Начавшуюся бесѣду прервала компанія новыхъ визитеровъ. Егоръ Ивановичъ простился съ барышней и, съ пирогомъ въ рукахъ, зашелъ въ сосѣднюю комнату откланяться старухѣ Егоровой, хлопотавшей около пасхальнаго стола, уставленнаго всевозможными яствами.
— Что это у тебя, батюшка мой?—кивнула она Егору Ивановичу на его пирогъ. —- Такъ, ничего съ...


— Какъ ничего? Даже большое что-то. Кому его везешь, пирогъ-отъ? Именинникъ что ли есть? Да теперь какіе же пироги, теперь яйца...


— Откровенно говоря, Марѳа Сидоровна, по ошибкѣ. Я въ первый разъ но визитамъ съ праздникомъ отправляюсь, а прежде тятенька меня только по именинникамъ гонялъ. Такъ вотъ я по привычкѣ захватилъ пирогъ.
— Вѣрю, вѣрю, батюшка!—покачала головой мадамъ Егорова.—Съ этими визитами все перепутаешь. Въ прош
ломъ году мой старикъ по два, по три раза къ одному и тому же заѣзжалъ, а у нѣкоторыхъ вовсе не былъ: очу
мѣлъ съ первой закуски. На второй день его генералъ Полетовъ и не принялъ, да какъ обидѣлся-то: забирать пересталъ товаръ. А то затесался къ Копейкипымъ въ залу и кричитъ: „чтожъ органъ не заводите!“ Вообразилъ, что онъ въ ресторанѣ. Бываетъ, батюшка, дурятъ и по чище твово... Закуси чего-нибудь.


Но юноша не зналъ, куда сунуть пирогъ, поспѣшилъ распрощаться...


— Мамаша,—шепнула старухѣ торопливо вбѣжашая въ столовую барышня,—дай мнѣ губной помады.
— Да куды тебѣ столько?—удивилась Марѳа Сидоровна. Ты утромъ накрасила ротъ какъ клоунъ въ циркѣ... — Кавалеры всю слизали... губы пухнутъ...
— Послушай, ІІанкратій,—обратился Егоръ Иванычъ къ своему кучеру у крыльца,—я не знаю куда дѣвать пирогъ, а мнѣ надо вотъ сейчасъ рядомъ еще съ визи
томъ.
— Странно, почему это Птенчиковъ всегда, когда гуляетъ съ женой, идетъ слѣва?
— Кажется потому, что онъ глухъ на правое ухо.
— Домой отвеземъ.


— Что ты, что!—испугался юноша,—Тамъ меня братья просмѣютъ, процыганятъ на весь городъ; маменька зару


гаетъ за потраченные три рубля, а тятенька, пожалуй, и за волосяную расправу примется... Ты вотъ что, голубчикъ ІІанкратій, ты съѣшь его...
— Весь пирогъ то?—испугался кучеръ.
Но разглядѣвъ соблазнительныя кремовыя iippm углазированные фрукты, добавилъ:


— Пожалуй... можетъ осилю...


Обрадованный Егоръ Ивановичъ суі^ щи злополучный пирогъ и побѣжалъ въ ворота еос^щяго дома.
Когда онъ черезъ полчаса вернулся оттуда, у кучера отъ пирога ничего не осталось и только около пролетки валялись обломки картона.
— Больше я съ вами по визитамъ не поѣду,— объявилъ угрюмо ІІанкратій молодому хозяину.
— Почему же?—разсердился Егоръ Ивановичъ. — Силъ пѣтъ... бока расперло... кабы зналъ...


— Объѣлся!—догадался юноша и велѣлъ ѣхать домой. Бушменъ.


(На пасхальные мотивы.)
Праздникъ свѣтлый; все ликуетъ, Колокольный слышенъ звонъ,
И другъ друга всякъ цѣлуетъ—
„Чмокъ“, да „чмокъ“—со всѣхъ сторонъ. Дамы, юноши, дѣвицы,


Пшютъ, бѣднякъ, купецъ-„буржуй“, И по улицамъ столицы Раздается поцѣлуй!


Взглянешь въ небо, взглянешь выше: Сердце станетъ ликовать— И голубку тамъ на, крышѣ Голубь лѣзетъ цѣловать... Хорошо! Могу сознаться,
Вся тоска исчезла прочь,—
Мчусь я къ милой цѣловаться, Скрыть восторга мнѣ невмочь.


Антей.