—....Да вотъ, вотъ... указалъ онъ мнѣ на совершенно чистыя мѣста своихъ рукъ.
—....Это вамъ только кажется, у васъ никакихъ синяковъ нѣтъ.
—....Какъ же можетъ казаться, когда я боль чувствую? —....Боль отъ ревматизма.
—....Какой же можетъ быть тутъ ревматизмъ? Гдѣ же я могъ простудиться?...
—....Какъ нибудь да ужь простудились.
—....Да нѣтъ же, увѣряю васъ, г. докторъ—нѣтъ. Просто эіо инквизиція, оттого все и болитъ. Да, а вы знаете, что значитъ инквизиція?
«Постой же», подумалъ я,—«вотъ тутъ-то я тебѣ и совру чушь. Поймешь ты, что здѣсь домъ умалишенныхъ, или нѣтъ».
—....Какъ же мнѣ не знать, что такое инквизиція, сказалъ я уже вслухъ,—когда я самъ былъ нрежде инквизиторомъ. ..
—....Да, я былъ прежде инквизиторомъ...
—....По вы такъ еще молоды, а опа кончилась въ 1821 году....
—....Что же изъ эгого? я былъ нрежде инквизиторомъ... потомъ умеръ и теперь снова родился.
Поротовъ подался отъ меня немного назадъ.
—....Ну, теперь я вполнѣ увѣренъ, что вы—докторъ, сказалъ онъ мнѣ, видимо боясь продолжать со мною разговоръ,—только пожалуйста меня не бейте...
—....Еще одинъ сумасшедшій! пробормоталъ онъ въ дверяхъ, какъ бы говоря съ самимъ собой.
Пѣдь вотъ страиное-жь дѣло: понялъ онъ, что я вралъ ему ерунду и что, стало быть, я сумасшедшій, такъ какъ онъ видитъ меня въ домѣ сумасшедшихъ. И въ то а;е время, этотъ самый субъэктъ, какъ и послѣ подтвердилось, вполнѣ убѣжденъ, что это—не больница, а инквизиція, хотя н самъ тотчасъ же говоритъ (и говоритъ по
году. И что же, въ самомъ дѣлѣ, за болѣзнь—сумасшедствіс? И но какимъ это Физическимъ законамъ тво
рится вдругъ такая чушь съ человѣкомъ, что опъ въ одно и тоже время, сознаетъ и не сознаетъ, увѣренъ въ существованіи такого-то Факта н въ тоже время увіь
ренъ и въ ею невозможности, пойметъ сразу, что дру. гой, если говоритъ только ерунду,—сумасшедшій, а самого себя больнымъ ни за что не признаетъ!
Да, велика сила законовъ природы и но неволѣ тутъ въ тупикъ становишься, тѣмъ болѣе, что и наука-то до
пониманія этихъ законовъ не дошла!... Все еще она ощунью дѣлаетъ, на угадъ!....
Когда я вошелъ въ общій залъ, тамъ сидѣли на диванѣ и ходили взадъ и впередъ но комнатѣ нѣсколько человѣкъ больныхъ. Одни изъ нихъ пѣли, другіе говорили сами съ собой, третьи просто сидѣли молча и, какъто насмѣшливо посматривая на о-кружающую ихъ среду, покуривали себѣ втихомолочку—кто сигару, кто папиросу, а кто даже и трубку.
Только что я показался въ залѣ, ко мнѣ подошелъ какой-то господинъ, чрезвычайно красивой наружности,
брюнетъ, въ больничномъ халатѣ и съ широко-открытымъ воротомъ казенной рубашки, изъ-за котораго выглядывала здоровенная, по первому впечатлѣнію, вся обросшая чер
ными, какъ смоль, вьющимися волосами, мѣдно-красная грудь.
—....Нѣтъ ли съ вами папироски? обратился онъ ко мнѣ очень безцеремонно и улыбаясь чрезвычайно лыбезио.
