русскаго. Впрочемъ, нашу русскую рѣчь онъ Старательно изучаетъ никакъ не изъ платоническихъ видовъ. Торговая фирма въ Амстердамѣ, въ которой онъ довольно быстро проходилъ служебныя повышенія, прочитъ его въ агенты по торговлѣ съ Россіей.
Годы за годами проходили и Шлиманъ, имѣя уже очень хорошія средства, вполнѣ предается изученію литературы по любимому предмету. Наконецъ, поучившись еще, въ видѣ пробы новому греческому языку, онъ уже съ значительною подготов
кой принимается за изученіе древнихъ классиковъ; римскихъ древнихъ писателей онъ изучалъ позже. Къ этому, впрочемъ, времени Шлиманъ является уже положительно любимцемъ судьбы. Торговая агентура на столько его обогатила, что онъ находитъ возможнымъ начать свое самостоятельное коммерческое дѣло, записывается въ гильдію и дѣлается русскимъ куп
цомъ, производитъ огромныя операціи по торговлѣ индиго и другими предметами, а въ крымскую компанію дѣлается постав
щикомъ по разнородному довольствію нашей арміи. Шлиманъ дѣлается крупнымъ богачемъ, но отъ этого у него голова не закружилась: счастіе матеріальное не заслонило собой его путеводную звѣзду. «Я полюбилъ деньги» пишетъ Шлиманъ въ своей автобіографіи, «но лишь настолько, насколько они служатъ моей цѣли». Даже въ этомъ случаѣ Шлиманъ является рѣдкимъ образцомъ ученаго, умѣвшаго дѣлиться между двумя Такими противуположностями, какъ наука и торговля, изъ которыхъ каждая требуетъ къ себѣ сосредоточенной безраздѣльной заботы; у него же онѣ идутъ параллельно безъ взаим
ной помѣхи. Наконецъ, достигнувъ апогея нужныхъ знаній и неодномилліоннаго достатка, Шлиманъ рѣшилъ, что настало время дѣйствовать по осуществленію завѣтной мечты.
Тутъ онъ вступаетъ въ новую фазу испытаній: борется съ алчностію и подозрительностію оттоманскаго правительства, владѣющаго территоріей, въ которой именно покоился кладъ уче
наго. Не безъ скорби переносилъ онъ насмѣшки опытныхъ археологовъ, называвшихъ его самоучкой, задавшимся химерой, и кончаетъ свое многотрудное дѣло извлеченіемъ на свѣтъ еще одной вѣтви историческаго дерева, утопавшей въ глубокомъ мракѣ доисторическихъ вѣковъ. Смирилась зависть, замолкло злословіе, и осмѣянный «самоучка-диллетантъ» возводится на высоту авторитета. Аѳинскій, лондонскій и берлинскій музеи отводятъ видныя мѣста различнымъ диковиннымъ предметамъ Шлимановскихъ раскопокъ.
А онъ самъ, облеченный почетными званіями отъ разныхъ ученыхъ и техническихъ обществъ и корпорацій, сходитъ съ жизненнаго поприща съ сознаніемъ доблестно исполненной за
дачи, давъ осязательныя доказательства о существовавшей Троѣ, павшей въ эпоху ея высокой культуры.
Самая послѣдовательность раскопокъ Шлимана показываетъ его логическую сообразительность и тактъ. Хотя и знакомый книжно съ древнимъ міромъ, а по музеямъ усвоивъ себѣ характерныя черты ископаемостей на прибрежьѣ Эгейскаго и Іони
ческаго морей и материкѣ Греціи, онъ однако не считаетъ себя въ этомъ дѣлѣ свѣдущимъ ex professio, и потому, не приступая еще къ раскопкамъ легендарной Трои, которой пунктъ подзем
наго мѣстонахожденія считался пока еще вопросомъ спорнымъ, онъ предпринимаетъ нѣсколько другихъ раскопокъ па грече
скомъ материкѣ, гдѣ толпились и гремѣли оружіемъ легіоны, обрушившіеся на Трою, Такъ онъ отрылъ на о-вѣ Итакѣ дво
рецъ Одиссея, Микены — резиденцію Агамемнона и др., а на территоріи гадательной Трои производилъ пока только зондированіе почвы. И даже впослѣдствіи, опредѣливъ съ точностію этотъ желанный пунктъ въ Гисарлыкѣ (Малая Азія), онъ, послѣ непродолжительной тамъ работы, возвращается опять къ прежде заинтересовавшимъ его раскопкамъ въ Микенахъ. Затѣмъ,
вслѣдствіе непокидавшаго его рвенія къ новымъ открытіямъ онъ предпринялъ раскопки и въ славномъ, по древнимъ сказаніямъ, Тиринсѣ, которыя я и избралъ предметомъ моей настоящей статьи.
