— Приходи вечеромъ. — Ладпо.
— Да смотри, ежели пьяный придешь... — ІІу вотъ, зачѣмъ же пьяный...
— Пу то-то, проговорилъ Семенъ Кириловичъ и хотѣлъ уже уходить, но пропойца остановилъ его.
— Братъ, дай сколько нибудь деньженокъ, проговорилъ онъ.
—• Чтобъ опять водкой налопаться.
— Не водкой, а ѣсть хочется, да хотѣлъ одежу выкупить, какъ же я такъ-то приду?
— Ну ладно, приходи такъ, одежу послѣ выкупишь, а вотъ те двугривенный пока.
Давъ брату монету, Семенъ Кириловичъ поспѣшпо ушелъ, ворча подъ носъ укоризны брату и падѣляя его эпитетами самого нелюбезнаго и неродственнаго свойства.
II.
Въ тотъ же день, часовъ въ пять вечера, когда рысакъ Семена Кириловича Закоблучина остановился у во
ротъ его дома, въ ожиданіи, пока дворникъ отворитъ ворота, подошла и знакомая уже намъ личность пропойцы.
— Войди ко мнѣ! крикнулъ ему изъ экипажа Семенъ Кириловичъ.
Возгласъ этотъ послужилъ «ропойцѣ пропускомъ на дворъ брата. Выйдя изъ экипажа, Семенъ Кириловичъ прошелъ къ себѣ въ кабинетъ и кликнулъ старуху няньку, приказавъ ей:
— Братъ тамъ на дворѣ, поди-ко проведи его сюда. Скоро пропойца, дрожащими руками перебирая свою
изорванную соломенную шляпу, стоялъ въ кабинетѣ передъ сидѣвшимъ па диванѣ Семеномъ Кириловичемъ.
— Безстыжіе твои глаза, потирая ладонью колѣнку, проговорилъ Семенъ Кириловичъ.
— Что же дѣлать-то... какъ-то безнадежно отвѣтилъ пропойца.
— НІто дѣлать! Конешпое дѣло водку жрать, слоняться изъ угла въ уголъ легче, нежели дѣло дѣлать.
Ужъ въ тебѣ вѣдь ни стыда, ни совѣсти пѣтъ. Ты оглянись-ка па себя, чучела заморская... да еще въ
такомъ-то видѣ ты по рядамъ ходишь, побираешься у всѣхъ, къ амбару къ моему подходишь. Іепя-то конфузишь только.
— Не оправишься, братъ, съѣхалъ съ дороги... и я хорошъ былъ, какъ богатъ-то былъ.
— Поровну намъ чай досталось-то, што-жъ у тебя отняли што-ли?
— Я и не говорю, что отняли, атакъ въ молодости дѣломъ не занялся, закутилъ, запутался... Да что вспоминать... Ты думаешь, братъ, легко пьяницей быть...
Нѣтъ. Иногда и пьешь-то не ради водки, а такъ забыться бы только... Повѣрь самъ. Самому хочется исправиться, ей-ей право, да какъ исправишъся-то?...
— Ну што-жъ ты таперь пришелъ? НІто скажешь? — Что скажу, устрой меня какъ нибудь.
— Гмъ... Ужъ я тебя дурака устроивалъ, устроивалъ, мѣста тебѣ давалъ, гдѣ отъ тебя только и требова
лось—живи да не бражничай. Нѣтъ! ты все за свое... ПІто-жъ теперь, какъ я тебя устрою.
— Оставь меня, братъ, при себѣ, я изъ твоего повиновенія не выйду, а дѣло—что заставишь, то и буду дѣлать.
— Оставить при себѣ... гмъ... въ раздумьи поглаживая бороду, говорилъ Семенъ Кириловичъ, —што-жъ изъ этого выйдетъ-то? Ужъ если ты въ чужихъ лю
дяхъ не выдержалъ себя, гдѣ-жъ тебѣ у меня-то въ струнѣ держаться.
— Повѣрь, братъ, ей-ей не обману.
— Ну, стукнувъ кулакомъ по колѣнкѣ, сказалъ Семенъ Кириловичъ,—ну смотри, Василій, я тебя при себѣ оставлю, только уговоръ лучше денегъ—водки штобы ни капли никогда. Хошь такъ ай нѣтъ?
— Хочу, братъ.
— Ну смотри, послѣ на себя и пеняй, ежели только хоть разъ, да будешь пьянъ, сейчасъ со двора сгоню, и тогда ужъ па глаза мнѣ не попадайся... Послѣ того ежели къ амбару, ай къ дому придешь, я знаю какъ съ тобой раздѣлаться.