вить опредѣленный порядокъ въ буквахъ, написанныхъ на бумагѣ противъ каждой клѣтки квадрата.
Порядокъ вырѣзанныхъ квадратовъ зависитъ отъ составителя рѣшетки и, не зная его, нельзя прочесть
написанное. Рѣшетка употреблялась въ средніе вѣка для тайныхъ собщеній.
Jvonne d Axe — повидимому псевдонимъ. Судя по содержанію, авторъ достаточно знакомъ съ Россіей и, по его словамъ, имѣетъ личное знакомство съ московскими архитекторами.
Статья «Moscou moderne»—отчетъ о поѣздкѣ въ Москву и, главнымъ образомъ, объ новыхъ постройкахъ въ Москвѣ. Стиль—мѣстами явно подражательный тѣмъ
французскимъ изданіямъ съ рисунками Caran d’ach’a,
которыя выходятъ въ Парижѣ спеціально для русскихъ потребителей и часто сбиваются на благерство.
Рисунки сдѣланы крайне небрежно, я бы даже сказалъ—съ нѣкоторымъ намѣреннымъ пренебреженіемъ къ
читателямъ, каковымъ характеромъ, впрочемъ, отличается и вообще все содержаніе «La Grille».
По различнымъ обстоятельствамъ, эти рисунки не могутъ быть воспроизведены факсимиле и потому предлагаются въ копіяхъ, сдѣланныхъ переводчикомъ.
Б.
Но вотъ: во всю длину площади, параллельно стѣнѣ кремля—выросли огромныя богатыя зданія,—ихъ раньше не было.
Одно изъ этихъ зданій даже выстроено изъ натуральнаго камня, что въ Москвѣ представляетъ довольно рѣдкое явленіе и вошло въ моду только въ послѣднее
время. Однако, архитектурныя формы этого зданія имѣютъ совершенно произвольный и очень мало отвѣ
чающій камню характеръ. Эго —торговый домъ, въ родѣ нашего Лувра. Онъ выстроенъ по желанію купечества
Фиг. 1.
въ русскомъ стилѣ и имѣетъ большія окна, по русскому загадочному обычаю на половину задѣланныя чѣмъ то въ родѣ каменныхъ занавѣсокъ (фиг. 1). Сами русскіе архитекторы, съ которыми мнѣ доводилось говорить, не понимаютъ значенія ихь. Обычай этотъ крайне дорэгь, неудобенъ и неконструктивенъ и, однако, онъ въ боль
шомъ ходу. Очень возможно, что здѣсь мы встрѣчаемся съ однимъ изъ проявленій мистицизма, свойственнаго вообще славянскимъ рассамъ.
Раньше на мѣстѣ этихъ пышныхъ зданій былъ не высокій двухъэтажный домъ съ открытой галлереей,
выходящей на площадь. Въ этой галлереѣ постоянно
тѣснилась покупающая публика, а около, на тротуарѣ и даже на мостовой, среди извозчиковъ, всюду шныряли
торговцы съѣстными припасами. На востокѣ вещь никогда не покупаютъ сразу; непремѣнно нужно много разъ при
цѣниться, отойти и снова начать торговаться, причемъ купецъ изъ уваженія къ выдержкѣ характера покупа
теля иногда понижаетъ цѣну противъ первоначальной
на 75%. Слѣдовательно, чтобы купить что нибудь, нужно потратить довольно много времени и очень по
нятно, что покупателю бываетъ необходимо подкрѣпить себя. Поэтому около торговыхъ помѣщеній въ Москвѣ всегда можно было встрѣтить такіе ходячіе буфеты, даже съ горячей пищей. Это оживленіе, этотъ спеціальный колоритъ стараго зданія тогда мнѣ очень нрави
лись, но теперь я напрасно искала прежняго. Общеевро
пейская культура, общеевропейскіе обычаи совершенно вытѣснили старые.
Зеркальныя стекла, шикарныя выставки и неизбѣжная надпись «prix fixe»—все это стало и здѣсь, какъ и повсюду.
Говорятъ, старый домъ грозилъ разрушеніемъ и вотъ вмѣсто него, выстроили новый. Странно, но не смотря на то, что новый домъ выстроенъ въ русскомъ стилѣ, мнѣ почему-то старый домъ, хотя онъ представлялъ изъ себя подражаніе ложно-классическому направленію, казался тогда несравненно болѣе русскимъ, чѣмъ этотъ, и я пожалѣла объ немъ.
Красная площадь соединяется черезъ двойныя ворота
I.
15 лѣтъ... можетъ быть больше—я не помню точно. Во всякомъ случаѣ, это было такъ недавно, и вотъ — все перемѣнилось. Та картина, которую сохранило мое воспоминаніе, такъ не похожа на то, что есть, что я увидѣла теперь. Даже въ Кремлѣ, въ этомъ чудномъ Кремлѣ, выросло что то новое, чуждое...
Когда то я такъ любила пустынную тишину этой площади, обнесенной полуразваливавшейся рѣшеткой.
Я любила стоять у этой рѣшетки: за нею былъ крутой скатъ въ запущенный садъ, сквозь деревья котораго виднѣлась ползущая внизу средневѣковая зубчатая крѣпостная стѣна съ дозорными башнями. За стѣной вид
нѣлась рѣка, а тамъ, внизу, далеко—далеко вокругъ раз
стилалась огромная панорама фантастическаго города съ его башнями и золотыми главами церквей, заканчивающаяся на горизонтѣ туманными силуэтами лѣсовъ.
И эта ширь площади, это безлюдье, эта тишина такъ увлекали фантазію въ глубь вѣковъ, такъ много говорили..... Теперь эта поэзія времени нарушена.
Мнѣ всегда казался страннымъ обычай ставить памятники въ старыхъ зданіяхъ, въ историческихъ дво
рахъ; такимъ же страннымъ, какъ нашъ парижскій обычай переименовывать улицы въ честь великихъ людей.
Въ этомъ мнѣ всегда чудится почему то предчувствіе конца исторіи народа. Мнѣ кажется, меня хотятъ увѣрить, что ужъ лучше тѣхъ, которые были
не будетъ; что все, что могъ сказать народъ—уже сказано, и осталось только гордиться своимъ прошлымъ... И самый городъ мнѣ начинаетъ казаться какимъ-то огромнымъ некрополемъ, въ которомъ люди занимаются украшеніемъ могилъ своего прошлаго.
Настроенная такъ грустно, я выхожу на Красную площадь. Передо мной все тотъ же, такъ поражавшій
меня, храмъ Василія Блаженнаго и по прежнему цѣла обнесенная рѣшеткой средневѣковая русская гильотина.