«Нѣ-ѣтъ-съ! говоритъ Андрюшка,—это вы, Гаврила Силычъ, совсѣмъ напротивъ говорите... никакъ это не
возможно... Первое—борода украшеніе человѣческое, второе—экономія... Теперича, положимъ такъ, я безъ бороды; надѣлъ я, примѣрно, сорочку... деліекъ, дру
гой—апъ гляди воротникъ и позасалился,—надѣвай, значитъ, другую, изволите видѣть. ІІу, а если у меня борода, то я, примѣромъ, хоть двѣ недѣли сорочку носи, никто этого не примѣтитъ, потому—прикрытіе важное; развѣ со стороны зайдешь да присмотришься, ну, тогда другое дѣло... да и то, если борода да настоящая, то со всѣхъ сторонъ заходи—ничего окромя бороды не увидишь»...
— Что такое у васъ тамъ про бороду, говорю, какія рѣчи?—«Да вотъ, говоритъ Андрюшка, Гаврила Силычъ говорятъ, что борода, одно слово, плевое дѣло-съ!...»
— Ка-акъ, говорю, Ганька, разшельминъ ты сынъ! (тутъ ужь я въ настоящій манеръ вступилъ) а подойди-ка сюда!...—Вижу, парень струсилъ, одначе подошелъ.— «Что такое, говоритъ, тятенька?»
— Ты чья, говорю, плоть? чье порожденіе? — Ваше, тятенька!
— Кого ты почитать должоиъ, а? — Васъ, тятенька!
— Какъ же это ты, отца своего почитаючн, про бороду непотребныя слова произносишь, когда можетъ эту самую бороду родитель твой въ наличности имѣетъ?
— Никоимъ родомъ, тятенька, я противъ бороды вашей дурныхъ намѣреніевъ не имѣлъ, а что, значитъ, сказалъ, какъ я самъ понимаю и какъ многіе господа въ книжкахъ объясняютъ, что самая эта борода просто плевое дѣло выходитъ...
«Тутъ ужь я, очень въ сердца вошодши, съ родительскимъ моимъ сокрушеніемъ, сгребъ сына этого моего непокорнаго за волосья и, нагнувши къ землѣ, може разовъ нѣсколько рукой своей родительской по рожѣ его анаѳемской царапнулъ.
— Ты, разшельипиъ сынъ, па отцовскую бороду плюешь! говорю.—Сойди съ тлазъ моихъ, Мазепа ты эдакая!
А онъ подлецъ стоитъ, усмѣхается и волосья свои оттасканныя поправляетъ.
— Ничему этому (говоритъ онъ къ гостямъ моимъ) я, господа, нс удивляюсь, потому что подобное л отъ всякаго быка могу, можно сказать, въ лучшемъ видѣ въ презентъ получить; потому самому, что онъ, быкъ этотъ самый, по лютости своей, первымъ дѣломъ въ бокъ тебя шпигнуть норовитъ...
«Засмѣялся я тутъ: «ахъ ты Пальдикохтъ, Пальдикохтъ», говорю... и опять хотѣлъ я его по рылу
съѣздить, одначе онъ увернулся, убѣжалъ. Ну, не подлецъ ли?
И тучный Рыжепуповъ запиваетъ чаемъ свое родительское горе.
— Это вы, Сила Мамонтычъ, истинно, говоритъ буфетчикъ, выходя изъ-за своей стойки и подсаживаясь къ бесѣдующимъ,—потому не бить ихъ, то это опять дѣло дрянь выходитъ...
Въ другомъ углу идетъ такая бесѣда:
«Служилъ я какъ-то у одного помѣщика... настоящій баринъ былъ... полный господинъ, шесть пудовъ въ немъ одного вѣсу было... строгость любилъ, надо правду сказать... гусаромъ въ молодости служилъ, на что же лучше?Иу,такъу этогосамаго барипа дочьбыла, барышня, книжки все читала, да съ учителемъ, что братишекъ ея училъ, все разговоры какіе-то мудреные вела. Снюхалась опа съ нимъ, или такъ... для времяпровожденія—не могу вамъ доподлинно доложить...
