обращался. Кромѣ того, этотъ самый господинъ, какъ я узналъ при дальнѣйшемъ съ нимъ знакомствѣ, очень много прочиталъ дѣльнаго по части душевныхъ болѣзней и стало быть ему очень нетрудно было удовлетворить моему любопытству.
Вотъ отъ пего-то я и узналъ, что дѣйствительно есть такого рода больные, у которыхъ умственныя способности совершенно въ порядкѣ, по въ то же время у нихъ окончательно повреждена таинственная пружина—воля,
какъ чрезвычайно удачно назвалъ ее князь Пронскій— герой превосходнѣйшаго произведенія Толстаго г Болѣзни воли».
«Да это самый несчастнѣйшій изо всѣхъ родовъ душевныхъ болѣзней»,—неоднократно думалъ я.—«Чело
вѣкъ сознаетъ все какъ нельзя лучше, сознаетъ весь вредъ, который онъ дѣлаетъ и себѣ и другимъ своими выходками и въ то же время—не въ силахъ удержать себя отъ нихъ. Да ужь лучше же, въ этомъ случаѣ, сто тысячъ разъ сряду умереть, чѣмъ жить такимъ автома
томъ, такою безвольною куклой, какъ живутъ несчастные субъекты, страдающіе этой именно болѣзнью таинственной пружины.
—....Хотите сыграть со мной па билліардѣ? обратился ко мнѣ подошедшій господинъ, съ виду похожій на военнаго. —....А здѣсь есть и билліардъ? —....Есть.
—....Пожалуй, сыграемте.
Мы отправились въ билліардную.
—....У насъ только «въ 5 шаровъ» играть можно, объ. яспнлъ мнѣ по дорогѣ туда мой новый знакомый.
—....Это все равпо.... Вы, кажется, въ военной службѣ служили?
—....Пѣтъ, не слыхалъ...
—....Иу, а если снять букву П—будетъ Енскій. Если снять Е, будетъ—нскій, если снять //—будетъ Скій... Отсюда—каждый отвѣтъ... Всякій вѣдь человѣкъ нахо. дится подъ буквой... подъ какой хотите... На примѣръ; Москва и Краковъ... Перемѣшайте буквы—выйдетъ— Марковъ... Сдѣлайте удареніе—выйдетъ Марковъ... По
томъ Лрковъ... потомъ Рковъ... И такъ безъ ѣонца. Возьмите, напишите на бумагѣ за здравіе и за упокой и выйдетъ зау... потомъ—трахъ\ и выйдетъ зау-трсня.. ня-три... три на... на три части... всѣхъ же ча
стей— три: человѣиъ городской, человѣкъ уѣздный и человѣкъ деревенскій.... Потому каждый человѣкъ вѣтеръ... держитъ свою часть и такъ безъ конца...
Я слушалъ всю эту безсвязицу и приходилъ въ недоумѣніе. По выраженію глазъ Ленскаго, но его дряблому виду и совершенно беззвучному тону его голоса ясно было
«Ну какъ же онъ на билліардѣ—то будетъ играть?— думалъ я въ то же время,—вѣдь онъ ии одного шара не сдѣлаетъ, когда у него такой хаосъ въ головѣ»...
По каково же было мое удивленіе, когда мой новый знакомецъ сталъ вдругъ дѣлать такіе небывалые шары, что мнѣ такихъ и у здоровыхъ-то людей видать не при
ходилось. И дѣлалъ онъ ихъ не случайно, а напередъ объявлялъ что и какъ онъ будетъ дѣлать. Однимъ словомъ, изъ десяти партій, которыя мы сыграли, онъ вы
игралъ у меня всѣ, и при этомъ кончалъ ихъ всегда такъ, что не давалъ мнѣ сдѣлать даже и десяти очковъ.
Я высказалъ какъ-то свое удивленіе старшему Фельдшеру.
—....Чему-жь вы удивляетесь? спросилъ снъ у меня, смѣясь.
—....Какъ чему? отвѣчалъ я.—Да вѣдь Пенскій окончательно уже почти ничего не смыслитъ... Онъ какуюто безсвязную чушь песетъ, а у билліарда совсѣмъ другимъ человѣкомъ дѣлается...
