Роковая ночь.

НАБРОСОКЪ.
Анна Аркадьевна жадно глядѣла на морскую даль. Было что-то величественное и притягивающее въ этой необъятной шири. Большая, круглая лупа, величаво выплывъ изъ-за горизонта, бросила на море длинную, широ
кую полосу свѣта. Море казалось совершенно спокойнымъ. Волны мѣрно, съ глухимъ шумомъ, ударялись о каменистый берегъ.
Теплый воздухъ, напоенный ароматомъ цвѣтовъ, смѣшаннымъ съ острымъ щекочущимъ запахомъ: моря; яркая луна, залившая землю голубоватымъ свѣтомъ, тишина и спокойствіе ночи—погрузили Анну Аркадьевну въ груст
ное, задумчивое настроеніе. Она сидѣла на скамеечкѣ подъ развѣсистыми вѣтвями стараго каштана, опершись о ручку зонтика и задумчиво глядѣла на море. Чья-то лодочка съ бѣлымъ парусомъ въѣхала въ полосу трепещущаго, переливающагося свѣта.
Сзади Анны Аркадьевны, за густыми кустами, послышались чьи-то голоса, нарушившіе молчаніе ночи.
„Начала публика собираться къ замку“,—подумала она и ей стало жаль, что придется разстаться съ задумчивымъ созерцаніемъ чудной картины очаровательной южной ночи.
Дѣйствительно, черезъ какую-нибудь минуту по дорожкѣ, усыпанной мелкимъ гравіемъ, прошелъ молодой человѣкъ, одѣтый въ. бѣлую лѣтнюю пару. Отъ его высокой фигуры на дорожку, залитую луннымъ свѣтомъ, падала длинная, темная тѣнь. Аннѣ Аркадьевнѣ бросилось въ глаза, что у него въ рукахъ была скрипка въ футлярѣ. Затѣмъ про
шли какія-то двѣ дамы, оставивъ за собой надолго острый запахъ сильныхъ духовъ. Говоръ за кустами все усили
вался. Потомъ онъ вдругъ почему-то смолкъ и наступила глубокая тишина... Заиграла скрипка... такъ тихо, тихо... какъ будто далеко, далеко... Звуки тихіе, жалобно молящіе, медленно летѣли къ безбрежному морю, залитому лун
нымъ свѣтомъ... Казалось, они о чемъ-то молили его... Все усиливаясь, опи перешли въ страстную, бурную мольбу... Такъ длилось нѣсколько мгновеній... Затѣмъ опи, какъ бы отчаявшись, зарокотали гнѣвнымъ ропотомъ...
Анна Аркадьевна, вся насторожившись, жадно ловила эти звуки. Сердце ея слилось, охваченное приливомъ ка
кого-то жгучаго чувства. Она не могла теперь сидѣть на скамеечкѣ—ее потянуло къ тому мѣсту, гдѣ играли... Она встала и пошла...
Въ бѣлой аркѣ, на каменной террасѣ замка, стоялъ молодой человѣкъ въ бѣломъ костюмѣ и игралъ на скрипкѣ. На ступеняхъ сидѣла публика. ц\пна Аркадьевна тоже сѣла. Сквозь печальные, темные кипарисы ей видно было серебрящееся море. Скрипка теперь совершенно пѣла.
Сердце у Анны Аркадьевны сжималось все сильнѣе и. сильнѣе. Ей сдѣлалось чего-то яиль... чего, опа сама не могла опредѣлить... Уходящей ли молодости или еще чего другого—она не знала...
Когда яге смычокъ запѣлъ страстно, она почувствовала въ его звукахъ призывъ къ могучей животворящей любви и ей захотѣлось настоящей пылкой любви, свободной, чарующей, все себѣ покоряющей...
Ее гипнотизировали эти властные звуки, рисуя ей какія-то неясныя, но заманчивыя, картины любви... Она почувствовала въ себѣ желаніе жить, наслаждаться жизнью...
Когда скрипка смолкла, ее охватило стыдливое чувство раскаянія за свою минутную вспышку.
Она встала, чтобы итти домой. Ей хотѣлось успокоиться, прійти въ себя... Вдругъ она услыхала надъ самымъ ухомъ знакомый голосъ Лачинова:

— Анна Аркадьевна!.. Здравствуйте... Я уже давно васъ ищу...

