— Съ кѣмъ имѣю удовольствіе? спросилъ я.
— Нѣчто остроумное! рекомендовался онъ мнѣ.
— Завидно! отвѣтилъ я.—Что же вы тутъ дѣлаете? — Придумываю остроты!
—- Ахъ это вы авторъ куцыхъ мыслей и куцыхъ строчекъ? Вы пишете подъ рубрикой ни къ селу, ни къ городу?
— Да я! сказалъ незнакомецъ.
— Какъ вы дѣлаете чтобы больше строкъ выходило? — Раздѣляю слова на слоги?
— То есть какъ это? недоумѣвалъ я.
— Очень, просто! Напримѣръ фраза: я пошелъ домой. По вашему одна строчка! — Конечно!
— А по моему тутъ цѣлыхъ пять, стоитъ только написать эти слова веретикально: — Я!
— По!
— Шелъ! — До... — Мой!
Ну развѣ не геній ангелъ мой! Вотъ кому быть писателемъ. Предопредѣленіе да и только. ■— Ну а смыслъ?
— Это дѣло редактора, мы для этого его выписали. Онъ у насъ противоположность. Я высокій, онъ маленькій. Я пишу, онъ смысла добивается.
— Ну и находитъ?
— А это ужъ его спросите.
Мнѣ понравилась эта редакція. Бросился къ редактору въ кабинетъ. Пришелъ.
— Писать можно у васъ?
— Пожайлуста ваше превосходительство! — Ну а читать то кто будетъ?
— Если хотите большой романъ, такъ поговорите съ спеціалистомъ: далъ мнѣ адресъ. Пріѣхалъ къ нему. Просто испу
гался. Большой, толстый, голова арбузомъ. Ходитъ и поетъ изъ Корневильскихъ Колоколовъ: но почему то грустнымъ голосомъ:
Ужъ я не графъ и не маркизъ...
— Что прикажете? спрашиваетъ.—Вамъ романъ?
— Совралъ, душа моя, чтобы порадовать старичка. —Цѣлыхъ два! Онъ *аже побагровѣлъ и испугался ужъ не ударъ ли съ нимъ и бросился на Петровку за докторомъ, ко
торый газету издаетъ. Засталъ его пишетъ не то рецептъ, не то рецензію. Путаетъ страшно совѣтуетъ артисту принять касторки, а больному сыграть Отелло для испарины.
— Спасите! Нищій-богачъ умираетъ!
— Сейчасъ только кончу писать! и заскрипѣлъ перомъ. Тутъ толку не добьешься! Стоитъ на него посмотрѣть, чтобы понять гдѣ у него кризисъ. Выхожу на улицу. Бариай идетъ.
— Здравствуйте, говорю ему, ну что у васъ въ Берлинѣ? — Ничего, братъ, отвѣчаетъ, все какъ-то того... Большой оригиналъ!
—- Вы не сюда ли показываю на докторскую редакцію. Разсмѣялся. Зубы настоящіе.
— Благодарю васъ я здоровъ и зашагалъ въ пивную. Забылъ спросить о кризисѣ, но въ такомъ пальто, такой шап
кѣ и такимъ талантамъ бояться кризиса нечего. Не обидѣть бы Корша, думаю, дай зайду къ нему! Встрѣтилъ любезно. —Здравствуйте голуба моя!
— Кризиса нѣтъ? Смѣется ничего не отвѣчаетъ.
— Съ какой стати? Я Москву знаю и ловко ее занимаю.
Любезное дѣло, а лучше всего было бы если бы у меня было семь пятницъ на недѣлѣ!
— Ну это послѣ дождичка въ четвергъ! Хотѣлъ опять сѣсть -на извозчика встрѣтилъ одного знакомаго купца и отъ души пожалъ ему руку. Благородная рука эдакая!
— Благодарю васъ! вы олицетвореніе кризиса! — Эхъ, удалось бы только!
— Давно пора, давно пора! Ужъ мы кажется достаточно выросли и окрѣпли, чтобы подчиняться иностранцамъ. Они монополисты и благодаря конкурентамъ съ Англіей не даютъ возможности ни выписать хчашинъ, ни краски, чтобы не по
пасть къ нимъ въ лапы. Они что хотите устроятъ вамъ, а сами потомъ васъ же скушаютъ оставивъ только прежнія воспоминанія.
Пожалъ ему еще разъ руку и хотѣлъ опять на извозчика, какъ вдругъ ко мнѣ подходить незнакомы человѣкъй и вступилъ въ разговоръ.—Хотите испугаю?
—• Пожалуйста! говорю, а у самого мысль вдругъ ударитъ; теперь это въ модѣ. Вдругъ онъ вынулъ змѣю аршина въ три да какъ замахнется на меня. Конечно я бѣжать отъ него, забѣжалъ: опять редакція! Сколько ихъ расплодилось! Спрашиваю: гдѣ редакторъ?
— У себя въ магазинѣ часы чинитъ! — Кому?
