жалуй, еще начнешь говорить вамъ любезности, какъ какой-нибудь молоденькій юнкерокъ!.. Скажу вамъ просто, безъ всякой утайки: съ первой же встрѣчи я полюбилъ васъ... какъ это ни странно въ мои годы...
— Александръ Васильевичъ!.. Что вы говорите!—воскликнула Анна Аркадьевна.—На васъ, должно-быть, сильно подѣйствовала музыка...
— Нѣтъ!—горячо перебилъ ее Лачиновъ и, придвинувшись къ ней, почти зашепталъ страстнымъ голосомъ:
— Съ перваго же раза на меня повѣяло отъ васъ чѣмъто такимъ роднымъ, хорошимъ... Однимъ словомъ, я въ васъ встрѣтилъ ту женщину, которую мнѣ рисовало мое
воображеніе... ту идеальную женщину./. Анна Аркадьевна засмѣялась, но смѣхъ у нея былъ дѣланный. Самой себѣ
боялась она сознаться, что слушаетъ его слова почти съ наслажденіемъ. Нагнувшись, она стала кончикомъ зонтика разгребать гравій.
— Вы смѣетесь,—печальнымъ голосомъ сказалъ Лачиновъ,—я же чувствую, что жить не могу безъ васъ .. Онъ не договорилъ и, вставъ со скамейки, прошелся нѣсколько разъ взадъ и впередъ по дорожкѣ. Анна Аркадьевна тоже хотѣла встать и итти домой, но какое-то чувство парали
зовало ея волю, и она осталась сидѣть, какъ бы выжидая чѣмъ все это кончится. Лачиновъ подошелъ къ ней.
— Анна Аркадьевна,—сказалъ онъ дрожащимъ, волнующимся голосомъ,—нѣтъ выше счастія на землѣ, какъ любовь...
— Позвольте съ вами не согласиться...—перебила его Анна Аркадьевна, по привычкѣ спорить,—Счастіе не въ одной только любви... Счастіе можно найти въ служеніи людямъ* въ идейной работѣ...
— То не полдое счастіе,—не далъ ей докончить Лачиновъ,—то скорѣе удовлетвореніе альтруистическихъ потреб
ностей въ культурномъ человѣкѣ... ііолиое счастіе можно испытать только тогда, когда любишь и твою дюбовь раздѣляютъ...
— Мнѣ странно слышать это отъ васъ, Александръ Васильевичъ!.. Вы, который почти всю свою яшзнь отдали работѣ, говорите такія вещи...
— Я говорю то, что мнѣ въ данную минуту подсказываетъ мое чувство... Я не могу... Я долженъ сказать вамъ... что люблю васъ... люблю... и...
Онъ протянулъ, какъ бы моля, свои руки къ Аннѣ Аркадьевнѣ. Она, не отдавая себѣ отчета, протянула ему свою бѣлую съ длинными тонкими пальцами руку. Онъ схватилъ ее и прижалъ къ своей груди. Она почувство
вала къ нему въ эту минуту глубокую симпатію. Ей захо
тѣлось приласкать его какъ ребенка. А онъ умолялъ ее полюбить его, и она слушала его слова съ бьющимся сердцемъ. Когда же онъ началъ покрывать ея руки страстными поцѣлуями, она не отдернула своихъ рукъ, а сидѣла, наклонивъ къ нему голову, словно загипнотизированная, вся охваченная сладкимъ щемящимъ чувствомъ...
Только къ утру Анна Аркадьевна вернулась домой. Войдя въ свой номеръ, она хотѣла снять свою шляпу, какъ въ глаза ей бросилась лежащая на столѣ телеграмма. Быстро распечатавъ ее, она пачала читать. Лицо ея сразу сдѣлалось мертвенно-блѣднымъ, а глаза приняли обезу
мѣвшее выраженіе. Телеграмма выпала изъ ея трясущихся рукъ. Анна Аркадьевна безпомощно упала въ кресло.
— Неужели ея нѣтъ?!. Нѣтъ моей милой... дочки... моего ребенка!.. Боже, какая я гадкая!.. Тамъ смерть, а я
тутъ... О, гадость!.. Сама судьба мститъ мнѣ... Мнѣ стоитъ!.. Я заслужила!