Древнѣйшее имя Тиринса, по Евстафіосу и Стефаносу Византійскому, Halieis или Haleis. Древность его не поддается еще точному опредѣленію, такъ какъ сказанія объ этомъ предметѣ у древнихъ писателей (Страбонъ, Діодоръ), по словамъ Шли
мана, разнорѣчивы. Но примиряя разногласіе, можно, говоритъ онъ, вывести заключеніе, что самый древній Тиринсъ палъ въ концѣ второго тысячелѣтія до P. X., когда онъ сдѣлался добычею иноплеменныхъ пришельцевъ. Окончательная гибель Ти
ринса, по Павзанію, послѣдовала лѣтъ за 500 до нашей эры. Діодоръ доказываетъ, что въ 78 Олимпіадѣ (468—4) до P. X. воинственное племя аргивянъ, воспользовавшись затруднительнымъ положеніемъ сильной Спарты, пострадавшей отъ земле
трясенія и возстанія провинцій, овладѣло Микенами, столицею Агамемнона, и что слѣдовательно Тиринсъ палъ еще раньше. Есть и другія догадки по этому предмету, но ни одна не имѣетъ полной достовѣрности, и потому, когда бы въ дѣйствительно
сти не пробилъ послѣдній часъ этого своеобразнаго Акрополя, но въ позднѣйшихъ сказаніяхъ о немъ упоминается уже какъ объ отжившемъ и болѣе не существующемъ.
Попадавшіяся Шлиману при раскопкахъ Тиринса, начатыхъ въ 1874 г. огромныя количества древеснаго угля, даютъ, по крайней мѣрѣ, указаніе на гибель этого дворца отъ страшнаго пожара, быть можетъ, одновременно съ побоищемъ и грабежемъ. Это послѣднее обстоятельство имѣетъ много вѣроятности, такъ какъ не обнаружилось никакихъ остатковъ металлическихъ цѣнныхъ предметовъ. Что же касается силы и продолжитель
ности свирѣпствовавшаго тутъ пламени, то простая глина и полуобожженый кирпичъ, превратившіеся въ совершенно обожженый, а красный кирпичъ, подернувшійся шлаками, являютъ
неопровержимое свидѣтельство о совершившейся здѣсь много вѣковъ назадъ страшной катастрофѣ.
По характеру строенія окружавшихъ Тиринсъ стѣнъ, основаніе этой твердыни можно отнести ко временамъ чрезвычайно глубокой древности.
По Аполлодору, Страбону и Павзанію тиринсскій князь или царь Проитъ призвалъ изъ за Эгейскаго моря славныхъ строи
телей-циклоновъ и поручилъ имъ построить стѣны Тиринса, которымъ не было подобныхъ. Поэтому постройка эта относится къ разряду циклопскихъ.
Павзаній приравнивалъ эти стѣны, по ихъ массивности, къ египетскимъ пирамидамъ, добавляя, что пара упряжныхъ муловъ не въ силахъ были сдвинуть съ мѣста и наименьшаго изъ камней. Шлиманъ, впрочемъ, значительно умѣряетъ это сооб
щеніе лѣтописца, говоря, что камни наименьшаго размѣра были сдвигаемы и однимъ дюжимъ землекопомъ.
Стѣны Тиринса построены изъ известковыхъ камней разныхъ размѣровъ, съ отдѣлкой въ каждой отдѣльной глыбѣ только верхней и нижней постели. Большій размѣръ камней 0,96 саж. длиною, 0,43 саж. толщиною и болѣе 0,48 саж. ши
риною. Вертикальные швы, гдѣ они образуютъ широкія щели, заполнены меньшими кусками того же известняка.
