подоконникъ, опустилъ голову на колѣна и задумался. Въ моей памяти смутно бродили впечатлѣнія пережитаго мною дня и, вслѣдъ за ними, вставали безотрадныя кар
тины моего безотраднаго прошлаго. Вспомнилась мнѣ и моя неудачная любовь, вспомнилась мнѣ и моя продол
жительная борьба съ непривѣтливой жизнью, вспомнилось мнѣ и мое паденіе, и моя неудачная ненависть, привед
шая меня сначала въ тюрьму, а потомъ и въ больницу. Тяжело было мнѣ перечувствовать всѣ эти, перечувство
ванныя мною тысячу разъ, чувства. Стало мнѣ обидно за мое невозвратимое прошлое и страшно за мое, неизвѣстное для меня, будущее...
«Два года съ сумасшедшими!» думалъ я. — «Шутка сказать—два года! Да кто же поручится мнѣ, что осилю я эти двухлѣтнія страданія? Кто поручится мнѣ, что и самъ я не изстрадаюсь до такого же жалкаго состоянія, до какого изстрадались всѣ тѣ, кого я видѣлъ сегодня въ этомъ пріютѣ всѣхъ заживо-умершихъ, всѣхъ на го
лову разбитыхъ жизнью тѣней, которыя всѣ прежде были когда-то людьми?... Да, они были людьми и еще пожа
луй лучшими людьми-то, потому что только сильная,
черезъ чуръ, страсть и сильное, черезъ чуръ, чувство могутъ довести человѣка до безумія!»...
П. Кичеевъ.
ВСТРѢЧА
Разъ, нроѣзгкая но одной изъ подмосковныхъ деревень, я встрѣтилъ пошатывающагося знакомаго мужичка въ оборванномъ зинунишкѣ, покрытомъ слоемъ грязи; видно было, что онъ спалъ гдѣ-нибудь на сырой землѣ. Знавши этого муяшчка, какъ зажиточнаго, добраго семьянина, ко
торый не зналъ вкуса вина, я удивился, найдя его въ такомъ положеніи. Онъ замѣтилъ меня издали и шелъ на встрѣчу.
—....Батюшка, Иванъ ТриФонычъ, что съ тобой, голубчикъ? Ты на себя не похожъ сталъ!—Сказалъ я.
—....Поднеси стаканчикъ, будь другъ!—Проговорилъ онъ вмѣсто отвѣта.
—....Что ты, Ваня?... да давно-ли?..,
—....Эхъ, Михайла Петровичъ, и не спрашивай!.. Поднеси, отведи мою душу отъ грѣха, сдѣлай доброе дѣло!... Всномни, Миша, вѣдь мы съ тобой пріятели когда-то были.
—....Да какая нанастыюстигла тебя? Ваня, опомнись!... —....Эхъ, Михайла Петровичъ, Михайла Петровичъ, какъ бы ты все зналъ, не сказалъ-бы — опомнись. Къ чему опомниться то, къ чему? Миша, другъ!... Охъ житье, житье! Проговорилъ онъ, и крупная слеза повисла на его рѣсницѣ.
—....Пойдемъ, разскажи, что съ тобой приключилось?
И мы вошли въ грязный кабакъ, гдѣ трое полупьяныхъ молодыхъ Фабричныхъ съ пѣснями распивали полштофъ зеленаго вина.
Я цортребовалъ шкаликъ и мой пріятель, выпивъ его, началъ свой разсказъ.
— Видишь-ли ты, Миша, какая судьба со мной приключилась: захотѣлъ я поторговать винцомъ, вижу, всѣ бо
гатѣютъ: почему, думаю, не снять кобачекъ? взялъ да и снялъ. Съ деревней сторговался за 45 рублей, дозволили.
Ну, приготовилъ все и поѣхалъ въ городъ выправить права, да кстати и вина купить. Пріѣзжаю, братецъ ты
мой, въ складъ Ф. Выходитъ управляющій: здравствуй, что? Да вотъ, молъ, такъ и такъ, Филиппъ ПорФіірьичъ,
разсказалъ ему все это. Ты вотъ что, говоритъ, сдѣлай: чѣмъ тебѣ выправлять промысловое свидѣтельство, да тратить лишнія деньги, торгуй-ка отъ нашего имени. Это вотъ, говоритъ, какъ: мы платимъ купеческій капиталъ, такъ намъ и не надо промысловое-то, вотъ ты, гово
ритъ, и выправи на наше имя всѣ нрава, тогда тебѣ и не надо будетъ никакого промысловаго, будешь считать
ся нашимъ прикащикомъ и кабакъ по бумагамъ-тэ бу
детъ нашъ, а на дѣлѣ-то ты всему будешь хозяинъ. Я и согласился. Заключилъ съ нимъ условіе, взялъ бочку вина подъ вексель на полтораста рублей, выправилъ права, да съ новаго года и открылъ торговлю. Торгую я эдакъ съ мѣсяцъ, вдругъ въ одинъ день пріѣзжаетъ акцизный чиновникъ. Начинаетъ повѣрять, вино въ бочкѣ оказалось на 3 градуса ниже, а въ пробѣ, которую мнѣ дали изъ склада—вѣрно. Вішо-то, говоритъ, у тебя разбавлено.
