троФей своего геройскаго подвига, крѣпко, крѣпко сжимала Любиньку въ своихъ объятіяхъ. Сладостное волненіе овладѣвало Любинькой.... и.... Но вдругъ въ этотъ
именно моментъ надъ Любинькинымъ ухомъ раздавалось прозаическое восклицаніе горничной:
—....Извольте, барышня, вставать!... Пора!... Ея превосходительство дожидаются васъ въ столовой кушать чай!
Недовольная вскакивала Любинька съ своей постели. Нехотя пила она чай и на всѣ распросы своей благодѣ
тельницы о томъ, какъ она провела ночь, отвѣчала уклончиво. Отдѣлавшись такимъ образомъ отъ своей благодѣтельницы, она спѣшила въ свою комнату, пригла
сивъ туда старую ключницу, славившуюся истолкованіемъ сновъ.
—....Голубушка, Архиповна, растолкуй пожалуйста мнѣ мой сонъ! ласково упрашивала Любинька домашняго ора
кула, занеревъ предварительно дверь.—Я ужь давно все почти одинаковые вижу!...
—....Изволь, изволь... что хочешь растолкую!... Да что ты такая встревоженная? Аль не выспалась?
—....Нѣтъ, ничего... я такъ...
—....Ну коли такъ, то и пусть будетъ такъ!... Допытываться до твоихъ думъ не стану. Разсказывай, что тебѣ пригрезилось?
Со всѣми подробностями припоминала Любинька всѣ мельчайшія обстоятельства, сопровождавшія ея сонъ. Ар
хиповна глубокомысленно слушала, изрѣдка покачивая головою. Когда же Любинька кончила свой разсказъ, домашній оракулъ крякнулъ, откашлянулся и началъ:
—....Сны твои, моя пташка, не простые, а знаменательные!... Закрученные усы и бакенбарды, которые ма
нили тебя—негодные подлипалы. Отъ нихъ не жди никакого добра! Обѣщанія ихъ всегда навѣшать тебя, означаютъ, что и послѣ твоего замужства будутъ тебя пре
слѣдовать. Бойся ты ихъ, бойся также и Фиксельбантовъ! Совсѣмъ завертятъ они тебя!... А вотъ Фракъ-то штат
скій, который около тебя увивается, и есть настоящій твой женихъ! Право такъ... помяни мое ты слово!... Вотъ только подкладка дырявая — не совсѣмъ то ладно: не богатый онъ будетъ у тебя!.,. Пухъ изъ его головы сыпался, тоже—не больно хорошо: словно какъ пе уменъ будетъ!... Ну да это еще можетъ и къ лучшему!... Ты вѣдь сама такая умница: одна съ цѣлымъ домомъ спра
вишься... ну, а... не выговорю по вашему! ну, веигерка-то, которая тебя на разные соблазны смущала—штука для тебя опасная. Она, чего добраго, отобьетъ тебя и отъ фрака. Будь ты осторожнѣе съ такою венгеркой! Держи съ ней ухо острѣе!...
—- Пѣтъ, Архиповна, все это ты вздоръ наболтала!... Я за небогатаго ни за что не пойду и никакой венгеркѣ
—....Ну, а коли я наболтала тебѣ вздоръ, то въ другой разъ не пошто н звать Архиповну!... Когда ты лучше меня сама все знаешь: тебѣ и книги въ руки; а меня неграмотную не зачѣмъ и таскать къ себѣ на верхъ!
проворчала сильпо разобиженная Архиповна и поплелась въ кладовую.
Между тѣмъ благодѣтельница, по уходѣ Любиньки, завела разговоръ съ главной своей экономкой о причинахъ, по которымъ Любинька замѣтно стала грустить.
—....Да, надо подумать объ этомъ! процѣдила сквозь зубы Чертополохова.
—....И пожалюста поскорѣй виду майте, если то возможно! А то Лубиика такой бойкій! Безъ всякій трудъ можетъ убѣгивать.
—....Ахъ, Каролина Карловна, вы меня совсѣмъ ужь запугали!