«Только, этакъ осенью, когда учитель этотъ въ городъ уѣхалъ, прибѣгаетъ къ намъ въ лакейскую горничная, которая при этой барышнѣ состояла, и гово
ритъ мнѣ: «ахъ, Аксенъ ДороФеичъ, что это барышня съ собой дѣлаетъ—мудреная какая она у насъ—вещи свои въ чемоданъ укладываетъ, а меня послала въ де
ревню подводу до города подъискать: поѣду, говоритъ, Машенька, своимъ трудомъ жить... ужь и смѣхъ, право!»
— Вамъ-то что-жь, говорю я,—безпокоиться что ли? Оставьте вы ихъ, Марья Дмитревна, въ спокойствіи... извѣстно, господа... съ жиру бѣсятся...
«А -барышня эта, вещи свои уложивши, къ отцу пошла:—«Такъ и такъ, говоритъ, папенька, прощенья прошу, какъ, значитъ, я теперича отправляюсь»...
— Какъ? что? куда?
— Извѣстно, говоритъ, хочу я «женскаго трудаапробывать...
— Женскаго труда? говоритъ. — Э! вотъ оно чѣмъ пахнетъ... Ну, да мы тебя до труда этого самаго жен
скаго не допустимъ... я, говоритъ, срамиться передъ цѣлымъ свѣтомъ не хочу...
«И сейчасъ двери щелкъ на замокъ... Пошелъ въ свой кабинетъ и выноситъ оттуда казацкую нагайку.
— Понюхай, говоритъ, чѣмъ пахнетъ... нюхай же! Той, извѣстно, запахъ этотъ не по ндраву, она носъ и воротитъ въ сторону.—Читалъ это я, говоритъ онъ дочери, на дняхъ одну книгу, и въ этой книгѣ слово «стервоза» стоитъ. Такъ эта самая «стервоза» ты и есть!... Ну, однако я, братъ, на эти дѣла ходокъ, разомъ изъ тебя шелковую сдѣлаю...
приговариваетъ...
возможно... Первое—борода украшеніе человѣческое, второе—экономія... Теперича, положимъ такъ, я безъ бороды; надѣлъ я, примѣрно, сорочку... деліекъ, дру
гой—апъ гляди воротникъ и позасалился,—надѣвай, значитъ, другую, изволите видѣть. ІІу, а если у меня борода, то я, примѣромъ, хоть двѣ недѣли сорочку носи, никто этого не примѣтитъ, потому—прикрытіе важное; развѣ со стороны зайдешь да присмотришься, ну, тогда другое дѣло... да и то, если борода да настоящая, то со всѣхъ сторонъ заходи—ничего окромя бороды не увидишь»...
— Что такое у васъ тамъ про бороду, говорю, какія рѣчи?—«Да вотъ, говоритъ Андрюшка, Гаврила Силычъ говорятъ, что борода, одно слово, плевое дѣло-съ!...»
— Ка-акъ, говорю, Ганька, разшельминъ ты сынъ! (тутъ ужь я въ настоящій манеръ вступилъ) а подойди-ка сюда!...—Вижу, парень струсилъ, одначе подошелъ.— «Что такое, говоритъ, тятенька?»
— Ты чья, говорю, плоть? чье порожденіе? — Ваше, тятенька!
— Кого ты почитать должоиъ, а? — Васъ, тятенька!
— Какъ же это ты, отца своего почитаючн, про бороду непотребныя слова произносишь, когда можетъ эту самую бороду родитель твой въ наличности имѣетъ?
— Никоимъ родомъ, тятенька, я противъ бороды вашей дурныхъ намѣреніевъ не имѣлъ, а что, значитъ, сказалъ, какъ я самъ понимаю и какъ многіе господа въ книжкахъ объясняютъ, что самая эта борода просто плевое дѣло выходитъ...
«Тутъ ужь я, очень въ сердца вошодши, съ родительскимъ моимъ сокрушеніемъ, сгребъ сына этого моего непокорнаго за волосья и, нагнувши къ землѣ, може разовъ нѣсколько рукой своей родительской по рожѣ его анаѳемской царапнулъ.