Старшій Фельдшеръ засмѣялся.
—....Поживите здѣсь побольше—то ли еще увидите, сказалъ онъ мнѣ при этомъ.—Здѣсь есть, батюшка, такіе артисты, что читаютъ—что угодно и мало того: пони
маютъ вѣдь что читаютъ, а въ то же время, оставятъ только книгу и начнутъ говорить съ вами, и вы отъ нихъ двухъ словъ со смысломъ не добьетесь...
Пробило 4 часа. Больныхъ вывели въ садъ и я вышелъ туда же. Тутъ моимъ глазамъ представилась гру
стнѣйшая картина, въ которой дѣйствующія лица, по Формѣ своей, были такіе же, какъ и всѣ, обыкновенные люди,
но только далеко не походили они на обыкновенныхъ. Всѣ они были въ больничныхъ халатахъ, у каждаго изъ нихъ,
въ каждомъ движеніи, проглядывало то, что па языкѣ науки называется отсутствіемъ сознанія, отсут
ствіемъ свободной воли. Всѣ они, какъ и въ общемъ залѣ, ходили взадъ и впередъ но дорожкамъ сада, пѣли, говорили сами съ собой, плакали, курили...
Странное чувство овладѣло мною при этомъ печальномъ зрѣлищѣ. Мнѣ вдругъ стало невыразимо жаль этихъ не
счастныхъ, разбитыхъ непривѣтливой жизнью людей и, въ то же самое время, я завидовалъ \\\ъ безсознательному состоянію...
— Опн счастливы, говорилъ я самому себѣ,-—они не понимаютъ всего ужаса оборотной стороны медали, окру
жающей ихъ обстановки... Они не мучатся ни за себя, ни за другихъ... А я?... Я вее понимаю... Я страдаю за этихъ безсознательныхъ страдальцевъ... Я бы готовъ собственною жизнію искупить ихъ страданія и, въ то же время... Въ то же время, я такъ же безсиленъ, какъ
Вотъ отъ пего-то я и узналъ, что дѣйствительно есть такого рода больные, у которыхъ умственныя способности совершенно въ порядкѣ, по въ то же время у нихъ окончательно повреждена таинственная пружина—воля,
какъ чрезвычайно удачно назвалъ ее князь Пронскій— герой превосходнѣйшаго произведенія Толстаго г Болѣзни воли».
«Да это самый несчастнѣйшій изо всѣхъ родовъ душевныхъ болѣзней»,—неоднократно думалъ я.—«Чело
вѣкъ сознаетъ все какъ нельзя лучше, сознаетъ весь вредъ, который онъ дѣлаетъ и себѣ и другимъ своими выходками и въ то же время—не въ силахъ удержать себя отъ нихъ. Да ужь лучше же, въ этомъ случаѣ, сто тысячъ разъ сряду умереть, чѣмъ жить такимъ автома
томъ, такою безвольною куклой, какъ живутъ несчастные субъекты, страдающіе этой именно болѣзнью таинственной пружины.
—....Хотите сыграть со мной па билліардѣ? обратился ко мнѣ подошедшій господинъ, съ виду похожій на военнаго. —....А здѣсь есть и билліардъ? —....Есть.
—....Пожалуй, сыграемте.
Мы отправились въ билліардную.
—....У насъ только «въ 5 шаровъ» играть можно, объ. яспнлъ мнѣ по дорогѣ туда мой новый знакомый.
—....Это все равпо.... Вы, кажется, въ военной службѣ служили?
—....Въ воеппой-съ... Моя Фамилія—Пенскій... Можетъ слыхали?
—....Пѣтъ, не слыхалъ...