Я далъ ему папироску.
—....Давно вы здѣсь? спросимъ я его при этомъ. Больной захохоталъ очень громко.
—....Давно-съ, отвѣчалъ онъ мнѣ и сдѣлалъ при этомъ чрезвычайно энергическій жестъ правой рукою.
—....А нрежде гдѣ находились? —....Служилъ-съ. —....Служили?
—....Да съ; я вѣдь я въ университетѣ даже курсъ кончилъ.
—....Въ Московскомъ? —....Въ Московскомъ.
—....Какъ же вы сюда попали?
—....Съ ума сошелъ. Вѣдь это сумасшедшій домъ. Я улыбнулся.
—....Да еще какъ сошслъ-то, продолжалъ больной,— и вылѣчить ужь нельзя; совсѣмъ дуракъ-дуракомъ сталъ. —....Что-жь за причина?
—....Причина? Причины никакой не было... Отъ пьянства. Я вѣдь ужаснѣйшій былъ пьяница.... Онился....
Кричу: въ корпусъ! Мепя вѣдь всѣ женщины любили... Чортомъ, такъ и называли... Красавецъ, говорятъ... Ну, а я ничего не знаю, можетъ быть и такъ... Карету!... говорю... Ну, мнѣ и подаютъ красную рубзніку и рука
вицы: хочешь, говорятъ, палачемъ быть?... Я кричу— водки!... Сейчасъ мена въ карету п сюда. Сестра позавидовала моему счастью... А я ничего не знаю.
Опъ захохоталъ еще громче прежняго и, отойдя отъ меня, запѣлъ во всю мочь самымъ Фальшивѣйшимъ образомъ:
«Ивушка, ивушка, зеленая моя!
Впослѣдствіи я узналъ исторію сумасшедствія этого несчастнаго. Имя его—Николай Яковлевитъ. Дѣйстви
—....Это вамъ только кажется, у васъ никакихъ синяковъ нѣтъ.
—....Какъ же можетъ казаться, когда я боль чувствую? —....Боль отъ ревматизма.
—....Какой же можетъ быть тутъ ревматизмъ? Гдѣ же я могъ простудиться?...
—....Какъ нибудь да ужь простудились.
—....Да нѣтъ же, увѣряю васъ, г. докторъ—нѣтъ. Просто эіо инквизиція, оттого все и болитъ. Да, а вы знаете, что значитъ инквизиція?
«Постой же», подумалъ я,—«вотъ тутъ-то я тебѣ и совру чушь. Поймешь ты, что здѣсь домъ умалишенныхъ, или нѣтъ».
—....Какъ же мнѣ не знать, что такое инквизиція, сказалъ я уже вслухъ,—когда я самъ былъ нрежде инквизиторомъ. ..
На лицѣ Поротова выразилось страшнѣйшее недоумѣніе. —....Вы, были инквизиторомъ? спросилъ омъ чуть не ше йотомъ.
—....Да, я былъ прежде инквизиторомъ...
—....По вы такъ еще молоды, а опа кончилась въ 1821 году....
—....Что же изъ эгого? я былъ нрежде инквизиторомъ... потомъ умеръ и теперь снова родился.
Поротовъ подался отъ меня немного назадъ.
—....Ну, теперь я вполнѣ увѣренъ, что вы—докторъ, сказалъ онъ мнѣ, видимо боясь продолжать со мною разговоръ,—только пожалуйста меня не бейте...
И онъ поскорѣе сталъ уходить.
—....Еще одинъ сумасшедшій! пробормоталъ онъ въ дверяхъ, какъ бы говоря съ самимъ собой.