— Ты, разшельипиъ сынъ, па отцовскую бороду плюешь! говорю.—Сойди съ тлазъ моихъ, Мазепа ты эдакая!
А онъ подлецъ стоитъ, усмѣхается и волосья свои оттасканныя поправляетъ.
— Ничему этому (говоритъ онъ къ гостямъ моимъ) я, господа, нс удивляюсь, потому что подобное л отъ всякаго быка могу, можно сказать, въ лучшемъ видѣ въ презентъ получить; потому самому, что онъ, быкъ этотъ самый, по лютости своей, первымъ дѣломъ въ бокъ тебя шпигнуть норовитъ...
«Засмѣялся я тутъ: «ахъ ты Пальдикохтъ, Пальдикохтъ», говорю... и опять хотѣлъ я его по рылу
съѣздить, одначе онъ увернулся, убѣжалъ. Ну, не подлецъ ли?
И тучный Рыжепуповъ запиваетъ чаемъ свое родительское горе.
— Это вы, Сила Мамонтычъ, истинно, говоритъ буфетчикъ, выходя изъ-за своей стойки и подсаживаясь къ бесѣдующимъ,—потому не бить ихъ, то это опять дѣло дрянь выходитъ...
Въ другомъ углу идетъ такая бесѣда:
«Служилъ я какъ-то у одного помѣщика... настоящій баринъ былъ... полный господинъ, шесть пудовъ въ немъ одного вѣсу было... строгость любилъ, надо правду сказать... гусаромъ въ молодости служилъ, на что же лучше?Иу,такъу этогосамаго барипа дочьбыла, барышня, книжки все читала, да съ учителемъ, что братишекъ ея училъ, все разговоры какіе-то мудреные вела. Снюхалась опа съ нимъ, или такъ... для времяпровожденія—не могу вамъ доподлинно доложить...
«Только, этакъ осенью, когда учитель этотъ въ городъ уѣхалъ, прибѣгаетъ къ намъ въ лакейскую горничная, которая при этой барышнѣ состояла, и гово
ритъ мнѣ: «ахъ, Аксенъ ДороФеичъ, что это барышня съ собой дѣлаетъ—мудреная какая она у насъ—вещи свои въ чемоданъ укладываетъ, а меня послала въ де
ревню подводу до города подъискать: поѣду, говоритъ, Машенька, своимъ трудомъ жить... ужь и смѣхъ, право!»
— Вамъ-то что-жь, говорю я,—безпокоиться что ли? Оставьте вы ихъ, Марья Дмитревна, въ спокойствіи... извѣстно, господа... съ жиру бѣсятся...
«А -барышня эта, вещи свои уложивши, къ отцу пошла:—«Такъ и такъ, говоритъ, папенька, прощенья прошу, какъ, значитъ, я теперича отправляюсь»...
— Какъ? что? куда?
— Извѣстно, говоритъ, хочу я «женскаго трудаапробывать...
— Женскаго труда? говоритъ. — Э! вотъ оно чѣмъ пахнетъ... Ну, да мы тебя до труда этого самаго жен
скаго не допустимъ... я, говоритъ, срамиться передъ цѣлымъ свѣтомъ не хочу...
«И сейчасъ двери щелкъ на замокъ... Пошелъ въ свой кабинетъ и выноситъ оттуда казацкую нагайку.
— Понюхай, говоритъ, чѣмъ пахнетъ... нюхай же! Той, извѣстно, запахъ этотъ не по ндраву, она носъ и воротитъ въ сторону.—Читалъ это я, говоритъ онъ дочери, на дняхъ одну книгу, и въ этой книгѣ слово «стервоза» стоитъ. Такъ эта самая «стервоза» ты и есть!... Ну, однако я, братъ, на эти дѣла ходокъ, разомъ изъ тебя шелковую сдѣлаю...
«И взялъ омъ тутъ ее за косы и нагайкой, и нагайкой. — Вотъ тебѣ женскій трудъ, вотъ тебѣ женскій трудъ!
приговариваетъ...