СЛУЧАЙ В РЕДАКЦИИ

Н

а этих днях в редакции одной большой московской газеты произошел следующий, почти точно изложенный здесь инцидент.
Внештатный репортер, обслуживающий погоду и безропотно сидевший до этих пор на заметках, предсказы
вавших циклоны и перелеты грачей, — вдруг возмутился и написал художественный рассказ. Рассказ назывался «Холодная кровь» и посвящен был дорожным мытарствам заготовителей крупного рогатого скота для московских боен.
Репортер писал о том, как томительно и тоскливо, дожидаясь очереди к отправке, долгими часами торчать, изнывая
от безделья, в нетопленных и освещенных огарками сальных свечей теплушках на бесчисленных российских, заметенных снегом полустанках в пути; он говорил о бездушном и холодном формализме и вредительстве железнодорожников, кото
рые, то требуют магарыч за прицепку, то сутками держат составы с грузом в тупиках, ленясь давать депеши по линии или нумеровать и записывать дубликаты; он описывал стра
данья лишенных корма и воды, сбитых в кучи, измученных теснотой, тряской и холодом животных в вагонах, и грязь и убожество, в которых неделями живут, сопровождая быков, отправители.
Он жестоко бичевал нравы и беспощадно обнажал зло мастерски облекая смелое разоблачение в художественные формы новеллы. Рассказ был написан с большим настроением и выдержан в мягких, почти лирических тонах.
Заместитель редактора посмотрел рукопись и вызвал к себе автора.
— Я прочел ваш фельетон, — сказал он, — написано недурно. Тут есть проблема. Но вещицу надо подработать. — В каком смысле?
— Во всех смыслах. Во первых, — заглавие. «Холодная кровь» — это слишком неопределенно, чересчур, я бы сказал, литературно. Вопрос о мясе очень актуальный вопрос, и надо чтобы заголовок волновал, интриговал, чтобы он приковывал, чтобы он каждого заставил прочесть статью. Например, так: «Еще к вопросу о снабжении московских боен привозным скотом». Ниже можно дать шапку и цитату из тезисов Яковлева о борьбе с бюрократизмом. Не возражаете?
Репортер промычал что-то неопределенное.
— Не возражаете. Ну, вот. Дальше я хотел бы отметить, что в рассказе отсутствуют социальные тона. У грузо-отправителей нет ярко выраженного социального лица. Кто они Служащие мясохладобойни? Кооператоры? Частики?
Если они частники, то почему вы пишете, что у них рыжие латаные сапоги? Это умаление капиталистических элементов, недооценка правой опасности, и тут пахнет примиренчеством.
У вас они показаны, как отец с сыном. Если они не частники — то каким образом оба они, несмотря на родство, работают в одной заготовительной группе? Видимо здесь кумовство, и об этом надо прямо сказать.
Дальше. Старик молится богу, а сын играет на гармонике. Я понимаю: в этих штрихах вы хотите показать столкно
вение двух миров. Но это надо подчеркнуть сильнее, не жалея акцента.
Пусть, например, сын будет комсомольцем и вожатым из отряда легкой кавалерии.
Старик скучает, у него все в прошлом, но сыну некогда скучать: он болеет за социалистическое строительство. На каком-нибудь полустанке, где их опять задержали, он подни
мает на ноги комсомольскую ячейку и дорпрофсож, и они сообща производят налет на станцию.
Под их напором составу с быками вне очереди дают паровоз, советский «Пацифик» с тормозами Казанцева. Иначе
нет пропорции светотени, нет перспективы и получается безотрадно. Вы понимаете?
Репортер опять промычал что-то невнятное.
— Кроме того, у вас нет деловых выводов, конкретных предложений. Критикуя, нельзя забывать о позитивной сто
роне, - иначе здоровая критика превращается в критиканство. Что же надо делать, чтобы снабжение боен было, наконец, упорядочено? — законно спросит у вас всякий читатель А ответа нет. Надо заострить конец, апеллировать к обществен
ности, потребовать досрочной чистки в аппарате Мясохладо
бойни, возбудить ярость масс. Решительно ничего не сказано также о рационализации убоя и снижении себестоимости туш. Милый мой, поднимая проблему в целом, нельзя забывать и о ее частностях. Затем я хотел обратить ваше внимание на
язык. Вы пишете - «Старик вместе со своею длин
ной тенью спускается из вагона в потемки». Как это — «спускается в потемки»? Как это «вместе со своей тенью?» О, великого и могучего... Надо работать над стилем, дорогой товарищ, учиться надо. Ну, вот, сделайте все это и отлейте триста строк.
— И тогда пойдет? — помолчав, спросил репортер. — Тогда пойдет.
— А я думаю, что и тогда не пойдет. — Почему?
— Потому что это рассказ Чехова.
— Какого Чехова? Что вы городите? спросил редактор и в голосе его прозвучало беспокойство.
— Того самого. Антон Чехов, собрание сочинений, том пятый, рассказ «Холодная кровь». Я из нашего отряда легкой кавалерии: мы проверяем литературную грамотность ответственных сотрудников...
Редактор густо покраснел и заерзал на стуле. На лице его, как в зеркале, последовательно отражались овладевавшие им чувства.
Сначала он растерялся попросту и сидел с видом человека, у которою украли одежду в купальне, потом ощетинился вдруг и совсем собрался уже было рассвирепеть, но тотчас же спохватился.
Еще секунду он соображал что-то, оценивая положение и нервно пощипывая стриженый ус, потом откинулся на спинку кресла и саркастически улыбнулся.
— Так это же смешно! — сказал он и засмеялся отрывистым, неестественным смехом, каким смеются трагики на провинциальных сценах. — Я же узнал этот рассказ с первой строчки! Ха-ха. Кого вы думали обмануть? Я хотел только посмотреть, хватит ли у вас нахальства выправлять Чехова...
А. Зорич