— Одному тенору, цѣпочку—комикъ одинъ ему отдалъ почистить, а комическая старуха вставить камень въ браслетъ. По вечерамъ около театра стоитъ и продаетъ свое изданіе.
— Американецъ! говорю ему... А кризиса у васъ нѣтъ? Потупился, молчитъ. Молчаніе говорятъ старики знакъ согла
сія. Извозчикъ потащилъ меня въ театръ Скоморохъ. Зданіе громадное. Надписи нравоучительныя по стѣнамъ: Въ пальцы не сморкаться! Не драться! Актеровъ шапками не закидывать! Вышелъ ко мнѣ Бѣльскій. — Какъ дѣла?
— Ничего! Только меня въ убійствѣ невиннаго обвиняютъ. — Дмитрій Аѳанасьевичъ! Голубчикъ мой!
-— Въ «Ограбленной Почтѣ» обвиняемаго казню, а вѣсть объ его невиновности запаздываетъ. Газеты обругали!
Брань на вороту не виситъ! Пожалъ руку и въ путь. Остановился въ раздумьѣ: куда, дальше ѣхать? Традиція тре
бовала Ѣхать къ Омону. Но рано! Пошелъ пѣшкомъ, думаю не наклюнется ли что. Маститый драматургъ Невѣжинъ на встрѣчу.
— Кризисъ?
— Выше судьбы батюшка мой не будешь! Въ этому году провалъ за проваломъ. Впрочемъ Пасъ всѣхъ грѣхъ попуталъ, хотя упрекать насъ нельзя своя рука владыка!
-— А пословицу одну знаете? — Какую? спрашиваетъ.
— Въ домѣ повѣшеннаго не говорятъ о веревкѣ! Отвернулся даже не простился.
Хотѣлъ двигаться еще дальше но извозчикъ сталъ просить лошадь покормить. Приказалъ ѣхать назадъ въ редакцію. Редакторъ съ ножницами въ рукахъ встрѣтилъ радостно.
— Написали?
— Вашъ! протянулъ я ему рукопись. — Отлично! завтра пойдетъ.
— А за извозчика то заплатите?
Редакторъ поблѣднѣлъ. Даже губы у него побѣлѣли.
— Кризисъ! прошепталъ онъ,—Голубчикъ извините, передъ подпиской.
Что тутъ было, трудно тебѣ передать! Всѣ мы трое редакторъ, извозчикъ и я свились въ одинъ клубокъ. Извозчикъ оказался обладателемъ ужасно крикливаго голоса. Просто
— Нѣчто остроумное! рекомендовался онъ мнѣ.
— Завидно! отвѣтилъ я.—Что же вы тутъ дѣлаете? — Придумываю остроты!
—- Ахъ это вы авторъ куцыхъ мыслей и куцыхъ строчекъ? Вы пишете подъ рубрикой ни къ селу, ни къ городу?
— Да я! сказалъ незнакомецъ.
— Какъ вы дѣлаете чтобы больше строкъ выходило? — Раздѣляю слова на слоги?
— То есть какъ это? недоумѣвалъ я.
— Очень, просто! Напримѣръ фраза: я пошелъ домой. По вашему одна строчка! — Конечно!
— А по моему тутъ цѣлыхъ пять, стоитъ только написать эти слова веретикально: — Я!
— По!
— Шелъ! — До... — Мой!
Ну развѣ не геній ангелъ мой! Вотъ кому быть писателемъ. Предопредѣленіе да и только. ■— Ну а смыслъ?
— Это дѣло редактора, мы для этого его выписали. Онъ у насъ противоположность. Я высокій, онъ маленькій. Я пишу, онъ смысла добивается.
— Ну и находитъ?
— А это ужъ его спросите.
Мнѣ понравилась эта редакція. Бросился къ редактору въ кабинетъ. Пришелъ.
— Писать можно у васъ?
— Пожайлуста ваше превосходительство! — Ну а читать то кто будетъ?
— Если хотите большой романъ, такъ поговорите съ спеціалистомъ: далъ мнѣ адресъ. Пріѣхалъ къ нему. Просто испу
гался. Большой, толстый, голова арбузомъ. Ходитъ и поетъ изъ Корневильскихъ Колоколовъ: но почему то грустнымъ голосомъ:
Ужъ я не графъ и не маркизъ...
— Что прикажете? спрашиваетъ.—Вамъ романъ?
— Совралъ, душа моя, чтобы порадовать старичка. —Цѣлыхъ два! Онъ *аже побагровѣлъ и испугался ужъ не ударъ ли съ нимъ и бросился на Петровку за докторомъ, ко
торый газету издаетъ. Засталъ его пишетъ не то рецептъ, не то рецензію. Путаетъ страшно совѣтуетъ артисту принять касторки, а больному сыграть Отелло для испарины.
— Спасите! Нищій-богачъ умираетъ!
