для гр. Кушелевой при Сергіевскомъ монастырѣ, и многихъ другихъ построекъ частнымъ лицамъ. По Высочайшему повелѣнію составилъ проектъ дворца для Вел. Князя Михаила Николаевича и волею Госу
даря былъ назначенъ его строителемъ; мѣсто для дворца было отведено на Дворцовой набережной, гдѣ въ то время находился домъ департамента удѣловъ, выходившій, какъ нынѣшній дворецъ, и на Мил
ліонную улицу; онъ оконченъ былъ въ 1862 году. Это была лебединая пѣсня Андрея Ивановича.
Еще въ 1854 г. рескриптомъ Августѣйшаго президента, Вел. Княгини Маріи Николаевны, онъ былъ назначенъ профессоромъ Академіи, а въ 1857 г., архитекторомъ Высочайшаго Двора.
Утомленный непрестаннымъ трудомъ, Андрей Ивановичъ вскорѣ по окончаніи дворца Вел. Князя Михаила Николаевича, однажды во время занятій съ учениками
Академіи почувствовалъ себя очень плохо, и съ этого дня здоровье его стало замѣтно ухудшаться, но онъ, привыкшій къ труду, не покидалъ обязанностей
службы и любимую работу. Болѣзнь тѣмъ временемъ совершала свое разрушительное дѣло, такъ что, на
значенный экспертомъ въ комиссію по присужденію конкурсныхъ премій, онъ уже долженъ былъ отка
заться отъ участія въ ней. По настоянію докторовъ,
онъ былъ, наконецъ, отправленъ въ Самару для леченія кумысомъ, гдѣ чрезъ нѣкоторое время дѣйстви
тельно почувствовалъ нѣкоторое облегченіе и пожелалъ вернуться въ Петербургъ. Но доѣхать до Петер
бурга не пришлось. Остановившись въ Москвѣ, онъ внезапно скончался 8 Августа 1865 г.
Будучи придворнымъ архитекторомъ въ продолженіи всей своей служебной дѣятельности, онъ яв
лялся исполнителемъ воли Монарховъ, по возможно
сти сохраняя самобытность. Андрея Ивановича нельзя укорять въ пристрастіи къ тому или другому стилю, къ той или иной конструкціи, — онъ съ одинаковымъ вниманіемъ, съ одинаковою вдумчивостью относился ко всему интересному въ строительномъ искусствѣ, какъ къ новому, такъ равно и къ старому. Уже бу
дучи извѣстенъ не только у насъ, но и на западѣ, онъ, объѣзжая Италію въ одну изъ своихъ поѣздокъ заграницу, остановился въ своей любимой Помпеѣ, и тамъ цѣлые дни проводилъ на раскопкахъ, изучая конструкціи лѣстницъ и пропорціи различныхъ сооруженій, и снимая со всего этого точные промѣры. Профессоръ Іорданъ, впослѣдствіи ректоръ Академіи, упоминаетъ объ этомъ въ своихъ мемуарахъ, удивляясь любовному отношенію къ дѣлу тогда уже знаменитаго строителя. Плодомъ такого изученія является разносторонность въ постройкахъ Андрея Ивано
вича. Ее можно наблюдать въ сооруженныхъ имъ церквахъ и памятникахъ, мостахъ и прочихъ постройкахъ, требующихъ спеціальныхъ знаній, гдѣ такъ наглядны легкость и вкусъ, присущія Андрею Ивановичу. Эту рѣдкую черту особенно цѣнилъ строгій и взыскатель
ный Императоръ Николай I, о чемъ свидѣтельствуютъ сохранившіеся документы съ резолюціей Императора, въ особо сложныхъ вопросахъ по части архитектуры: «представить на разсмотрѣніе Штакеншнейдеру — Ни
колай». За эти же цѣнныя качества Андрей Ивано
вичъ былъ награждаемъ какъ знаками отличія, такъ подарками, деньгами и вотчинами. Въ семьѣ сохраняются бюстъ Николая I, присланный Имъ въ знакъ особаго благоволенія, и портретъ Александра II, пожалованный вдовѣ Штакеншнейдера въ память посѣщенія дома ея на мызѣ Ивановка въ 1868 г.
Назначенный профессоромъ въ Академію, онъ въ самомъ непродолжительномъ времени снискалъ къ себѣ особую любовь учениковъ, и какъ учитель, и какъ человѣкъ. Первое доказывается уже тѣмъ, что по списку учениковъ, черезъ четыре года, а именно къ 1858 г., Андрей Ивановичъ имѣлъ уже ихъ 51. Во вторыхъ, изъ сохранившихся во множествѣ писемъ къ покойному, многія заключаютъ въ себѣ просьбы объ нравственной или матеріальной поддержкѣ; прось
бы эти онъ по возможности старался удовлетворить, входя въ положеніе просителей и вспоминая свое далекое прошлое.
Многіе изъ помощниковъ Андрея Ивановича находили въ немъ чисто отеческое отношеніе, какъ, напримѣръ, Риглеръ — младшій помощникъ при по
строеніи Маріинскаго дворца, о награжденіи кото
раго неоднократно представлялось, но безуспѣшно. По докладу Штакеншнейдера лично Государю, просьба эта была удовлетворена.
Андрей Ивановичъ, какъ частный человѣкъ, въ домашнемъ и общественномъ быту интересовался всѣмъ окружающимъ его — не только своимъ искус
ствомъ и относящимся къ нему, какъ то живописью,
музыкой и литературой, но и вообще всѣмъ складомъ тогдашней жизни. Въ обширномъ домѣ его жены собирался тогда весь цвѣтъ представителей общественной дѣятельности сороковыхъ и шестидесятыхъ го
довъ, во всѣхъ ея проявленіяхъ. Въ гостепріимномъ салонѣ Андрея Ивановича можно было встрѣтить: Ѳ. Н. Глинку, Бенидиктова, Тургенева, Гончарова и, тогда еще совсѣмъ молодыхъ, Григоровича, Достоевскаго, Данилевскаго, Крестовскаго, Аверкіева, Помя
ловскаго, Курочкина, Полонскаго (оставшагося до послѣднихъ дней своихъ другомъ дома), А. Н. Майкова,
Шевченко, и многихъ другихъ тогда и впослѣдствіи знаменитыхъ литераторовъ; художниковъ: Бруни, Май
кова, гр. Толстого, кн. Гагарина, Бейдемана, бар. Клодта, Иванова, Айвазовскаго, Сорокина. Шарлеманя, Тихобразова, Петцольда, Гоха, Зичи и совершенно молодыхъ, теперь знаменитыхъ: баталиста В. В. Верещагина, историческаго жанриста Маковскаго, Микѣшина, Сухоровскаго и прочихъ; знаменитыхъ актеровъ — Самойлова, Олъриджа; выразителей общественной мысли - Герцена и Лаврова; учредителя те
перь столь популярныхъ понедѣльниковъ — уважаемаго Мюссара. Все это сосредоточивалось у Штакеншнейдеровъ въ сплоченный и дружный кружокъ, гдѣ обмѣнивались мыслями и знаніями. Живописцы писали, музыканты играли и пѣли, актеры декламиро
вали, литераторы читали свои произведенія, словомъ всякій давалъ все, чѣмъ могъ быть пріятенъ и поле
зенъ другому. Кружокъ этотъ долго еще собирался по смерти Андрея Ивановича въ домѣ вдовы его, хотя постепенно рѣдѣлъ. Однимъ изъ членовъ этого кружка, недавно почившимъ Я. И. Полонскимъ, была