Душеприказчикъ Сухарева. Какъ же ты смѣлъ, щучій сынъ, обезпокоитъ меня?! Ась?!..
Протестъ. А вы, дяденька, не очень кричите-съ, а то не ровен ь часъ, мои господа услышатъ и въ шею за это накостылять могутъ...
Рыбинскъ.
Кухарка. Ай, батюшки!., За что же вы меня, баринъ?!..
Дантистъ, (вывертывая ей зубъ) А за то, чтобы ты въ слѣ
дующій разъ знала какъ жечь хозяйскіе -пироги...
(Изъ разсказовъ врача уѣзднаго захолустья.)
Есть у насъ въ уѣздномъ городишкѣ К —ѣ „толстосумъ“ — лѣсопромышленникъ ІО. Кромѣ лѣсовъ, „галантереей“ еще занимается, и деньжищъ у него видимо-невидимо. Обыватели зовутъ „милліонщикомъ“ и всякій почетъ и уваженіе ему оказываютъ, а омъ, конечно, чувствуетъ это и поэтому всѣхъ безъ стѣсненія на „ты“ зоветъ.
— Я,—говоритъ,—отродясь никому „вы“ но говорилъ.
И предводителя дворянства, и уѣзднаго члена суда, и слѣдо вателя и городского судыо и пасъ, врачей, — всѣхъ „тыкаетъ“...
Выходитъ это у него, впрочемъ, довольно добродушно, а главное, человѣкъ онъ нужный и крупныя суммы на разныя „благо
творительныя учрежденія“ жертвуетъ,—ну, и спускаютъ ему это „тыканье“... Тѣ, кто чипомъ повыше, и сами, конечно, ему „ты“ говорятъ и для нѣкотораго оттѣнка, чтобы не уронить, такъ ска
зать, свое чиновное превосходство, съ этакой добродушной улыбочкой по спинѣ его похлопываютъ.
Меня сначала коробило это „амикошонство“, — ну, а потомъ ничего, - привыкъ.
Толстосумъ — старикъ лѣтъ 60 и давнымъ-давно уже болѣетъ всякими старческими недугами. Насъ, врачей, въ городишкѣ трое,— и всѣ мы его пользуемъ, получая по цѣлковому за визитъ. Испро
бовали все; всѣ самыя новѣйшія сродства надъ нимъ испытали, а толку маловато... Со старческими немощами бороться трудно, и медицина пека еще до чудесъ не додумалась.
Вотъ разъ толстосумъ призываетъ меня въ неурочный часъ. — Поѣзжай - ка,—говоритъ,—ты въ Москву и привези мнѣ на
стоящаго доктора, самаго, что ни на есть, большого изъ тамош
нихъ, — а то, по правдѣ сказать, всѣ эти наши маленькіе докторипіки мнѣ надоѣли, и всякую вѣру я въ нихъ потерялъ... Лѣчатъ, лѣчатъ, а толку ни на волосъ не видно!
— Большой докторъ,—говорю,—дорого возьметъ за пріѣздъ въ нашъ городъ.
— Плевать,—говоритъ:—двухъ тысячъ не пожалѣю, коли за цѣной дѣло станетъ! Вся суть въ томъ, было бы за что деньги отдать...
Ну, поѣхалъ я въ Москву.
Пріѣзжаю туда и являюсь къ одному изъ нашихъ медицинскихъ „генераловъ“.
— Такъ и такъ,—говорю—пріѣхалъ къ вамъ по порученію одного толстосума. Къ намъ, маленькимъ докторишкамъ, онъ всякую вѣру потерялъ и проситъ васъ къ нему пожаловать...
Разсказалъ я „генералу“ въ шуточномъ тонѣ все дѣло, описалъ ему всѣ старческіе недуги толстосума и всѣ лѣкарства перечислилъ, какими старались мы выгнать изъ него эти недуги.
Генералъ улыбнулся.
— Нѣтъ, говоритъ, не поѣду! Не имѣю ни желанія ни времени удовлетворять капризы этихъ самодуровъ. Ваше лѣченіе вполнѣ правильно, и въ данномъ случаѣ ничего другого и я не могу сдѣлать...
Вижу я, дѣло не выгораетъ, и ударился въ краснорѣчіе.
И насчетъ могущихъ ошибокъ въ діагнозѣ захолустныхъ врачей прошелся, и о силѣ вѣры въ могущество авторитета упомянулъ.
Генералъ задумался.
— Ну, говоритъ, хорошо! Только скажите вашему .толстосуму, что я менѣе, какъ за десять тысячъ рублей, въ это захолустье не поѣду. Если согласится, телеграфируйте, — такъ и быть, пріѣду.