Пѣдь вотъ страиное-жь дѣло: понялъ онъ, что я вралъ ему ерунду и что, стало быть, я сумасшедшій, такъ какъ онъ видитъ меня въ домѣ сумасшедшихъ. И въ то а;е время, этотъ самый субъэктъ, какъ и послѣ подтвердилось, вполнѣ убѣжденъ, что это—не больница, а инквизиція, хотя н самъ тотчасъ же говоритъ (и говоритъ по
тому что знаетъ), что инквизиція уничтожена въ 1821
году. И что же, въ самомъ дѣлѣ, за болѣзнь—сумасшедствіс? И но какимъ это Физическимъ законамъ тво
рится вдругъ такая чушь съ человѣкомъ, что опъ въ одно и тоже время, сознаетъ и не сознаетъ, увѣренъ въ существованіи такого-то Факта н въ тоже время увіь
ренъ и въ ею невозможности, пойметъ сразу, что дру. гой, если говоритъ только ерунду,—сумасшедшій, а самого себя больнымъ ни за что не признаетъ!
Да, велика сила законовъ природы и но неволѣ тутъ въ тупикъ становишься, тѣмъ болѣе, что и наука-то до
пониманія этихъ законовъ не дошла!... Все еще она ощунью дѣлаетъ, на угадъ!....
Когда я вошелъ въ общій залъ, тамъ сидѣли на диванѣ и ходили взадъ и впередъ но комнатѣ нѣсколько человѣкъ больныхъ. Одни изъ нихъ пѣли, другіе говорили сами съ собой, третьи просто сидѣли молча и, какъто насмѣшливо посматривая на о-кружающую ихъ среду, покуривали себѣ втихомолочку—кто сигару, кто папиросу, а кто даже и трубку.
Только что я показался въ залѣ, ко мнѣ подошелъ какой-то господинъ, чрезвычайно красивой наружности,
брюнетъ, въ больничномъ халатѣ и съ широко-открытымъ воротомъ казенной рубашки, изъ-за котораго выглядывала здоровенная, по первому впечатлѣнію, вся обросшая чер
ными, какъ смоль, вьющимися волосами, мѣдно-красная грудь.
—....Нѣтъ ли съ вами папироски? обратился онъ ко мнѣ очень безцеремонно и улыбаясь чрезвычайно лыбезио.
Я далъ ему папироску.
—....Давно вы здѣсь? спросимъ я его при этомъ. Больной захохоталъ очень громко.
—....Давно-съ, отвѣчалъ онъ мнѣ и сдѣлалъ при этомъ чрезвычайно энергическій жестъ правой рукою.
—....А нрежде гдѣ находились? —....Служилъ-съ. —....Служили?
—....Да съ; я вѣдь я въ университетѣ даже курсъ кончилъ.
—....Въ Московскомъ? —....Въ Московскомъ.
—....Какъ же вы сюда попали?
—....Съ ума сошелъ. Вѣдь это сумасшедшій домъ. Я улыбнулся.
—....Да еще какъ сошслъ-то, продолжалъ больной,— и вылѣчить ужь нельзя; совсѣмъ дуракъ-дуракомъ сталъ. —....Что-жь за причина?
—....Причина? Причины никакой не было... Отъ пьянства. Я вѣдь ужаснѣйшій былъ пьяница.... Онился....
Кричу: въ корпусъ! Мепя вѣдь всѣ женщины любили... Чортомъ, такъ и называли... Красавецъ, говорятъ... Ну, а я ничего не знаю, можетъ быть и такъ... Карету!... говорю... Ну, мнѣ и подаютъ красную рубзніку и рука
вицы: хочешь, говорятъ, палачемъ быть?... Я кричу— водки!... Сейчасъ мена въ карету п сюда. Сестра позавидовала моему счастью... А я ничего не знаю.
Опъ захохоталъ еще громче прежняго и, отойдя отъ меня, запѣлъ во всю мочь самымъ Фальшивѣйшимъ образомъ:
«Ивушка, ивушка, зеленая моя!
Что же ты, ивушка, не зелена стоишь?...»
Впослѣдствіи я узналъ исторію сумасшедствія этого несчастнаго. Имя его—Николай Яковлевитъ. Дѣйстви