должны повести этот пересмотр под двойным знаком: аеуюосаотчуаной художественности, которою они но мо
гут поступиться к по поступятся,’ и приближения к нзменшяшшся запроса,» и изменившейся психике зрительной за
лы. Думается, результаты этого течеаая должны (мазаться ужо в ближай
ший театральный год с достаточно;! ЛС1.0 лью и отчетливостью. Если и но так отчетливо, то все-таки, надо полагать, валяет некая «новизна» сказы
ваться и в характере подступов к ре
пертуарному материалу, в сценических методах его осуществления. Это не зна
чит, что театр выскочит пз своей кожи. Ничего доброго из такой операции про
истечь никогда не может. Но что-то станет «сеяться,—это также кажется несомненным. Что-то заострится, чтото упростится; я не знаю—может бить, времен: о даже пожертвуют несколько глубиною ради простоты и яркости,
чтобы затем добыть сочетание обоих начал, добыть синтез углубленной яр
кости п яркой углубленности. Тогда некоторые пьесы, теперь отвергаемые, не за существо их художественного содержания, по из-за привычных ме
тодов их инсценировки и игры, снова окажутся вполне приемлемыми, «со
звучными», перестанут быть изгоями и вернутся в репертуар. Впрочем, тут можно лишь смутно рздать.
Как на некоторое свидетельство наличия такого рода процессов можно указать хотя бы на факты сценической жизни всех трех Студий Художествен
но о театра, в которых, при леей воряюсти принципам метрополии .ясно
чувствуются нозыс уклоны, тяготение к кто 1- то новой едопической «правде». Внимательный глаз ыо- эго разглядеть хотя бы в мадере постановки «Эрика XIV», имевшей точка соприкосновения с по т иконками Камерного театра. Это бил спектакль «школы» Художественного театра, но это был и спек
такль уже ш:о 1 сценической школы, е ясными элемент мы эстетической ре
волюционности,—конечно, со сом не в стиле и вкусе Мейеркольдовских «Сорь».
Го я уже выше отмечал, - «Октябрьсовсем напрасно видал себз монополию ца эту тсатральную революционность.
Еще одна важная черта истекшего
года, поскольку речь идет об ажаденвческнх театрах. Они оказались аосо
ндровапншш. Пока это имело лишь значение организационное и, так ска
зать, юридическое; на художественной жизни объединенных театров заметно по сказалось. Но в дальнейшем, ду
мается, по может по оказаться. Факт уществоваппя ассоциации непременно ставит на очередь вопрос о’ некоем общем плане работы всей ассоциации.
какой-.то согласованности, о разделении художественного труда. Прежде каждый из театров думал сам за себя.
— теперь все должны думать за всех, за ассоциацию, как целое. Теперь становится возможным, чтобы художественные усилия всех театров академической группы (понемногу это неиз
бежно распространится на все москов
ские театры, без различия обозк чения) складывала одну общую и строй
пую картину театрального года., с гармонично вссполняющимй одна другую частями. Уже по только не остается места для какой-нибудь конкурренцки, телкотпп, переСчюайия дорзги, как это не раз бывало в тгаротсатра ль по й московской практике, но выдвигается воз
можность полного содружества. Вместе иесммьккч: Х пертуариых планов кто
отдельным театрам—один общий план,
строго продуманный, в котором все учтено,—и интересы целого, и инте
ресы и возможности каждой из частей. Теперь это -пе утопия, теперь это осущетсвимо, и у ассоциированных театров имеется орган для такого обь
единения и гармонизации. Никто не говорит, что сделать это так ужь про
сто и: легко, и никто но ждет, что о горного же абцуга, в первый ж год получится какой - то идеальный план, способный всех и во всем удовлетво
рить. Неизбежны уступки, комнроиис
ы, неизбежно считаться с тягогения
МП, ГО МОЖНССГКМЛ и невозможностями1, отдельных театров,
Самый идеальный репертуарный план — мыльный пузырь, только кр .сивая впдгшотсь, если он но находит д стойкого его сценического выполнения. Создан» репертуар совсем не то, что по
добреть библиотечку пьес. Пусть в репертуаре будут одни Софоклы, Шекспиры, Пушкины,-р э они неудовлетворительно рольщрываютея, план ни