Первоначальную высоту стѣнъ по заключенію Шлимана, должно принять въ 7 саж., хотя мало сохранилось частей ихъ,
которыя имѣютъ еще 3, или 3,5 саж. вышины. Тиринсскій замокъ расположенъ на высокомъ скалистомъ холмѣ, который вѣроятно когда-то составлялъ островъ Аргивскаго залива, но въ теченіи вѣковъ, вслѣдствіе постепеннаго обмеленія залива, соединился съ материкомъ. Площадь, обведенная стѣною, равняется 144 с. въ длину и 72 саж. шир.; высота же надъ по
* * *
Годы за годами проходили и Шлиманъ, имѣя уже очень хорошія средства, вполнѣ предается изученію литературы по любимому предмету. Наконецъ, поучившись еще, въ видѣ пробы новому греческому языку, онъ уже съ значительною подготов
кой принимается за изученіе древнихъ классиковъ; римскихъ древнихъ писателей онъ изучалъ позже. Къ этому, впрочемъ, времени Шлиманъ является уже положительно любимцемъ судьбы. Торговая агентура на столько его обогатила, что онъ находитъ возможнымъ начать свое самостоятельное коммерческое дѣло, записывается въ гильдію и дѣлается русскимъ куп
цомъ, производитъ огромныя операціи по торговлѣ индиго и другими предметами, а въ крымскую компанію дѣлается постав
щикомъ по разнородному довольствію нашей арміи. Шлиманъ дѣлается крупнымъ богачемъ, но отъ этого у него голова не закружилась: счастіе матеріальное не заслонило собой его путеводную звѣзду. «Я полюбилъ деньги» пишетъ Шлиманъ въ своей автобіографіи, «но лишь настолько, насколько они служатъ моей цѣли». Даже въ этомъ случаѣ Шлиманъ является рѣдкимъ образцомъ ученаго, умѣвшаго дѣлиться между двумя Такими противуположностями, какъ наука и торговля, изъ которыхъ каждая требуетъ къ себѣ сосредоточенной безраздѣльной заботы; у него же онѣ идутъ параллельно безъ взаим
ной помѣхи. Наконецъ, достигнувъ апогея нужныхъ знаній и неодномилліоннаго достатка, Шлиманъ рѣшилъ, что настало время дѣйствовать по осуществленію завѣтной мечты.
Тутъ онъ вступаетъ въ новую фазу испытаній: борется съ алчностію и подозрительностію оттоманскаго правительства, владѣющаго территоріей, въ которой именно покоился кладъ уче
наго. Не безъ скорби переносилъ онъ насмѣшки опытныхъ археологовъ, называвшихъ его самоучкой, задавшимся химерой, и кончаетъ свое многотрудное дѣло извлеченіемъ на свѣтъ еще одной вѣтви историческаго дерева, утопавшей въ глубокомъ мракѣ доисторическихъ вѣковъ. Смирилась зависть, замолкло злословіе, и осмѣянный «самоучка-диллетантъ» возводится на высоту авторитета. Аѳинскій, лондонскій и берлинскій музеи отводятъ видныя мѣста различнымъ диковиннымъ предметамъ Шлимановскихъ раскопокъ.
А онъ самъ, облеченный почетными званіями отъ разныхъ ученыхъ и техническихъ обществъ и корпорацій, сходитъ съ жизненнаго поприща съ сознаніемъ доблестно исполненной за
дачи, давъ осязательныя доказательства о существовавшей Троѣ, павшей въ эпоху ея высокой культуры.
Самая послѣдовательность раскопокъ Шлимана показываетъ его логическую сообразительность и тактъ. Хотя и знакомый книжно съ древнимъ міромъ, а по музеямъ усвоивъ себѣ характерныя черты ископаемостей на прибрежьѣ Эгейскаго и Іони
ческаго морей и материкѣ Греціи, онъ однако не считаетъ себя въ этомъ дѣлѣ свѣдущимъ ex professio, и потому, не приступая еще къ раскопкамъ легендарной Трои, которой пунктъ подзем
наго мѣстонахожденія считался пока еще вопросомъ спорнымъ, онъ предпринимаетъ нѣсколько другихъ раскопокъ па грече
скомъ материкѣ, гдѣ толпились и гремѣли оружіемъ легіоны, обрушившіеся на Трою, Такъ онъ отрылъ на о-вѣ Итакѣ дво
рецъ Одиссея, Микены — резиденцію Агамемнона и др., а на территоріи гадательной Трои производилъ пока только зондированіе почвы. И даже впослѣдствіи, опредѣливъ съ точностію этотъ желанный пунктъ въ Гисарлыкѣ (Малая Азія), онъ, послѣ непродолжительной тамъ работы, возвращается опять къ прежде заинтересовавшимъ его раскопкамъ въ Микенахъ. Затѣмъ,
вслѣдствіе непокидавшаго его рвенія къ новымъ открытіямъ онъ предпринялъ раскопки и въ славномъ, по древнимъ сказаніямъ, Тиринсѣ, которыя я и избралъ предметомъ моей настоящей статьи.