—....Иу, а если снять букву П—будетъ Енскій. Если снять Е, будетъ—нскій, если снять //—будетъ Скій... Отсюда—каждый отвѣтъ... Всякій вѣдь человѣкъ нахо. дится подъ буквой... подъ какой хотите... На примѣръ; Москва и Краковъ... Перемѣшайте буквы—выйдетъ— Марковъ... Сдѣлайте удареніе—выйдетъ Марковъ... По
томъ Лрковъ... потомъ Рковъ... И такъ безъ ѣонца. Возьмите, напишите на бумагѣ за здравіе и за упокой и выйдетъ зау... потомъ—трахъ\ и выйдетъ зау-трсня.. ня-три... три на... на три части... всѣхъ же ча
стей— три: человѣиъ городской, человѣкъ уѣздный и человѣкъ деревенскій.... Потому каждый человѣкъ вѣтеръ... держитъ свою часть и такъ безъ конца...
Я слушалъ всю эту безсвязицу и приходилъ въ недоумѣніе. По выраженію глазъ Ленскаго, но его дряблому виду и совершенно беззвучному тону его голоса ясно было
видно, что этотъ человѣкъ—окончательно уже дошелъ до nec plus ultra безсмыслія...
«Ну какъ же онъ на билліардѣ—то будетъ играть?— думалъ я въ то же время,—вѣдь онъ ии одного шара не сдѣлаетъ, когда у него такой хаосъ въ головѣ»...
По каково же было мое удивленіе, когда мой новый знакомецъ сталъ вдругъ дѣлать такіе небывалые шары, что мнѣ такихъ и у здоровыхъ-то людей видать не при
ходилось. И дѣлалъ онъ ихъ не случайно, а напередъ объявлялъ что и какъ онъ будетъ дѣлать. Однимъ словомъ, изъ десяти партій, которыя мы сыграли, онъ вы
игралъ у меня всѣ, и при этомъ кончалъ ихъ всегда такъ, что не давалъ мнѣ сдѣлать даже и десяти очковъ.
Я высказалъ какъ-то свое удивленіе старшему Фельдшеру.
—....Чему-жь вы удивляетесь? спросилъ снъ у меня, смѣясь.
—....Какъ чему? отвѣчалъ я.—Да вѣдь Пенскій окончательно уже почти ничего не смыслитъ... Онъ какуюто безсвязную чушь песетъ, а у билліарда совсѣмъ другимъ человѣкомъ дѣлается...
Старшій Фельдшеръ засмѣялся.
—....Поживите здѣсь побольше—то ли еще увидите, сказалъ онъ мнѣ при этомъ.—Здѣсь есть, батюшка, такіе артисты, что читаютъ—что угодно и мало того: пони
маютъ вѣдь что читаютъ, а въ то же время, оставятъ только книгу и начнутъ говорить съ вами, и вы отъ нихъ двухъ словъ со смысломъ не добьетесь...
Пробило 4 часа. Больныхъ вывели въ садъ и я вышелъ туда же. Тутъ моимъ глазамъ представилась гру
стнѣйшая картина, въ которой дѣйствующія лица, по Формѣ своей, были такіе же, какъ и всѣ, обыкновенные люди,
но только далеко не походили они на обыкновенныхъ. Всѣ они были въ больничныхъ халатахъ, у каждаго изъ нихъ,
въ каждомъ движеніи, проглядывало то, что па языкѣ науки называется отсутствіемъ сознанія, отсут
ствіемъ свободной воли. Всѣ они, какъ и въ общемъ залѣ, ходили взадъ и впередъ но дорожкамъ сада, пѣли, говорили сами съ собой, плакали, курили...
Странное чувство овладѣло мною при этомъ печальномъ зрѣлищѣ. Мнѣ вдругъ стало невыразимо жаль этихъ не
счастныхъ, разбитыхъ непривѣтливой жизнью людей и, въ то же самое время, я завидовалъ \\\ъ безсознательному состоянію...
— Опн счастливы, говорилъ я самому себѣ,-—они не понимаютъ всего ужаса оборотной стороны медали, окру
жающей ихъ обстановки... Они не мучатся ни за себя, ни за другихъ... А я?... Я вее понимаю... Я страдаю за этихъ безсознательныхъ страдальцевъ... Я бы готовъ собственною жизнію искупить ихъ страданія и, въ то же время... Въ то же время, я такъ же безсиленъ, какъ