Меня инда въ жаръ бросило, Какъ, такъ, думаю? А скажу тебѣ но правдѣ, дѣло прошлое ужь, воды капли не вливалъ. Не знаю, говорю. Онъ взялъ это вино, запечаталъ, составилъ актъ нри понятыхъ и уѣхалъ.
Черезъ мѣсяцъ меня и засадили, голубчика, за неправильную торговлю. Полгода высидѣлъ; прихожу домой, товаръ и все увезено въ складъ. Я хлопотать, анъ не тутъ-то было: съ меня же начали черезъ не
дѣлю теребить деньги но векселю. Продали съ акціону домъ, коровенку, все имущество, взыскали деньги и пус
тили по міру. Съ тѣхъ-то норъ вотъ я и запилъ, Миша, да какъ запилъ.... самъ видишь....
—....Да за что же тебя посадили-то? вѣдь права были на имя склада, а ты числился прикащикомъ? Спросилъ я.
—....Мало-ли что. Такъ въ условіи было сказано, что за все я отвѣчаю.
—....ІІу, а деньги то за что еще взяли? вѣдь товаръ то въ складъ поступилъ, стало быть, нужно было въ уплату причислить?
—....Они говорили, что этотъ товаръ занисанъ на приходъ въ какую-то товарную книгу, а но векселю ты, говоритъ, все-таки долженъ.
—....Да тебя вѣдь обманули!
—....Знаю, что обманули, Да какъ обманули-то! раззорили въ конецъ, да и все! Жена померла съ горя, я пьяницей сдѣлался, а сынишка Христа-ради проситъ.... Да что тутъ!... Поднеси еще стаканчикъ, Миша!
Я далъ бѣдному ІЗанюхѣ десять конеекъ и уѣхалъ, досадуя на управляющаго, котораго давно бы слѣдовало услать куда-нибудь подальше отъ столицы добывать золото другимъ способомъ.
м.
тины моего безотраднаго прошлаго. Вспомнилась мнѣ и моя неудачная любовь, вспомнилась мнѣ и моя продол
жительная борьба съ непривѣтливой жизнью, вспомнилось мнѣ и мое паденіе, и моя неудачная ненависть, привед
шая меня сначала въ тюрьму, а потомъ и въ больницу. Тяжело было мнѣ перечувствовать всѣ эти, перечувство
ванныя мною тысячу разъ, чувства. Стало мнѣ обидно за мое невозвратимое прошлое и страшно за мое, неизвѣстное для меня, будущее...
«Два года съ сумасшедшими!» думалъ я. — «Шутка сказать—два года! Да кто же поручится мнѣ, что осилю я эти двухлѣтнія страданія? Кто поручится мнѣ, что и самъ я не изстрадаюсь до такого же жалкаго состоянія, до какого изстрадались всѣ тѣ, кого я видѣлъ сегодня въ этомъ пріютѣ всѣхъ заживо-умершихъ, всѣхъ на го
лову разбитыхъ жизнью тѣней, которыя всѣ прежде были когда-то людьми?... Да, они были людьми и еще пожа
луй лучшими людьми-то, потому что только сильная,
черезъ чуръ, страсть и сильное, черезъ чуръ, чувство могутъ довести человѣка до безумія!»...
П. Кичеевъ.
ВСТРѢЧА
Разъ, нроѣзгкая но одной изъ подмосковныхъ деревень, я встрѣтилъ пошатывающагося знакомаго мужичка въ оборванномъ зинунишкѣ, покрытомъ слоемъ грязи; видно было, что онъ спалъ гдѣ-нибудь на сырой землѣ. Знавши этого муяшчка, какъ зажиточнаго, добраго семьянина, ко
торый не зналъ вкуса вина, я удивился, найдя его въ такомъ положеніи. Онъ замѣтилъ меня издали и шелъ на встрѣчу.
—....Батюшка, Иванъ ТриФонычъ, что съ тобой, голубчикъ? Ты на себя не похожъ сталъ!—Сказалъ я.
—....Поднеси стаканчикъ, будь другъ!—Проговорилъ онъ вмѣсто отвѣта.