—....Я такъ только сказываль, но можетъ нишево такого не нроисходитъ! замѣтила, спохватившись, успокоительнымъ тономъ, хитрая экономка.
—....Пѣтъ, пѣтъ, вы правы, Каролина Карловна!... Надо позаботиться... она въ такихъ лѣтахъ!... Надо не
долго ли опять до скандалу!... Люба обращаетъ на себя вниманіе почти всей Москвы. Всѣ знаютъ, что она моя
любимица: ждутъ за ней золотыхъ горъ\... Охъ, какъ это непріятно, когда дѣвочки нодростаютъ! Сколько съ ними хлопотъ!... Сколько безпокойствъ!...
Судьба однако на этотъ разъ избавила благодѣтельную особу и отъ заботъ, и отъ хлопотъ, подославъ къ ней русскаго Французика Виктора Иидюковича Жуапвиля, одѣ* таго по послѣдней парижской картинкѣ, которую впро
чемъ самъ воспроизводитель ея искажалъ собственнымъ своимъ вкусомъ. Что нибудь непремѣнно въкостюмѣ Виктора Иидюковича закрадывалось экцеіпричное: или галстукъ надѣнетъ огненнаго цвѣта, пли брусничный жилетъ напялитъ съ ярко-желтыми разводами, или наконецъ невыразимыя обузитъ. За десять шаговъ отъ Виктора Иидюковича несло запахомъ парфюмерныхъ магазиновъ. Нервныя дамы при
встрѣчѣ съ Викторомъ Индюковичемъ невольно зажимали свои носы, а онънанротивъухмылялся, воображая, чтосвои
ми духами производитъ обаятельное впечатлѣніе. Говорилъ
вообще Викторъ Индюковичъ мало и потому до его смысла нельзя было скоро добраться, что служило весьма въ его пользу. Появленіе такого русскаго Французика въ сало
именно моментъ надъ Любинькинымъ ухомъ раздавалось прозаическое восклицаніе горничной:
—....Извольте, барышня, вставать!... Пора!... Ея превосходительство дожидаются васъ въ столовой кушать чай!
Недовольная вскакивала Любинька съ своей постели. Нехотя пила она чай и на всѣ распросы своей благодѣ
тельницы о томъ, какъ она провела ночь, отвѣчала уклончиво. Отдѣлавшись такимъ образомъ отъ своей благодѣтельницы, она спѣшила въ свою комнату, пригла
сивъ туда старую ключницу, славившуюся истолкованіемъ сновъ.
—....Голубушка, Архиповна, растолкуй пожалуйста мнѣ мой сонъ! ласково упрашивала Любинька домашняго ора
кула, занеревъ предварительно дверь.—Я ужь давно все почти одинаковые вижу!...
—....Изволь, изволь... что хочешь растолкую!... Да что ты такая встревоженная? Аль не выспалась?
—....Нѣтъ, ничего... я такъ...
—....Ну коли такъ, то и пусть будетъ такъ!... Допытываться до твоихъ думъ не стану. Разсказывай, что тебѣ пригрезилось?
Со всѣми подробностями припоминала Любинька всѣ мельчайшія обстоятельства, сопровождавшія ея сонъ. Ар
хиповна глубокомысленно слушала, изрѣдка покачивая головою. Когда же Любинька кончила свой разсказъ, домашній оракулъ крякнулъ, откашлянулся и началъ:
—....Сны твои, моя пташка, не простые, а знаменательные!... Закрученные усы и бакенбарды, которые ма
нили тебя—негодные подлипалы. Отъ нихъ не жди никакого добра! Обѣщанія ихъ всегда навѣшать тебя, означаютъ, что и послѣ твоего замужства будутъ тебя пре
слѣдовать. Бойся ты ихъ, бойся также и Фиксельбантовъ! Совсѣмъ завертятъ они тебя!... А вотъ Фракъ-то штат
скій, который около тебя увивается, и есть настоящій твой женихъ! Право такъ... помяни мое ты слово!... Вотъ только подкладка дырявая — не совсѣмъ то ладно: не богатый онъ будетъ у тебя!.,. Пухъ изъ его головы сыпался, тоже—не больно хорошо: словно какъ пе уменъ будетъ!... Ну да это еще можетъ и къ лучшему!... Ты вѣдь сама такая умница: одна съ цѣлымъ домомъ спра
вишься... ну, а... не выговорю по вашему! ну, веигерка-то, которая тебя на разные соблазны смущала—штука для тебя опасная. Она, чего добраго, отобьетъ тебя и отъ фрака. Будь ты осторожнѣе съ такою венгеркой! Держи съ ней ухо острѣе!...
