ отсохъ!» думаетъ Балалаіі Ивановичъ, съ ясной улыбочкой поглядывая на безцеремоннаго друга и въ то же время говоритъ:
—...Никакой страмоты въ еФтомъ нѣту танернча, потому все это зря....
—...Какъ зря??? Какъ такъ эра!!! Что ты, Балалай Иванычъ! отецъ! Христосъ съ тобой! хохочутъ прія
тели.—А Дарья-то Ѳетинишна развѣ же не въ сибиркѣ танерь? а твою-то милость развѣ же не* порѣшили? Ахъ ты, Балалай Иванычъ! Зря, говоритъ, вотъ ты и ноди съ нимъ.
—...Знамо что зря! невозмутимо долбитъ Балалай Ивановичъ.—Никакой я Ѳетинишны не подсылалъ и ничего этого знать не знаю!