—....Да вотъ, вотъ... указалъ онъ мнѣ на совершенно чистыя мѣста своихъ рукъ.
—....Это вамъ только кажется, у васъ никакихъ синяковъ нѣтъ.
—....Какъ же можетъ казаться, когда я боль чувствую? —....Боль отъ ревматизма.
—....Какой же можетъ быть тутъ ревматизмъ? Гдѣ же я могъ простудиться?...
—....Какъ нибудь да ужь простудились.
—....Да нѣтъ же, увѣряю васъ, г. докторъ—нѣтъ. Просто эіо инквизиція, оттого все и болитъ. Да, а вы знаете, что значитъ инквизиція?
«Постой же», подумалъ я,—«вотъ тутъ-то я тебѣ и совру чушь. Поймешь ты, что здѣсь домъ умалишенныхъ, или нѣтъ».
—....Какъ же мнѣ не знать, что такое инквизиція, сказалъ я уже вслухъ,—когда я самъ былъ нрежде инквизиторомъ. ..


На лицѣ Поротова выразилось страшнѣйшее недоумѣніе. —....Вы, были инквизиторомъ? спросилъ омъ чуть не ше йотомъ.


—....Да, я былъ прежде инквизиторомъ...
—....По вы такъ еще молоды, а опа кончилась въ 1821 году....
—....Что же изъ эгого? я былъ нрежде инквизиторомъ... потомъ умеръ и теперь снова родился.
Поротовъ подался отъ меня немного назадъ.
—....Ну, теперь я вполнѣ увѣренъ, что вы—докторъ, сказалъ онъ мнѣ, видимо боясь продолжать со мною разговоръ,—только пожалуйста меня не бейте...


И онъ поскорѣе сталъ уходить.


—....Еще одинъ сумасшедшій! пробормоталъ онъ въ дверяхъ, какъ бы говоря съ самимъ собой.
Пѣдь вотъ страиное-жь дѣло: понялъ онъ, что я вралъ ему ерунду и что, стало быть, я сумасшедшій, такъ какъ онъ видитъ меня въ домѣ сумасшедшихъ. И въ то а;е время, этотъ самый субъэктъ, какъ и послѣ подтвердилось, вполнѣ убѣжденъ, что это—не больница, а инквизиція, хотя н самъ тотчасъ же говоритъ (и говоритъ по


тому что знаетъ), что инквизиція уничтожена въ 1821


году. И что же, въ самомъ дѣлѣ, за болѣзнь—сумасшедствіс? И но какимъ это Физическимъ законамъ тво
рится вдругъ такая чушь съ человѣкомъ, что опъ въ одно и тоже время, сознаетъ и не сознаетъ, увѣренъ въ существованіи такого-то Факта н въ тоже время увіь
ренъ и въ ею невозможности, пойметъ сразу, что дру. гой, если говоритъ только ерунду,—сумасшедшій, а самого себя больнымъ ни за что не признаетъ!
Да, велика сила законовъ природы и но неволѣ тутъ въ тупикъ становишься, тѣмъ болѣе, что и наука-то до
пониманія этихъ законовъ не дошла!... Все еще она ощунью дѣлаетъ, на угадъ!....
Когда я вошелъ въ общій залъ, тамъ сидѣли на диванѣ и ходили взадъ и впередъ но комнатѣ нѣсколько человѣкъ больныхъ. Одни изъ нихъ пѣли, другіе говорили сами съ собой, третьи просто сидѣли молча и, какъто насмѣшливо посматривая на о-кружающую ихъ среду, покуривали себѣ втихомолочку—кто сигару, кто папиросу, а кто даже и трубку.
Только что я показался въ залѣ, ко мнѣ подошелъ какой-то господинъ, чрезвычайно красивой наружности,
брюнетъ, въ больничномъ халатѣ и съ широко-открытымъ воротомъ казенной рубашки, изъ-за котораго выглядывала здоровенная, по первому впечатлѣнію, вся обросшая чер
ными, какъ смоль, вьющимися волосами, мѣдно-красная грудь.
—....Нѣтъ ли съ вами папироски? обратился онъ ко мнѣ очень безцеремонно и улыбаясь чрезвычайно лыбезио.
Я далъ ему папироску.
—....Давно вы здѣсь? спросимъ я его при этомъ. Больной захохоталъ очень громко.
—....Давно-съ, отвѣчалъ онъ мнѣ и сдѣлалъ при этомъ чрезвычайно энергическій жестъ правой рукою.
—....А нрежде гдѣ находились? —....Служилъ-съ. —....Служили?
—....Да съ; я вѣдь я въ университетѣ даже курсъ кончилъ.
—....Въ Московскомъ? —....Въ Московскомъ.
—....Какъ же вы сюда попали?
—....Съ ума сошелъ. Вѣдь это сумасшедшій домъ. Я улыбнулся.
—....Да еще какъ сошслъ-то, продолжалъ больной,— и вылѣчить ужь нельзя; совсѣмъ дуракъ-дуракомъ сталъ. —....Что-жь за причина?
—....Причина? Причины никакой не было... Отъ пьянства. Я вѣдь ужаснѣйшій былъ пьяница.... Онился....
Кричу: въ корпусъ! Мепя вѣдь всѣ женщины любили... Чортомъ, такъ и называли... Красавецъ, говорятъ... Ну, а я ничего не знаю, можетъ быть и такъ... Карету!... говорю... Ну, мнѣ и подаютъ красную рубзніку и рука
вицы: хочешь, говорятъ, палачемъ быть?... Я кричу— водки!... Сейчасъ мена въ карету п сюда. Сестра позавидовала моему счастью... А я ничего не знаю.
Опъ захохоталъ еще громче прежняго и, отойдя отъ меня, запѣлъ во всю мочь самымъ Фальшивѣйшимъ образомъ:
«Ивушка, ивушка, зеленая моя!


Что же ты, ивушка, не зелена стоишь?...»


Впослѣдствіи я узналъ исторію сумасшедствія этого несчастнаго. Имя его—Николай Яковлевитъ. Дѣйстви