Я поклонился, и маршъ къ другому, который только недавно
изъ ассистентовъ въ профессора выскочилъ.
Протестъ. А вы, дяденька, не очень кричите-съ, а то не ровен ь часъ, мои господа услышатъ и въ шею за это накостылять могутъ...
Рыбинскъ.
Кухарка. Ай, батюшки!., За что же вы меня, баринъ?!..
Дантистъ, (вывертывая ей зубъ) А за то, чтобы ты въ слѣ
дующій разъ знала какъ жечь хозяйскіе -пироги...
За двѣ тысячи.
(Изъ разсказовъ врача уѣзднаго захолустья.)
Есть у насъ въ уѣздномъ городишкѣ К —ѣ „толстосумъ“ — лѣсопромышленникъ ІО. Кромѣ лѣсовъ, „галантереей“ еще занимается, и деньжищъ у него видимо-невидимо. Обыватели зовутъ „милліонщикомъ“ и всякій почетъ и уваженіе ему оказываютъ, а омъ, конечно, чувствуетъ это и поэтому всѣхъ безъ стѣсненія на „ты“ зоветъ.
— Я,—говоритъ,—отродясь никому „вы“ но говорилъ.
И предводителя дворянства, и уѣзднаго члена суда, и слѣдо вателя и городского судыо и пасъ, врачей, — всѣхъ „тыкаетъ“...
Выходитъ это у него, впрочемъ, довольно добродушно, а главное, человѣкъ онъ нужный и крупныя суммы на разныя „благо
творительныя учрежденія“ жертвуетъ,—ну, и спускаютъ ему это „тыканье“... Тѣ, кто чипомъ повыше, и сами, конечно, ему „ты“ говорятъ и для нѣкотораго оттѣнка, чтобы не уронить, такъ ска
зать, свое чиновное превосходство, съ этакой добродушной улыбочкой по спинѣ его похлопываютъ.
Меня сначала коробило это „амикошонство“, — ну, а потомъ ничего, - привыкъ.
Толстосумъ — старикъ лѣтъ 60 и давнымъ-давно уже болѣетъ всякими старческими недугами. Насъ, врачей, въ городишкѣ трое,— и всѣ мы его пользуемъ, получая по цѣлковому за визитъ. Испро
бовали все; всѣ самыя новѣйшія сродства надъ нимъ испытали, а толку маловато... Со старческими немощами бороться трудно, и медицина пека еще до чудесъ не додумалась.
Вотъ разъ толстосумъ призываетъ меня въ неурочный часъ. — Поѣзжай - ка,—говоритъ,—ты въ Москву и привези мнѣ на
стоящаго доктора, самаго, что ни на есть, большого изъ тамош
нихъ, — а то, по правдѣ сказать, всѣ эти наши маленькіе докторипіки мнѣ надоѣли, и всякую вѣру я въ нихъ потерялъ... Лѣчатъ, лѣчатъ, а толку ни на волосъ не видно!
— Большой докторъ,—говорю,—дорого возьметъ за пріѣздъ въ нашъ городъ.
— Плевать,—говоритъ:—двухъ тысячъ не пожалѣю, коли за цѣной дѣло станетъ! Вся суть въ томъ, было бы за что деньги отдать...
Ну, поѣхалъ я въ Москву.
Пріѣзжаю туда и являюсь къ одному изъ нашихъ медицинскихъ „генераловъ“.
— Такъ и такъ,—говорю—пріѣхалъ къ вамъ по порученію одного толстосума. Къ намъ, маленькимъ докторишкамъ, онъ всякую вѣру потерялъ и проситъ васъ къ нему пожаловать...
Разсказалъ я „генералу“ въ шуточномъ тонѣ все дѣло, описалъ ему всѣ старческіе недуги толстосума и всѣ лѣкарства перечислилъ, какими старались мы выгнать изъ него эти недуги.
Генералъ улыбнулся.
— Нѣтъ, говоритъ, не поѣду! Не имѣю ни желанія ни времени удовлетворять капризы этихъ самодуровъ. Ваше лѣченіе вполнѣ правильно, и въ данномъ случаѣ ничего другого и я не могу сдѣлать...
Вижу я, дѣло не выгораетъ, и ударился въ краснорѣчіе.
И насчетъ могущихъ ошибокъ въ діагнозѣ захолустныхъ врачей прошелся, и о силѣ вѣры въ могущество авторитета упомянулъ.
Генералъ задумался.
— Ну, говоритъ, хорошо! Только скажите вашему .толстосуму, что я менѣе, какъ за десять тысячъ рублей, въ это захолустье не поѣду. Если согласится, телеграфируйте, — такъ и быть, пріѣду.
Я поклонился, и маршъ къ другому, который только недавно
изъ ассистентовъ въ профессора выскочилъ.