— Сейчасъ только кончу писать! и заскрипѣлъ перомъ. Тутъ толку не добьешься! Стоитъ на него посмотрѣть, чтобы понять гдѣ у него кризисъ. Выхожу на улицу. Бариай идетъ.
— Здравствуйте, говорю ему, ну что у васъ въ Берлинѣ? — Ничего, братъ, отвѣчаетъ, все какъ-то того... Большой оригиналъ!
—- Вы не сюда ли показываю на докторскую редакцію. Разсмѣялся. Зубы настоящіе.
— Благодарю васъ я здоровъ и зашагалъ въ пивную. Забылъ спросить о кризисѣ, но въ такомъ пальто, такой шап
кѣ и такимъ талантамъ бояться кризиса нечего. Не обидѣть бы Корша, думаю, дай зайду къ нему! Встрѣтилъ любезно. —Здравствуйте голуба моя!
— Кризиса нѣтъ? Смѣется ничего не отвѣчаетъ.
— Съ какой стати? Я Москву знаю и ловко ее занимаю.
Любезное дѣло, а лучше всего было бы если бы у меня было семь пятницъ на недѣлѣ!
— Ну это послѣ дождичка въ четвергъ! Хотѣлъ опять сѣсть -на извозчика встрѣтилъ одного знакомаго купца и отъ души пожалъ ему руку. Благородная рука эдакая!
— Благодарю васъ! вы олицетвореніе кризиса! — Эхъ, удалось бы только!
— Давно пора, давно пора! Ужъ мы кажется достаточно выросли и окрѣпли, чтобы подчиняться иностранцамъ. Они монополисты и благодаря конкурентамъ съ Англіей не даютъ возможности ни выписать хчашинъ, ни краски, чтобы не по
пасть къ нимъ въ лапы. Они что хотите устроятъ вамъ, а сами потомъ васъ же скушаютъ оставивъ только прежнія воспоминанія.
Пожалъ ему еще разъ руку и хотѣлъ опять на извозчика, какъ вдругъ ко мнѣ подходить незнакомы человѣкъй и вступилъ въ разговоръ.—Хотите испугаю?
—• Пожалуйста! говорю, а у самого мысль вдругъ ударитъ; теперь это въ модѣ. Вдругъ онъ вынулъ змѣю аршина въ три да какъ замахнется на меня. Конечно я бѣжать отъ него, забѣжалъ: опять редакція! Сколько ихъ расплодилось! Спрашиваю: гдѣ редакторъ?
— У себя въ магазинѣ часы чинитъ! — Кому?
— Одному тенору, цѣпочку—комикъ одинъ ему отдалъ почистить, а комическая старуха вставить камень въ браслетъ. По вечерамъ около театра стоитъ и продаетъ свое изданіе.
— Американецъ! говорю ему... А кризиса у васъ нѣтъ? Потупился, молчитъ. Молчаніе говорятъ старики знакъ согла
сія. Извозчикъ потащилъ меня въ театръ Скоморохъ. Зданіе громадное. Надписи нравоучительныя по стѣнамъ: Въ пальцы не сморкаться! Не драться! Актеровъ шапками не закидывать! Вышелъ ко мнѣ Бѣльскій. — Какъ дѣла?
— Ничего! Только меня въ убійствѣ невиннаго обвиняютъ. — Дмитрій Аѳанасьевичъ! Голубчикъ мой!
-— Въ «Ограбленной Почтѣ» обвиняемаго казню, а вѣсть объ его невиновности запаздываетъ. Газеты обругали!
Брань на вороту не виситъ! Пожалъ руку и въ путь. Остановился въ раздумьѣ: куда, дальше ѣхать? Традиція тре
бовала Ѣхать къ Омону. Но рано! Пошелъ пѣшкомъ, думаю не наклюнется ли что. Маститый драматургъ Невѣжинъ на встрѣчу.
— Кризисъ?
— Выше судьбы батюшка мой не будешь! Въ этому году провалъ за проваломъ. Впрочемъ Пасъ всѣхъ грѣхъ попуталъ, хотя упрекать насъ нельзя своя рука владыка!
-— А пословицу одну знаете? — Какую? спрашиваетъ.
— Въ домѣ повѣшеннаго не говорятъ о веревкѣ! Отвернулся даже не простился.
Хотѣлъ двигаться еще дальше но извозчикъ сталъ просить лошадь покормить. Приказалъ ѣхать назадъ въ редакцію. Редакторъ съ ножницами въ рукахъ встрѣтилъ радостно.
— Написали?
— Вашъ! протянулъ я ему рукопись. — Отлично! завтра пойдетъ.
— А за извозчика то заплатите?
Редакторъ поблѣднѣлъ. Даже губы у него побѣлѣли.
— Кризисъ! прошепталъ онъ,—Голубчикъ извините, передъ подпиской.
Что тутъ было, трудно тебѣ передать! Всѣ мы трое редакторъ, извозчикъ и я свились въ одинъ клубокъ. Извозчикъ оказался обладателемъ ужасно крикливаго голоса. Просто