Житоміръ.
Анонимныя письма въ провинціи, а особенно у насъ,—зто своего рода холера. Благодаря этимъ гнуснымъ письмамъ, въ Житомірѣ загублена еще одна молодая жизнь.
До чего можетъ дойти злоба, интрига и провинціальное озвѣреніе, удивительно!
Кому то помѣшала любовь двухъ молодыхъ существъ. Какъ средство, часто достигающее цѣли, были пущены въ ходъ анонимныя
письма. Писали ей, писали и ему. И онъ, и она были сбиты съ толку, причемъ она продолжала любить и вѣритъ, а онъ поддался навѣтамъ и круто оборвалъ свои отношенія.
Не выдержало молодое женское сердце, и судьбѣ угодно было довести дѣвицу до полнаго отчаянія и самоубійства въ то время, когда она имѣла всѣ права и основанія на жизнь.
Говорятъ: «нѣтъ повѣсти печальнѣе на свѣтѣ, какъ повѣсть о Ромео и Джульетѣ», но Житоміровская повѣсть печальнѣе. Во-первыхъ, Ромео живъ, во-вторыхъ Джульету отравили анонимныя письма.
Они, эти письма, вторглись въ чужую жизнь, осквернили все лучшее и вогнали молодую, полную силъ дѣвицу въ гробъ!
Это ли не продуктъ пошлаго провинціальнаго недомыслія, или что еще хуже, праздной злобы?!
ОСЕНЬ.
Вотъ и плэ кса-осень замѣнила лѣто!
Соловьиныхъ пѣсенъ оборвались треіи... Небо, словно въ трауръ, тучами одѣто...
А деревья-розги грустно такъ смотрѣли...
Гдѣ признаній страстныхъ рѣчи прозвучали— Мокрая ворона сплетничала съ галкой...
Сколько тутъ насмѣшки!.. Сколько здѣсь печали!... Плачь, брать-дождикъ, шибче надь люоовью жалкой!.. Дождикъ мелкой сѣткой заслонилъ все поле, Заслонилъ дорогу и не знаешь даже-^.
О ч к и.
(сценка).
На Сухаревской площади всегда можно найти нѣсколькихъ тор- вцевч очками. Обыкновенно, это суроваго вида старики изъ бывшихъ дворовыхъ. Номеровъ очки,конечно,не имѣютъ и покупаются «на пробу».
Воскресный день. Противъ Сухаревки стоитъ облеченный въ изорванный армякъ высокаго роста старикъ, съ гладко пробритымъ под
бородкомъ и клочьями сѣдоватыхъ бакенбардъ. Онъ весь увѣшанъ очками, а одни изъ нихъ темно-дымчатые, почти черные, онъ нацѣнилъ даже себѣ на носъ.
— Купите очечки, господа, бурчитъ онъ. Лучше видѣть бу. •. ввѣкъ не износите.
Около него останавливается изрядно «заложившій» мастеровой.
—- Старикъ, старикъ, бормочетъ онъ,—дай намъ очки, да только чтобъ ностоющѣй были.
— Да ты. братъ, никакъ пустонлясничаешь, отзывается продавецъ. Ну, на кой тебѣ прахъ, очки. И безъ нихъ шило съ дратвой увидишь.
— Нѣтъ, старичекъ, ты это не въ ту позицію попадаешь. М: не сапожнаго письма люди, а по слесарной части существуемъ. Те
перича почувствовали мы въ лѣвомъ глазу развихляніе, а потому и покупаемъ себѣ очки.
— Ну, какихъ-же тебѣ?
— Да каки получше будутъ—тѣ и давай. Только синихъ да зеленыхъ не надо—а то неровно еще собаки пугаться будутъ.
— Да тѣхъ тебѣ, дурона голова, и не нужно. Съ тѣхъ одно только помраченіе, а увеличенія не дождешься. Вота, тебѣ пара бѣленькихъ, самыя ходкія будутъ, знай только смотри—поглядывай.
Онъ достаетъ изъ кармана обрывокъ какой-то газеты.
— Вотъ, братъ, тебѣ, говоритъ онъ, отдавая ец мастеровому. Надѣнь очки, да посмотри на газету. Можешь читать — значитъ очки годятся, нѣтъ—такъ надо еще походче сыскать.
Мастеровой надѣваетъ очки, щуритъ глаза, скашиваетъ ихъ и говоритъ:
— Нѣтъ, эти не ходятъ. Не читается что-то. — Ну, вотъ возьми эти. Опять та же процедура.
— Не видать и сквозь эти.
— Ну, это ты, братъ, кажись врешь. Неужто такъ-таки и не можешь ни одной литеры разобрать.
— Нѣтъ. Вижу, какія то козявки на бумагу нонапеханы, а что онѣ обозначаютъ—поди—знай. с
— На, бери вотъ эти. Ходче этихъ и нѣту. Очки самыя стѳющія. — Вотъ сквозь эти немножко появственнѣй. А только, между прочимъ, все-же ни единаго слова прочесть не могу.
Старикъ смотритъ на него съ удивленіемъ.
— Ну, братъ, и антикъ-же твои глаза, коли и съ этими читать не можешь. Совсѣмъ у тебя дѣло-то труба выходитъ... Да ты грамотной-ли?
— Маленько какъ быдто не обучены, говоритъ мастеровой.
Старикъ нѣкое время не можетъ опомниться, наконецъ разражается потоками брани:
До тепла ті свѣгд близко-ль, далеко-ли Съ каждымъ шагомъ хуже, съ каждыы; -. томъ гаже... До евлданья, пѣсіти и ц <ѣты Іюня!
Здраствуй, пошлой жизни сѣренькая слякоть. Вѣрю, если осень распустила нюн.і,
Значитъ обо многимъ слѣдуетъ пшлакаті!...
С. Андреевичъ.
Елизаветградъ.
На-дняхъ нѣкто Г. въ Елизаветградѣ получилъ открытое письмо, отправленное въ сентябрѣ 1889 года. Письмо шло 60 верстъ въ те
ченіе шести лѣтъ и одиннадцати мѣсяцевъ. Почтовое управленіе, разумѣется, свободно могло не трудиться доставленіемъ этой «от
крытки», утратившей теперь всякое значеніе какъ для отправителя, такъ и для адресата, но оно сдѣлало это съ трогательной вниматель
ностью. Судя по штемпелямъ, письмо прибыло въ Елизаветградъ очень давно, но потомъ было куда то вновь заслано и гдѣ-то путе
шествовало столько времени, сколько требуется для того, чтобы обогнуть земной шаръ нѣсколько разъ, и возвратилось снова къ намъ. Особенно замѣчательно, что это было не заказное, а простая трехко
пеечная «открытка» и она-то была предметомъ почти семилѣтняго попеченія со стороны почтоваго вѣдомства, пока не достигло по назначенію.
Ну какъ не похвалить послѣ этого порядки почтоваго вѣдомства?
Курскъ.
Наши газеты почти исключительно занимаются писаніемъ всевозможнаго рода пасквилей съ благонамѣренною цѣлью «содрать» съ кого нибудь. По крайней мѣрѣ князь Мещерскій узналъ объ этомъ доподлинно и передаетъ объ этомъ какъ о фактѣ, не подлежащемъ никакому сомнѣнію.
Если это правда, то... не похвально, коллеги!