Она въ отчаяніи сжала свои руки такъ сильно, что захрустѣли кости. Ее охватило дикое, безумное отчаяніе. Ей хотѣлось куда-то ; броситься, куда-нибудь бѣжать,-бѣжать
отъ самой себя... сдѣлать себѣ больно, удариться головой о стѣну... Но что сдѣлать?.. Прошлаго нельзя вернуть!.. Хотѣлось увѣрить себя, что этого ничего не было... Но те
леграмма, валяющаяся на полу, ясно говорила, что дочь ея умерла.
Тамъ было Записано карандашомъ крупнымъ, разборчивымъ почеркомъ:
„Пріѣзжай немедленно. Люба умерла. Хворала четыре дня. Я принималъ всѣ мѣры. Ашаровъ.“
— Какъ это ужасно! — проносилось въ головѣ Анны Аркадьевны. — Неужели я теперь могу ѣхать къ нему?..
Жить съ нимъ, скрывать отъ него, что я ему измѣнила,
лгать, притворяться..^Помириться со своимъ горемъ! Нѣтъ, я не могу...
... Море бушевало. Высокія волны съ бѣлыми пѣнящимися гребнями съ дикимъ ревомъ бѣшено налетали на берегъ. Сильный порывистый вѣтеръ гнулъ верхушки
кипарисовъ. Сѣрыя тучи,изорванныя, клочковатыя, неслись низко-низко, сливаясь на горизонтѣ съ водой. Волны, съ грохотомъ ворочая камнями, взлетали на берегъ и, разбив
шись въ мелкія брызги о скалы, пѣнясь скатывались обратно, шурша гравіемъ.
Анна Аркадьевна, цѣпляясь руками за камни, подошла къ самому берегу. Платье ея моментально сдѣлалось мок
рымъ отъ брызгъ. Она перегнулась всѣмъ корпусомъ къ водѣ. Высокая волна, прозрачная, зеленая, захлестнула ее. Ея не стало...
Вл. Стамировскій.
„Въ эту лунную ночь“.
Я Чайковскаго питомецъ Томныхъ барышень зна Про любовь и про луну Пѣсню вѣчную тяну...
— Александръ Васильевичъ!.. Что вы говорите!—воскликнула Анна Аркадьевна.—На васъ, должно-быть, сильно подѣйствовала музыка...
— Нѣтъ!—горячо перебилъ ее Лачиновъ и, придвинувшись къ ней, почти зашепталъ страстнымъ голосомъ:
— Съ перваго же раза на меня повѣяло отъ васъ чѣмъто такимъ роднымъ, хорошимъ... Однимъ словомъ, я въ васъ встрѣтилъ ту женщину, которую мнѣ рисовало мое
воображеніе... ту идеальную женщину./. Анна Аркадьевна засмѣялась, но смѣхъ у нея былъ дѣланный. Самой себѣ
боялась она сознаться, что слушаетъ его слова почти съ наслажденіемъ. Нагнувшись, она стала кончикомъ зонтика разгребать гравій.
— Вы смѣетесь,—печальнымъ голосомъ сказалъ Лачиновъ,—я же чувствую, что жить не могу безъ васъ .. Онъ не договорилъ и, вставъ со скамейки, прошелся нѣсколько разъ взадъ и впередъ по дорожкѣ. Анна Аркадьевна тоже хотѣла встать и итти домой, но какое-то чувство парали
зовало ея волю, и она осталась сидѣть, какъ бы выжидая чѣмъ все это кончится. Лачиновъ подошелъ къ ней.
— Анна Аркадьевна,—сказалъ онъ дрожащимъ, волнующимся голосомъ,—нѣтъ выше счастія на землѣ, какъ любовь...
— Позвольте съ вами не согласиться...—перебила его Анна Аркадьевна, по привычкѣ спорить,—Счастіе не въ одной только любви... Счастіе можно найти въ служеніи людямъ* въ идейной работѣ...
— То не полдое счастіе,—не далъ ей докончить Лачиновъ,—то скорѣе удовлетвореніе альтруистическихъ потреб
ностей въ культурномъ человѣкѣ... ііолиое счастіе можно испытать только тогда, когда любишь и твою дюбовь раздѣляютъ...