Древнѣйшее имя Тиринса, по Евстафіосу и Стефаносу Византійскому, Halieis или Haleis. Древность его не поддается еще точному опредѣленію, такъ какъ сказанія объ этомъ предметѣ у древнихъ писателей (Страбонъ, Діодоръ), по словамъ Шли
мана, разнорѣчивы. Но примиряя разногласіе, можно, говоритъ онъ, вывести заключеніе, что самый древній Тиринсъ палъ въ концѣ второго тысячелѣтія до P. X., когда онъ сдѣлался добычею иноплеменныхъ пришельцевъ. Окончательная гибель Ти
ринса, по Павзанію, послѣдовала лѣтъ за 500 до нашей эры. Діодоръ доказываетъ, что въ 78 Олимпіадѣ (468—4) до P. X. воинственное племя аргивянъ, воспользовавшись затруднительнымъ положеніемъ сильной Спарты, пострадавшей отъ земле
трясенія и возстанія провинцій, овладѣло Микенами, столицею Агамемнона, и что слѣдовательно Тиринсъ палъ еще раньше. Есть и другія догадки по этому предмету, но ни одна не имѣетъ полной достовѣрности, и потому, когда бы въ дѣйствительно
сти не пробилъ послѣдній часъ этого своеобразнаго Акрополя, но въ позднѣйшихъ сказаніяхъ о немъ упоминается уже какъ объ отжившемъ и болѣе не существующемъ.
Попадавшіяся Шлиману при раскопкахъ Тиринса, начатыхъ въ 1874 г. огромныя количества древеснаго угля, даютъ, по крайней мѣрѣ, указаніе на гибель этого дворца отъ страшнаго пожара, быть можетъ, одновременно съ побоищемъ и грабежемъ. Это послѣднее обстоятельство имѣетъ много вѣроятности, такъ какъ не обнаружилось никакихъ остатковъ металлическихъ цѣнныхъ предметовъ. Что же касается силы и продолжитель
ности свирѣпствовавшаго тутъ пламени, то простая глина и полуобожженый кирпичъ, превратившіеся въ совершенно обожженый, а красный кирпичъ, подернувшійся шлаками, являютъ
неопровержимое свидѣтельство о совершившейся здѣсь много вѣковъ назадъ страшной катастрофѣ.
По характеру строенія окружавшихъ Тиринсъ стѣнъ, основаніе этой твердыни можно отнести ко временамъ чрезвычайно глубокой древности.
По Аполлодору, Страбону и Павзанію тиринсскій князь или царь Проитъ призвалъ изъ за Эгейскаго моря славныхъ строи
телей-циклоновъ и поручилъ имъ построить стѣны Тиринса, которымъ не было подобныхъ. Поэтому постройка эта относится къ разряду циклопскихъ.
Павзаній приравнивалъ эти стѣны, по ихъ массивности, къ египетскимъ пирамидамъ, добавляя, что пара упряжныхъ муловъ не въ силахъ были сдвинуть съ мѣста и наименьшаго изъ камней. Шлиманъ, впрочемъ, значительно умѣряетъ это сооб
щеніе лѣтописца, говоря, что камни наименьшаго размѣра были сдвигаемы и однимъ дюжимъ землекопомъ.
Стѣны Тиринса построены изъ известковыхъ камней разныхъ размѣровъ, съ отдѣлкой въ каждой отдѣльной глыбѣ только верхней и нижней постели. Большій размѣръ камней 0,96 саж. длиною, 0,43 саж. толщиною и болѣе 0,48 саж. ши
риною. Вертикальные швы, гдѣ они образуютъ широкія щели, заполнены меньшими кусками того же известняка.
Первоначальную высоту стѣнъ по заключенію Шлимана, должно принять въ 7 саж., хотя мало сохранилось частей ихъ,
которыя имѣютъ еще 3, или 3,5 саж. вышины. Тиринсскій замокъ расположенъ на высокомъ скалистомъ холмѣ, который вѣроятно когда-то составлялъ островъ Аргивскаго залива, но въ теченіи вѣковъ, вслѣдствіе постепеннаго обмеленія залива, соединился съ материкомъ. Площадь, обведенная стѣною, равняется 144 с. въ длину и 72 саж. шир.; высота же надъ по
* * *