И онъ крѣпко сжалъ своей горячей, сильной рукой ея холодную руку.

— Я иду домой... потому... до свиданья!—сказала Анна Аркадьевна.

— Домой!.. Въ такую ночь!—воскликнулъ Лачиновъ.— Погодите... Онъ сейчасъ опять заиграетъ...

— Нѣтъ, я пойду...

— Погодите... Онъ будетъ играть теперь свою лучшую вещь... Пойдемте вонъ туда на скамеечку, сядемъ и будемъ слушать...
И онъ, размахивая лѣвой рукой, быстро пошелъ къ кустамъ, гдѣ стояла скамейка. Анна Аркадьевна нерѣши
тельно пошла за нимъ. Подъ кустами была тѣнь. Замокъ со своими причудливыми башенками, производившій въ лунномъ свѣтѣ впечатлѣніе какой-то фантастической по
стройки, былъ весь передъ ихъ глазами. Они сѣли. Скрипка заиграла снова. Анна Аркадьевна слушала, и ее опять охватило преяшее волнующее чувство.
Лачиновъ сидѣлъ совсѣмъ близко отъ нея. Лица его Аннѣ Аркадьевнѣ не было видно, но она инстинктивно угадывала, что онъ переяшваетъ одинаковое съ ней настроеніе. Когда скрипка смолкла, Лачиновъ всталъ и сдвинувъ на затылокъ свою мягкую шляпу, потеръ лобъ. Те
перь его лицо было освѣщено луной, и Анна Аркадьевна замѣтила, что его большіе темные глаза блестятъ какимъ-то особеннымъ блескомъ.

— Хорошо!—произнесъ онъ задумчиво глухимъ голосомъ и снова опустился на скамейку.

Публика громко заговорила, расходясь съ террасы въ разныя стороны.
— Неужели вы на этихъ дняхъ думаете уѣхать отсюда?—спросилъ Лачиновъ, слегка придвинувшись къ Аннѣ Аркадьевнѣ.
— Да, пора ужъ... Теперь я чувствую себя совсѣмъ здоровой... Больше мнѣ здѣсь оставаться не слѣдуетъ...
— Почему?—съ тревогой въ голосѣ спросилъ Лачиновъ. — Какъ почему?.. Тамъ мужъ, ребенокъ... Опи, я думаю, и такъ ужъ соскучились обо мнѣ...
— Такъ... такъ... задумчиво произнесъ Лачиновъ и опустилъ голову.—Значитъ, послѣдніе деньки я вижу васъ... жаль...
— А вамъ-то что?.. Здѣсь ли я или меня нѣтъ, думаю, вамъ все равно...—проговорила Анпа Аркадьевна и почувствовала, что покраснѣла.
„Не нуяшо было говорить этого... какъ будто напрашиваюсь на откровенность“!..упрекнула она мысленно сама себя,
— Мнѣ тяжело разставаться съ вами, Анна Аркадьевна... Я сильно успѣлъ привыкнуть къ вамъ... Вы мнѣ сдѣлались симпатичны... Много счастливыхъ минутъ переяшлъ я, благодаря вамъ...
Онъ досталъ папиросу и поспѣшно закурилъ ее.

Огонекъ спички освѣтилъ его лицо съ умными, темными глазами и большой, красивой бородой.

— Не знаю, чѣмъ я могла доставить вамъ много счастливыхъ минутъ!—усмѣхнувшись, сказала Анна Аркадьевна.
— Какъ чѣмъ?.. Во-первыхъ, начать съ того, что вы съ перваго же нашего знакомства отнеслись ко мнѣ съ какимъ-то особеннымъ довѣріемъ... 0, да что говорить! По