—....Что ты, Ваня?... да давно-ли?..,
—....Эхъ, Михайла Петровичъ, и не спрашивай!.. Поднеси, отведи мою душу отъ грѣха, сдѣлай доброе дѣло!... Всномни, Миша, вѣдь мы съ тобой пріятели когда-то были.
—....Да какая нанастыюстигла тебя? Ваня, опомнись!... —....Эхъ, Михайла Петровичъ, Михайла Петровичъ, какъ бы ты все зналъ, не сказалъ-бы — опомнись. Къ чему опомниться то, къ чему? Миша, другъ!... Охъ житье, житье! Проговорилъ онъ, и крупная слеза повисла на его рѣсницѣ.
—....Пойдемъ, разскажи, что съ тобой приключилось?
И мы вошли въ грязный кабакъ, гдѣ трое полупьяныхъ молодыхъ Фабричныхъ съ пѣснями распивали полштофъ зеленаго вина.
Я цортребовалъ шкаликъ и мой пріятель, выпивъ его, началъ свой разсказъ.
— Видишь-ли ты, Миша, какая судьба со мной приключилась: захотѣлъ я поторговать винцомъ, вижу, всѣ бо
гатѣютъ: почему, думаю, не снять кобачекъ? взялъ да и снялъ. Съ деревней сторговался за 45 рублей, дозволили.
Ну, приготовилъ все и поѣхалъ въ городъ выправить права, да кстати и вина купить. Пріѣзжаю, братецъ ты
мой, въ складъ Ф. Выходитъ управляющій: здравствуй, что? Да вотъ, молъ, такъ и такъ, Филиппъ ПорФіірьичъ,
разсказалъ ему все это. Ты вотъ что, говоритъ, сдѣлай: чѣмъ тебѣ выправлять промысловое свидѣтельство, да тратить лишнія деньги, торгуй-ка отъ нашего имени. Это вотъ, говоритъ, какъ: мы платимъ купеческій капиталъ, такъ намъ и не надо промысловое-то, вотъ ты, гово
ритъ, и выправи на наше имя всѣ нрава, тогда тебѣ и не надо будетъ никакого промысловаго, будешь считать
ся нашимъ прикащикомъ и кабакъ по бумагамъ-тэ бу
детъ нашъ, а на дѣлѣ-то ты всему будешь хозяинъ. Я и согласился. Заключилъ съ нимъ условіе, взялъ бочку вина подъ вексель на полтораста рублей, выправилъ права, да съ новаго года и открылъ торговлю. Торгую я эдакъ съ мѣсяцъ, вдругъ въ одинъ день пріѣзжаетъ акцизный чиновникъ. Начинаетъ повѣрять, вино въ бочкѣ оказалось на 3 градуса ниже, а въ пробѣ, которую мнѣ дали изъ склада—вѣрно. Вішо-то, говоритъ, у тебя разбавлено.
Меня инда въ жаръ бросило, Какъ, такъ, думаю? А скажу тебѣ но правдѣ, дѣло прошлое ужь, воды капли не вливалъ. Не знаю, говорю. Онъ взялъ это вино, запечаталъ, составилъ актъ нри понятыхъ и уѣхалъ.
Черезъ мѣсяцъ меня и засадили, голубчика, за неправильную торговлю. Полгода высидѣлъ; прихожу домой, товаръ и все увезено въ складъ. Я хлопотать, анъ не тутъ-то было: съ меня же начали черезъ не
дѣлю теребить деньги но векселю. Продали съ акціону домъ, коровенку, все имущество, взыскали деньги и пус
тили по міру. Съ тѣхъ-то норъ вотъ я и запилъ, Миша, да какъ запилъ.... самъ видишь....
—....Да за что же тебя посадили-то? вѣдь права были на имя склада, а ты числился прикащикомъ? Спросилъ я.
—....Мало-ли что. Такъ въ условіи было сказано, что за все я отвѣчаю.
—....ІІу, а деньги то за что еще взяли? вѣдь товаръ то въ складъ поступилъ, стало быть, нужно было въ уплату причислить?
—....Они говорили, что этотъ товаръ занисанъ на приходъ въ какую-то товарную книгу, а но векселю ты, говоритъ, все-таки долженъ.
—....Да тебя вѣдь обманули!
—....Знаю, что обманули, Да какъ обманули-то! раззорили въ конецъ, да и все! Жена померла съ горя, я пьяницей сдѣлался, а сынишка Христа-ради проситъ.... Да что тутъ!... Поднеси еще стаканчикъ, Миша!
Я далъ бѣдному ІЗанюхѣ десять конеекъ и уѣхалъ, досадуя на управляющаго, котораго давно бы слѣдовало услать куда-нибудь подальше отъ столицы добывать золото другимъ способомъ.
м.