— Мнѣ странно слышать это отъ васъ, Александръ Васильевичъ!.. Вы, который почти всю свою яшзнь отдали работѣ, говорите такія вещи...
— Я говорю то, что мнѣ въ данную минуту подсказываетъ мое чувство... Я не могу... Я долженъ сказать вамъ... что люблю васъ... люблю... и...
Онъ протянулъ, какъ бы моля, свои руки къ Аннѣ Аркадьевнѣ. Она, не отдавая себѣ отчета, протянула ему свою бѣлую съ длинными тонкими пальцами руку. Онъ схватилъ ее и прижалъ къ своей груди. Она почувство
вала къ нему въ эту минуту глубокую симпатію. Ей захо
тѣлось приласкать его какъ ребенка. А онъ умолялъ ее полюбить его, и она слушала его слова съ бьющимся сердцемъ. Когда же онъ началъ покрывать ея руки страстными поцѣлуями, она не отдернула своихъ рукъ, а сидѣла, наклонивъ къ нему голову, словно загипнотизированная, вся охваченная сладкимъ щемящимъ чувствомъ...
Только къ утру Анна Аркадьевна вернулась домой. Войдя въ свой номеръ, она хотѣла снять свою шляпу, какъ въ глаза ей бросилась лежащая на столѣ телеграмма. Быстро распечатавъ ее, она пачала читать. Лицо ея сразу сдѣлалось мертвенно-блѣднымъ, а глаза приняли обезу
мѣвшее выраженіе. Телеграмма выпала изъ ея трясущихся рукъ. Анна Аркадьевна безпомощно упала въ кресло.
— Неужели ея нѣтъ?!. Нѣтъ моей милой... дочки... моего ребенка!.. Боже, какая я гадкая!.. Тамъ смерть, а я
тутъ... О, гадость!.. Сама судьба мститъ мнѣ... Мнѣ стоитъ!.. Я заслужила!
Она въ отчаяніи сжала свои руки такъ сильно, что захрустѣли кости. Ее охватило дикое, безумное отчаяніе. Ей хотѣлось куда-то ; броситься, куда-нибудь бѣжать,-бѣжать
отъ самой себя... сдѣлать себѣ больно, удариться головой о стѣну... Но что сдѣлать?.. Прошлаго нельзя вернуть!.. Хотѣлось увѣрить себя, что этого ничего не было... Но те
леграмма, валяющаяся на полу, ясно говорила, что дочь ея умерла.
Тамъ было Записано карандашомъ крупнымъ, разборчивымъ почеркомъ:
„Пріѣзжай немедленно. Люба умерла. Хворала четыре дня. Я принималъ всѣ мѣры. Ашаровъ.“
— Какъ это ужасно! — проносилось въ головѣ Анны Аркадьевны. — Неужели я теперь могу ѣхать къ нему?..
Жить съ нимъ, скрывать отъ него, что я ему измѣнила,
лгать, притворяться..^Помириться со своимъ горемъ! Нѣтъ, я не могу...
... Море бушевало. Высокія волны съ бѣлыми пѣнящимися гребнями съ дикимъ ревомъ бѣшено налетали на берегъ. Сильный порывистый вѣтеръ гнулъ верхушки
кипарисовъ. Сѣрыя тучи,изорванныя, клочковатыя, неслись низко-низко, сливаясь на горизонтѣ съ водой. Волны, съ грохотомъ ворочая камнями, взлетали на берегъ и, разбив
шись въ мелкія брызги о скалы, пѣнясь скатывались обратно, шурша гравіемъ.
Анна Аркадьевна, цѣпляясь руками за камни, подошла къ самому берегу. Платье ея моментально сдѣлалось мок
рымъ отъ брызгъ. Она перегнулась всѣмъ корпусомъ къ водѣ. Высокая волна, прозрачная, зеленая, захлестнула ее. Ея не стало...
Вл. Стамировскій.
„Въ эту лунную ночь“.
Я Чайковскаго питомецъ Томныхъ барышень зна Про любовь и про луну Пѣсню вѣчную тяну...