—- Пѣтъ, Архиповна, все это ты вздоръ наболтала!... Я за небогатаго ни за что не пойду и никакой венгеркѣ
не придется отбивать меня отъ Фрака! проговорила скороговоркой еще болѣе растревожившаяся Любинька.
—....Ну, а коли я наболтала тебѣ вздоръ, то въ другой разъ не пошто н звать Архиповну!... Когда ты лучше меня сама все знаешь: тебѣ и книги въ руки; а меня неграмотную не зачѣмъ и таскать къ себѣ на верхъ!
проворчала сильпо разобиженная Архиповна и поплелась въ кладовую.
Между тѣмъ благодѣтельница, по уходѣ Любиньки, завела разговоръ съ главной своей экономкой о причинахъ, по которымъ Любинька замѣтно стала грустить.
—....Надо полагать, что такой грусть отъ того происхожденіе имѣйтъ, что Лубинка очень желаетъ мужъ!... Sie viinscht eineu Gemalil zu haben!... So... so!... пояснила на своемъ родномъ языкѣ экономка.
—....Да, надо подумать объ этомъ! процѣдила сквозь зубы Чертополохова.
—....И пожалюста поскорѣй виду майте, если то возможно! А то Лубиика такой бойкій! Безъ всякій трудъ можетъ убѣгивать.
—....Ахъ, Каролина Карловна, вы меня совсѣмъ ужь запугали!
—....Я такъ только сказываль, но можетъ нишево такого не нроисходитъ! замѣтила, спохватившись, успокоительнымъ тономъ, хитрая экономка.
—....Пѣтъ, пѣтъ, вы правы, Каролина Карловна!... Надо позаботиться... она въ такихъ лѣтахъ!... Надо не
премѣнно похлопотать и чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше; а то
долго ли опять до скандалу!... Люба обращаетъ на себя вниманіе почти всей Москвы. Всѣ знаютъ, что она моя
любимица: ждутъ за ней золотыхъ горъ\... Охъ, какъ это непріятно, когда дѣвочки нодростаютъ! Сколько съ ними хлопотъ!... Сколько безпокойствъ!...
Судьба однако на этотъ разъ избавила благодѣтельную особу и отъ заботъ, и отъ хлопотъ, подославъ къ ней русскаго Французика Виктора Иидюковича Жуапвиля, одѣ* таго по послѣдней парижской картинкѣ, которую впро
чемъ самъ воспроизводитель ея искажалъ собственнымъ своимъ вкусомъ. Что нибудь непремѣнно въкостюмѣ Виктора Иидюковича закрадывалось экцеіпричное: или галстукъ надѣнетъ огненнаго цвѣта, пли брусничный жилетъ напялитъ съ ярко-желтыми разводами, или наконецъ невыразимыя обузитъ. За десять шаговъ отъ Виктора Иидюковича несло запахомъ парфюмерныхъ магазиновъ. Нервныя дамы при
встрѣчѣ съ Викторомъ Индюковичемъ невольно зажимали свои носы, а онънанротивъухмылялся, воображая, чтосвои
ми духами производитъ обаятельное впечатлѣніе. Говорилъ
вообще Викторъ Индюковичъ мало и потому до его смысла нельзя было скоро добраться, что служило весьма въ его пользу. Появленіе такого русскаго Французика въ сало